– Господи, – не удержалась я, – да с чего вы взяли?
– А вы, дорогуша, не вмешивайтесь. Ваше место у плиты, туда и ступайте. – Старуха развернулась к Захару и, демонстративно обращаясь только к нему, выплюнула: – Я навела справки в этом ее Зажопинске – должна же я знать правду о выскочке, которая украла мужа у моей дочери, – и выяснила все про ее аферу. Она специально задумала обобрать Игоря, от которого шлюха-мать нагуляла ее чуть ли не в детском саду.
– Ну, это скорее упрек в адрес Игоря, так как совращение малолетних не слишком благовидный проступок.
– Да бросьте вы! – Розалия ничуть не смутилась. – Такие «красотки», как она уже рождаются развратными и рожают ублюдков, как котят, которых следовало бы топить в ванной.
– Зато ваша дочурка имеет такую противозачаточную внешность, что странно, что она вообще смогла забеременеть! – рявкнула Карина.
– Моя дочь – порядочная женщина, не тебе чета! – не осталась в долгу старуха.
– Ваша порядочная женщина спала и видела, как бы сбежать от своего драгоценного Игоря, – прошипела девушка.
– Это что еще…
– Прекратить разговорчики! – милиционер оборвал дискуссию и грубо втолкнул Карину в машину.
– Пойдем, – Захар потянул меня за собой, но я еще не выяснила все, что собиралась и нетерпеливо выдернула свою руку.
– Почему вы обвиняете Карину в убийстве? – задала я прямой вопрос.
Розалия Львовна злорадно сверкнула глазами:
– Я застала ее на месте преступления. Эта тварь стояла рядом с трупом, держа в руках пузырек.
– Владимира Петровича отравили?
– Ну конечно! Хитрая тварь! Она собиралась извести всю нашу семью и поплатится за это.
Старуха резко развернулась и, чеканя шаг, направилась в дом. Таня засеменила за ней следом, низко опустив голову.
– О чем говорила Карина? – спросила я Захара, стараясь не отстать от него на пути к дому отшельника. – О каком еще бегстве?
– Думаю, что ответ очевиден.
– Для кого как. Просвети меня…
– Просветить тебя может другой человек, тем более, что он уже, кажется, выписался из больницы, – перебил он, так как мы уже поднимались на крыльцо. Потрясенная, я так и не сообразила, кого он имел в виду.
Дверь была закрыта, но слышно было, как внутри дома – кажется, на втором этаже, – кто-то переговаривается и ходит по комнате.
Крылов постучал. Дверь немедленно открылась. В узкую щель просунулось бледное лицо сиделки. Нервно покосившись в мою сторону, она быстро сказала:
– Господин Крылов, их нельзя…
– Госпожа Шутова, их можно и нужно… – Поднажав, Захар отодвинул дверь вместе с вцепившейся в нее женщиной и втащил меня внутрь за собой.
Старик сидел в сумерках во главе стола очень прямо. Плотные шторы на открытом окне трепетали от ветра. В комнате было темновато. На столе почему- то горели свечи. За спиной старика располагалась огромная низкая дубовая полка с оловянной посудой. На столе перед ним был сервирован обед: суповая тарелка на полотняной салфетке, столовые приборы, фужер и графин с водой.
Несколько человек сосредоточенно занимались своей работой, не обращая никакого внимания на труп. Зато я смотрела на него во все глаза.
– Катя, что с тобой? Тебе плохо?
Голос Захара звучал в голове как будто сквозь слой ваты.
Мне потребовалось усилие, чтобы сделать то, что я сделала. С трудом ворочая языком, я выдавила:
– Это не он.
Захар обеспокоено заглянул мне в лицо:
– Ты о ком?
– Вот о нем. – Для верности я показала пальцем. – Это не тот человек! Не Сальников!
Глава 24
– Как вы можете верить постороннему человеку?!
Тело давно увезли. Опергруппа тоже уехала. Естественно, никто не принял мои слова всерьез, и больше всех возмущалась сиделка. Даже сейчас она не могла успокоиться, глядя на меня с высокомерным удивлением.
– Я знаю, что я видела, – продолжала я упираться.
– Да что вы видели?! Без году неделя в доме и туда же!
– Полегче, – предостерег Захар, заметив как я побледнела. Не знаю, чего в его взгляде было больше сочувствия или беспокойства. Похоже, он начинал склоняться к тому, что у меня разыгралась фантазия, хотя это лучше, чем если бы он считал меня сумасшедшей.
– Я утверждаю, что эта женщина никогда не встречалась с моим пациентом, – резко заявила Елена Николаевна. – Ни-ког-да! Я нахожусь при нем неотлучно, и вряд ли просмотрела бы появление такой… крупной фигуры.
– Я его видела, – упрямо сказала я, глядя в пол.
– Где? – спросила она, насмешливо приподняв бровь.
– В саду. Ночью. Вы, наверное, забыли, но в тот день, вы куда-то отлучались. Игорь Владимирович попросил меня приготовить обед для своего отца и принести сюда…
– Ну и что? Я ответственно заявляю, что мой пациент никогда не спускался вниз при посторонних.
Чего ж это она так бесится-то? – подумала я устало. – Кидается на меня, как на врага, а ведь я не хочу ничего плохого. Я хорошо помню, кого видела в тот вечер, и это уж точно был не тот человек, чей труп мы застали сегодня сидящим за столом. Но кто же это был? Если вся семья опознала в покойном Владимира Петровича, то кто расхаживал ночью по хорошо охраняемому саду в халате и домашних тапочках?
– Что вы молчите? – поторопила меня Елена. – Сказать нечего?
– Сказать есть чего, хотелось бы понять… – вздохнула я устало. – В тот день в лесу я говорила с человеком, который назвался именем вашего пациента. Понятия не имею, кто это был и как он попал сюда, но мне все это не нравится.
– Не знаю, с кем вы говорили, – передернула плечами Шутова, – но, на мой взгляд, вы все это выдумали. В конце концов, привлечь внимание мужчины – она многозначительно покосилась в сторону Крылова – можно и другим способом. Хотя… – она смерила меня презрительным взглядом, – в вашем случае набор средств явно ограничен.
Это было уже слишком. Захар молчал и не смотрел на меня. Я резко встала и быстро вышла из комнаты, а потом опрометью бросилась вон из дома. Меня оскорбили не столько слова этой цирковой лошади предпенсионного возраста, сколько равнодушие Захара. Уж он-то мог бы мне поверить. Хотя…
– Ничего не понимаю! – услышала я, едва открыв дверь, и чуть не сбила с ног Розалию Львовну с мобильником в руке, на который она смотрела, как на дохлого таракана.
– Что они сказали, мама? – Татьяна куталась в шаль, хотя градусник, несмотря на вечер, показывал почти двадцать пять градусов выше нуля.
– Они провели вскрытие…
– Оперативно, – пробормотала я тихо. Убежав из домика отшельника, я несколько часов просидела в глубине сада, обдумывая свое положение. За это время милиция наверняка успела убраться восвояси и увезти тело, но вскрытие…
– Они провели вскрытие в экстренном порядке, – словно прочитав мои мысли, повторила старуха, – и выяснилось, что Владимир Петрович не принимал яду.
– Не принимал?! – вскинула брови Татьяна. – Отчего же он умер?
– Какие-то неполадки с сердцем, – я не запомнила все, что говорил этот салдафон, – но, проще говоря, от старости.
– Бедняга! Он так боялся стареть.
– Подождите, но если смерть была естественной, то Карина не имеет к этому отношения! – воскликнула я, однако Розалия и ее дочь моего энтузиазма не поддержали.
– Как бы не так, – усмехнулась старуха, – в супе, который стоял на столе, яду было предостаточно, а в пузырьке, который держала в руках эта стерва, находился атропин в чистом виде. Скорее всего, Владимил Петрович просто не успел отведать отравы, но, застав в своем доме совершенно постороннего человека, так испугался, что… что…
– Отдал концы, – подсказала я. – Стройная версия, но отчего-то мне в нее не слишком верится. Карина не идиотка, уж сообразила бы избавиться от улик заранее, не дожидаясь вашего прихода.
– Почему вы ее защищаете? Не замечала между вами особой любви, – едко заметила Татьяна.
– Так и есть, она мне не нравится. Впрочем, это взаимно. И, тем не менее, нельзя, чтобы человек отвечал за чужие преступления. Кроме того, для преступления нужен мотив, убийце должно быть выгодно, а Карине от смерти старика ни холодно ни жарко. Вряд ли его деньги достанутся девчонке, которую он, подозреваю, и в глаза-то не видел. – Сказав это, я тут же вспомнила детали нашей встречи с человеком, который выдавал себя за Владимира Петровича и его странное предложение насчет завещания. То есть, это был совсем не Владимир Петрович… В общем, я окончательно запуталась и, торопливо пробормотав «я скоро вернусь» в сторону окаменевших от моей наглости хозяек, вновь выскочила за дверь.
Идея, неожиданно возникшая в голове, заставила меня сбежать с крыльца и даже резво проскакать вперед с десяток метров, однако тут мой порыв слегка поостыл. Куда меня понесло? Вокруг творится черт знает что, а меня не ко времени обуяла жажда справедливости. Я вдруг заметила, что на улице стало совсем темно. Вот только что еще светило солнце, а теперь небо заволокли тяжелые тучи. В наступившей тишине испуганно пискнула какая-то птаха, и все вновь затихло.
Я с сомнением оглянулась на дом. В окнах первого этажа заманчиво горел свет, но я вдруг рассердилась на себя за глупые страхи. Чего мне бояться? Кому я нужна? Ни кожи, ни рожи, ни миллионов. Однако неприятное ощущение опасности не проходило. Мне стало казаться, что кто-то следит за мной из темноты. Я изо всех сил таращила глаза и напрягала слух, но ничего подозрительного так и не заметила. По уму следовало бы вернуться в дом, дождаться утра и вернуться в свою собственную жизнь, позабыв обо всем, что здесь случилось.
Однако, уязвленная гордость требовала вендетты. Кем только меня не называли за мою жизнь: толстухой, дурой, растеряхой, но вот сумасшедшей
