дома вернулся. Если не преследовать, возвращаются - у вас там ничего вкусного не осталось? Вроде, все. Да, забыл, стойбища остаются неприкрытыми, все ушли на фронт.
Племя состоит из четырех родов, юрты раскиданы между двух рек стойбищами в округе пятнадцати километров. Одну дивизию Убилая, я его Майором называл, направил окружить район стойбищ редким оцеплением, пройдя им в тыл по берегам. Естественно, только после ухода местной воинствующей интеллигенции на фронт, до этого сидеть в предгорьях, в полудне пути и, выдвинув разведчиков, держать ситуацию под наблюдением. Два резерва по тысяче, на случай попытки прорыва из кольца, и тысячу - на зачистку внутрь, чтобы население не переживало и спокойно дожидалось нас, победителей, для описи имущества.
С воинственной частью племени разобрались так. Их около тридцати тысяч. Подобрали место неподалеку от их стоянок в устье реки, впадающей в озеро. Предгорья, складок местности навалом. Пятьсот всадников из дивизии Алтана, Полковника, кстати сына какого-то очень знаменитого хана, уже давно покойного, нагло разбили там лагерь и приступили к выпасу, посылая десятки беспокоить чужие табуны. К вечеру прибыло еще пятьсот, утром еще и к середине дня на выбранное место приволоклись все тридцать тысяч героев: мешать накапливаться моим войскам, дать им по заду и совершить мощный набег на мою ставку, расположенную в полудне пути. Грозно напирали они толпой на моих ребят, загоняя их в треугольник река - озеро, мои маневрировали, но не удирали, мол, биться будем. Биться - так биться, но тут ночь подошла, спать пора, кто ночью воюет? Грамотно перекрыли моим пути отхода по берегам и спать приготовились. Утром эти две тысячи сами сдадутся. Через час с тыла по ним ударила дивизия Капитана, Чжирхо. Нет, сначала минуту их лагерь осыпали стрелами все восемнадцать тысяч, а потом с визгом десять тысяч сабель Чжирхо обрушились на лагерь. Стандартная реакция на неожиданность - спасаться, и лазейку они нашли. Мои две тысячи встали насмерть на берегу озера, а берег реки открыт - беги в предгорья. И ребята побежали прямо в лапы восьми тысячам Алтана. Обоз весь бросили. Они же без обоза воевать не ходят и мы такие же. У меня при обозе три сотни, не дай бог напорется такой же умный, как я. Это все должно было быть в темноте. Сейчас рассветет и посмотрим, чему я их там научил. Надо собрать хотя бы две тысячи наших и организовать преследование. Кто-нибудь, да убежал?
Сидим на совете, подводим итоги, пьянка второй день, никак до дела не дойти. В плен захвачено от ста до двухсот тысяч только гражданских, около пятнадцати тысяч военных. Мужская часть семьи хана перебита. Примерно десять тысяч воинов противника уничтожено стрелами, порублено в атаке, погибли при панике в давке. Около пяти тысяч разбежалось в разные стороны, никакого организованного сопротивления. Каждый думал только о своей шкуре. Среди гражданских сопротивления не было и, как результат, почти нет жертв. С нашей стороны погибло менее тысячи. Количество табунов и прочего добра не поддается быстрому подсчету. Я пытаюсь донести до этих баранов - совета, что наше племя просто удвоилось и надо не делить барыши, а наискорейшим образом ассимилировать людей в новых условиях. Пока их держат на месте прежних стоянок силами одной дивизии. Но кто бы меня слушал, эти мелкопоместные царьки, считающие за доблесть украсть чужого коня или отнять понравившуюся женщину, долго токующие об этом холодными зимними вечерами, как о величайшем событии своей жизни, цифры, о которых я говорю, просто не могут переварить. Для них это - много, очень много. Вот когда видно, что в юрте сидят дикие, неграмотные пастухи, примитивные бандиты, мародеры. Мой дядя со своим сыном отличились, нарушив мой приказ, нахватали без счету добра и через своих прислужников уже организуют его вывоз. Командир дивизии Алтан поступил аналогично и вовсю грабит воинский обоз побежденных. Оба аж багровые - не трожь, мое! Снять меня пока не успели, а Капитан и Майор оказались моими людьми. Убилай охраняет пленных, его люди всячески препятствуют мародерству, но оно все растет. Видя, что такие! люди не слушаются моих приказов, и другой народ потихоньку тянет все, до чего дотягивается. Чжирхо отобрал почти все награбленное дядюшкой Даритаем, его сынком и Алтаном. Но дальше то что, я же не могу их казнить, как обещал казнить всех мародеров и дезертиров? Вес у меня не тот. Кто ж знал, что эти уроды полезут, а за ними и половина моего войска. Кого казнить то, всех убью - один останусь? И, пока весь этот бардак продолжается, население, естественно, оказывает сопротивление при мародерских наскоках на свое добро, попытках изнасилования и похищения, видя, что часть моих воинов этому препятствует. Количество жертв с обеих сторон растет на глазах, а этим - только кумыс жрать.
И в этот момент мой братец Бельгу, снизойдя к моим призывам обсудить судьбу пленных, переживая, что я мешаю ему есть и пить, предложил решить вопрос кардинально - перебить пленных и дело с концом. Вот сука какая! Заткнул ему пасть, пообещав. что за каждого убитого сдуру пленного буду вычитать по два барана из его доли добычи. Ну и как прикажете следить за этим уродом, чтобы чего-нибудь не натворил? А остальные что, лучше?
В лагере пленных восстание. Около двадцати пяти тысяч мужчин собрались, вооружились как могли и кинулись на прорыв. Убилай не стал их удерживать, умница, мог стрелами всех выкосить, пока восставшие до предгорий доберутся. Рассчитывал, что выдохнутся, уймутся и - назад, к семьям. Ведь ни коней, ни вооружения, ни организации. Но, в течении дня, никаких положительных изменений не произошло и пришлось бросить две дивизии на прячущихся в редких деревьях и траве удальцов. Пологие склоны, трава уже достаточно высокая, но с коня спрятавшегося видно, тополя, березы, заросли кустарника. Оставлять в тылу такую массу противника нельзя, вся операция насмарку, разобьются на банды и начнут мстить, воссоединяясь с семьями. Снова в плен удалось взять около десяти тысяч. Пятнадцать погибло и пять тысяч моих пали. Сопротивлялись отчаянно, одними ножами резались, но кто бы мне говорил, что может сделать человек с одним ножом. Двадцать тысяч смельчаков полегло из числа лучших людей этого народа.
Народ, все-таки, один. И в этом народе нашлась одна сволочь, мой братец Бельгу. Он, пьяный, съездил к пленным, надо же похвалиться, покуражится, и сообщил им, что он брат хана, был на совете и его предложение - вырезать всех мужчин племени - принято советом и ханом. Вы дерьмо, а я крутой, всех вас резать будем. Я твою маму, и папу, и бабушку, и так далее. Те проверили, поспрашивали у наших - действительно, брат хана, поверили и поперли на выход. А что им оставалось делать, на морду Бельгу достаточно посмотреть. Так одна сволочь уничтожила двадцать тысяч лучших бойцов своего народа, которые должны были его защищать. Сволочь, за всю свою предыдущую жизнь убившая по одному несколько человек, подло, из-за угла или в стае. Мое появление дало ему возможность перейти из ранга рядового мясника, бычары, сразу к геноциду. Это уцелевшие пленные рассказали, один сам все слышал.
Выбил Бельгу пинком под зад из юрты совета, исключил навсегда и запретил на совете появляться. Лишил всей доли добычи. А что я еще могу? Заодно и дядю Генерала из совета исключил, благодаря его бездействию бардак получил свое развитие. Он, видите ли, мародерством был занят, некогда ему было пленных обустраивать. Я бы их всех поисключал, но тогда мне проще самому из юрты совета выйти.
Дальше вся работа с пленными и дележом добычи прошла по плану, единственное, в отличие от него, вопрос о вступлении мужской части в наше войско даже не поднимали. Мои волками на них смотрели после таких потерь, несколько лет должно пройти, прежде чем вместе в одном строю воевать будут. А, пока, побежденным оружия лучше не давать. Настроение - как в бочку с дерьмом окунулся. Похоже, с моей наукой побеждать этих дикарей один на один оставлять нельзя. Опять надо думать.
Глава 7.
Основная часть добычи ушла на расходы по обустройству пленных, особенно семей, утративших кормильца, и на компенсации семьям наших погибших и раненных. Теперь на Бельгу, нанесшего такой ущерб многим карманам, практически все смотрели зверем, он быстро собрал свои манатки и куда-то, не попрощавшись, откочевал. И правильно, скотина, целее будешь!
Не смотря на то, что в целом богаче мы не стали, народу в войске прибавилось изрядно. После наших побед к нам присоединилось много родов, хозяева которых принесли мне присягу. На их присягу можно не обращать внимания, но тысяч сорок за три дня мы сможем выставить, хотя, по-прежнему, это будет орда ордой. Вывод: буду готовить грамотных офицеров, а они уж пусть формируют свои подразделения, исходя из поставленных задач. Готовлю только лично преданных людей. Алдан, мой дядя и с десяток других - урок мне на будущее. Слава богу, пока я здесь, их умения - ничто, раздавим. Насчет грамотных занятно - письменности у них нет. Может, наш алфавит ввести, а то я нормальный приказ с вестовым не могу передать, только устно, что запомнит вестовой. Учить некому, я один не потяну, пока Цэрэну арифметику вдолбил, понял - ну не учитель я.
После победы вопрос о моих перевыборах не поднимался, как-то спокойно и естественно за время подготовки к войне я перетек в шкуру хана, и все привыкли, и вроде даже забыли, что я - это я, сумасшедший старик лекарь, обнаруженный прошлым летом в вымирающем стойбище. Похоже, всех устраивает настоящее положение дел, им так проще и спокойнее за свое будущее. Акыны Борте работают, кое-что слышал сам и вполне доволен.
В целях общей смычки населения и для поднятия своего престижа объявил всеобщий праздник и пир. Выдал для этого из своей доли почти всех баранов без согласования с Бортэ. Не знаю, как тут принято, я за хозяйством и имуществом семьи не слежу. Пусть меня побольше народу увидит и лично запомнит. Большинство богатеев жадные, от них такого не дождешься, но много ли раз бедняк в своей жизни наедался досыта? А здесь такой случай: подходи, угощайся, на меня любуйся, личность запоминай. Да и смычка населения должна сработать, на пир приглашаются все - и победители, и побежденные. Мир будем праздновать, на десятилетия - мир. За столом рядом со мной на местах жен будут сидеть две дочери хана разгромленного племени. Демонстративно роднимся, показываем всем нашим, что принятые в племя - те же люди, за одним с нами столом сидят. Тьфу, на кошме. Надеюсь, это хоть как-то снизит накал страстей после приснопамятной резни. Младшая, незамужняя, досталась мне при дележе как руководителю проекта. По этому поводу, после долгого кряхтения, обратился за разъяснениями к Бортэ, боялся какого-то взрыва в наших уже наладившихся отношениях. Самый ценный приз, как на пиру - глаз барана. И ведь не передашь никому, сочтут за неуверенность в своем праве. Глаз барана также пару раз выкинуть не удалось, пришлось давиться. Бортэ отнеслась ко всему этому философски: подержи пока не надоедят, а потом сплавь куда-нибудь, по тихому. Обещала помочь с этим сплавом, когда обращусь. Слава богу, никаких сомнений во мне, мыслей о возможном нарушении нашего соглашения, если молодой юбкой увлекусь. Ей то бояться нечего, но женщины славятся своим умением на пустом месте сделать скандал. Подержу их месяца два и потихоньку избавлюсь, отправим поближе к родне.
В первую же ночь после раздачи подарков подарок был переправлен мне в юрту. Ну что сказать, я, конечно, без женщин уже почти год. Вычтем проблемные времена, когда я об этом и подумать не мог, остается месяца четыре. Прижимает, само собой, сны по ночам снятся. Тяжеловато, и выхода из этой ситуации пока не видать. Но снятся мне женщины, женщины из моего мира, женщины Земли, а здесь... Как бы не совсем женщины. С ними можно общаться, говорить, но вот желать их... Слава богу, я до этого пока не дошел. Здесь вообще для секса условий нет. О мытье я просто не говорю, одежда не стирается и запах от меня, я подозреваю, еще тот. Я притерпелся, внимания не обращаю, все равно ничего не сделать, на пиру, как все, пальцы вытираю о халат. Почему не о волосы моих подданных или свои, как какой-то монарх в европейском средневековье, о котором я читал? Потому что волосы грязнее пальцев. А халат можно поменять на менее грязный. Но что толку думать об этих подробностях личной гигиены, если ее нет. Вот будем проезжать хвойный лес, нарву себе веточек и буду неделю, пока не пожухнет хвоя, себе зубы чистить. А в степи в зубах только травинкой или костяной иглой удается поковыряться. Некоторые, видел, ножом ковыряют. И ем я руками, потому что вилок нет, а ногами неудобно. Будет дождь или водоем - искупаюсь. Я в этом мире один раз купался в речке на другой день после последней битвы, минут пять, весна, вода холоднючая. В остальном - умываюсь два раза в день, руки, лицо, когда вода есть. Или снег. С волосами: очень удобно косички заплетать, меньше пачкаются и не такие грязные. Мне служанка Бортэ тоже заплела, ничего, нравится и лысина мне не грозит.
Как и положено, забилась бедняжка в угол: сейчас страшный старик набросится и насиловать будет. Я, пока она все это себе придумывала, спать лег. Уже
