— Продолжаем танцы! — послышался крик. Генка обмотал майку вокруг пояса.
— Ну что, это хорошая идея, — согласился Диман. — Прямо завтра вечером бери всех, я тебе выдам, что скажешь — и вперёд…
… О чём вы говорили? — Надежда плавно передвигалась влевовправо перед Генкой, не отводя глаз от его лица.
— Да так, — мальчишка сделал несколько движений из старого брэйка. — А всётаки, почему ты меня пригласила?
— По заданию партии и правительства, — отозвалась она. — Чтобы ты не зачах от половой неудовлетворённости.
— Это месть за то, что вас отослали? — не обиделся Генка и подумал, что можно сказать — у Надьки хорошие результаты по стрельбе — и взять её с собой. Но тут же выругал себя — с этого и начинается всякая фигня: место жене, место любовнице, место детишкам, место племяшкам — а дело гори огнём… нет уж! — Если ты так серьёзно относишься к выполнению заданий — погуляем после танцев? Обещаю, что буду приставать к тебе.
— А ты умеешь?
— Не буди во мне зверя.
— Не боюсь я хомячков…
Генка хмыкнул. В качестве обслуги и поварихи Любэ была тиха, предупредительна и пунктуальна. А в качестве партнёрши по танцам…
— рэгтаймом выпевал из колонок Гребенщиков:
— Ладно, пойдём, сделаем, чтоб всем тошно стало, — согласилась Любэ. — Только потом не пожалей.
— Бу спо, — отозвался Генка. — А пока давай ещё врежем… Рразойдись!!!
… Луна упала в реку, — задумчиво сказал Генка. — Я когда маленький был, то очень хотел её потрогать. Мне объяснили, что в небе она высоковысоко, не достанешь. Но донырнутьто почему нельзя — это я так думал, особенно, где мелко…
— Пробовал? — спросила Надька. Генка усмехнулся и приобнял евчонку за плечи. Они сидел над рекой на полуповаленной ветле, и обниматься тут было удобно. Генка ожидал физического или словесного отпора и приготовился, но Надька не вырывалась.
— Хочешь, сейчас сам отпустишь? — спокойно спросила она. — Ты знаешь, что я сирота? Знаешь, кем я была четыре года назад, перед тем, как меня вытащили из этого дела здешние? Порномоделью и проституткой. С девяти до десяти лет, год, после того, как мои родаки пропились дотла и продали меня одному азерботу. Меня в здешней больнице лечили почти полгода. От разного. Ну, Клир?
Продолжим знакомство?
Генка сглотнул и убрал руку. В глазах Любэ отражалась луна, делавшая их потусторонними. Слёз в этой луне не было.
— Ладно, — девчонка спрыгнула на песок. — Всё должно быть честно. Тут все про это знают, теперь и ты знаешь.
— Погоди, — Генка соскочил за ней, взял за тонкое горячее запястье. — Знают — и поэтому…
— Ты плохо о них думаешь, — криво улыбнулась девчонка. — Я сама никого не хочу. Здешние ребята очень хорошие. Зачем им связывать себя с той, которую кто только не лапал, когда ей было положено ещё в куклы играть? Я сама. Одна.
— Ты же говорила… — Генка кашлянул, — родители, братья…
— Приёмные они. Точнее — я приёмная, что непонятно? — грубо спросила девчонка. — Мы — это только то, что мы есть, не меньше, но и не больше… Пока.
Музыка гремела, казалось, совсем рядом, пульсировала в ушах. Генка подошёл к воде. Нагнулся. Поднял камень и изо всех сил швырнул его в воду:
— Блин!!! — он пнул песок. — Блин! Блин! Блин! — Генка, размахнувшись, закинул на середину реки кроссовки, крутнулся на пятке и, догнав идущую к тропинке девчонку, схватил её за плечи: — Мне по фигу, — сказал он. — Слышишь, мне по фигу, кем ты была. Мы — это только то, что мы есть, это ты точно сказала, не больше. Но и не меньше. Слушай меня! — он тряхнул Надежду, хотя она и не открывала рта. — Мне плевать. И тебе будет плевать. Потому что никто в жизни тебя не целовал вот так!..
… Мачо был мокрый, словно купался в одежде, но улыбающийся. Он бросил Генкины кроссовки на песок и спросил, садясь рядом:
— Ну и где она?
— Я её проводил, — Генка лежал на песке и улыбался в небо. — А сам сюда вернулся, полежать.
— Холодно на песке, простынешь.
— Не простыну… Спасибо за кроссы.
— Та ну шо вы… Я иду, вижу — плывут. Слазил ради интереса… Не кидать же обратно… Вот что, Ген, — Мачо оперся на локоть и наклонился к Генке. — Если ты её обманешь теперь — я тебя убью. Не фигурально выражаясь, а понастоящему. Веришь?
— Верю, — Генка рывком сел. — Я никогда ни одну девчонку не
любил. Я что и еёто люблю, не уверен. Но я её не брошу. Даже если гнать будет… — он помотал головой и признался как-то потерянно: — Я думал, что много знаю о жизни. А тут за неделю столько наслушался, что голова разрывается…
— То ли ещё будет, — сказал Мачо, раздеваясь. — Мне иногда кажется, что у меня разрывается сердце… Будешь купаться? Вода тёплая, класс!
— Пошли, — согласился Генка, стаскивая майку.
ДОМ РОДНОЙ
— Егерский способ стрельбы очень нужен именно в лесистой местности, — Генка мягко клацнул затвором «мосинки». — Садимся… — он показывал свои слова, — широко расставляем ноги, локти упираем в колени, носки ног прижимаем к земле… Смотрим в бинокли.
Сестрички Марьины и серьёзный тихий Никита Свержин, сидевшие на бревне, подняли к глазам восьмикратные бинокли. Как и их тренер, они были одеты в самодельные камуфляжи 'кикимора',на поясах — такие же лохматые сумки с самым необходимым, экспедиционные тесаки и русские ножи в камуфлированных ножнах… Генка взял с собой одну снайперку для тренировок, плюс самодельный арбалет у Никиты. Насчёт последнего Генка слегка сомневался, но мальчишка вот уже два дня без особого напряга обеспечивал всех четверых мясом. И вообще в лесу они чувствовали себя уверенней, чем сам Генка — тут скорее ему нужно было учиться… Но стрелять он умел лучше. И намного… пока.
— Видите в конце прогалины большой валун? — Генка смотрел в четырёхкратный прицел ПБ и был уверен, что ребята точно видят указанную цель. Задавать контрольный вопрос: 'Сколько тут метров?' — было бессмысленно — глазомер у здешних был молниеносный и точный, они определяли расстояния' навскидку' с точностью до метра. — Дайте до него поправки. Никита, ты.
— Четыреста пятьдесят метров, — сказал мальчишка. — Безветрие, поправка на ветер ноль. Деривация… (1) — он задумался. — Деривация четыре сантиметра, поправка одна тысячная, но это неважно, нужно просто целиться чуть левее места, в которое хочешь попасть.
— Ты это брось, — сердито сказал Генка, не отрываясь от прицела, — на три лаптя влево… Какие поправки маховиками?
— Крутить… — Никитка вздохнул. — Крутить… Нижний маховик крутить.
— Куда? — терпеливо спросил Генка.
— По часовой на один щелчок…
— Верно… — Генка пошевелил пальцем на спуске. — Видите наверху камня выступ? — и Генка спустил курок. В прицеле он увидел, как выступ брызнул белёсой крошкой. Генка дёрнул затвор, на лету поймал гильзу, подбросил её и подхватил сумкой. — Можно считать, что противник поражён между глаз… Всем принять положение для стрельбы лёжа! — скомандовал он, вся троица молниеносно выполнила команду. — Теперь ищем каждый позицию и маскируемся на ней, составляем карточку огня (2), отмечаем места, которые кажутся вам наиболее подозрительными, а я отойду и через полчасика вернусь. Тогда дальше поговорим. Саша, держи винт, — он перебросил оружие девчонке и, не оглядываясь, пошёл в кусты…
