В тяжелом ковше не тонул, а плавалРасплавленных свеч заколдованный воск,Тогда начиналась твоя забава —Лягушачьи песни и переплёск.Недобрым огнем разжигались поверья,Под мох забиваясь, шипя под золой,И песни летали, как белые перья,Как пух одуванчиков над землей!Корнила Ильич, бородатый дедко,Я помню, как в пасмурные вечераЛицо загудевшею синею сеткойТебе заволакивала мошкара.Ножовый цвет бархата, незабудки,Да в темную сырь смоляной запал, —Ходил ты к реке и играл на дудке,А я подсвистывал и подпевал.Таким ты остался. Хмурый да ярый,Еще неуступчивый в стык, на слом,Рыжеголовый, с дудкою старой,Весну проводящий сквозь бурелом.Весна проходила речонки бродом,За пестрым телком, распустив волоса.И петухи по соседним зародамСверяли простуженные голоса.Она проходила куда попалоПо метам твоим. И наугадИз рукава по воде пускалаБелых гусынь и желтых утят.Вот так радость зверью и деду!Корнила Ильич, здесь трава и плес,Давай окончим нашу беседуУ мельничных вызелененных колес.Я рядом с тобою в осоку лягуВ упор трясинному зыбуну.Со дна водяным поднялась коряга,И щука нацеливается на луну.Теперь бы время сказкой потешитьПро злую любовь, про лесную жизнь.Четыре пня, как четыре леших,Сидят у берега, подпершись.Корнила Ильич, по старой излукеКруги расходятся от пузырей,И я, распластав, словно крылья, руки,Встречаю молодость на заре.Я молодость слышу в птичьем крике,В цветенье и гаме твоих болот,В горячем броженье свежей брусники,В сосне, зашатавшейся от непогод.Крест не в крест, земля — не перина,Как звезды, осыпались светляки, —Из гроба не встанешь, и с глаз совиныхНе снимешь стертые пятаки.И лучший удел — что в забытой яме,Накрытой древнею синевой,Отыщет тебя молодыми когтямиОбугленный дуб, шелестящий листвой.Он череп развалит, он высосет соки,Чтоб снова заставить их жить и петь,Чтоб встать над тобою крутым и высоким,Корой обрастать и ветвями звенеть!1929