Через пять минут стало понятно, что стучать бесполезно. Никто не собирался мне открывать. Я растерянно посмотрела по сторонам. Признавать поражение очень не хотелось, тем более в присутствии Захара, который презрительно следил за мной через окно.
Водитель посигналил, давая понять, что мне пора возвращаться. Ворча про себя, я покорно поплелась обратно, стараясь по возможности огибать глубокие грязные лужи, пестрящие во дворе. В тот момент, когда я с преувеличенной аккуратностью закрывала за собой покосившуюся калитку, оттягивая момент, когда нужно будет садиться в машину, у соседнего дома затормозила блестящая красная иномарка, совершенно не вязавшаяся с унылым видом улицы. На выщербленный тротуар выпорхнула яркая блондинка. На вид даме было лет пятьдесят, и выглядела она хорошо одетым манекеном. Дамочка бросила любопытный взгляд на наш автомобиль, неожиданно всплеснула руками, бросилась к нему и забарабанила в окно с той стороны, где сидел угрюмый Захар, старательно отворачивающий лицо от стекла.
Я бочком придвинулась поближе, с интересом наблюдая за этой сценой. Крылову пришлось выйти, женщина сделала отчаянную попытку повиснуть у него на шее. Этого он стерпеть не мог, так что попытка не удалась.
– Захар, дорогуша, какими судьбами? – щебетала дамочка, ничуть не смутившись.
Теперь я смогла рассмотреть ее лучше и пребывала почти в таком же замешательстве, что и Крылов, гадая, что может быть между ними общего? Ногти незнакомка красила черным лаком, зато лицо – всеми цветами радуги. Копна платиновых волос, словно сошедших с прядильной машины и слишком высокие каблуки довершали образ дешевой потаскушки, причем изрядно потрепанной. Положение не спасала даже дорогая одежда.
На Захара было жалко смотреть, но лишь до того момента, когда он увидел меня. Обрадовавшись, что есть, на ком сорвать злость, он зашипел:
– Быстро в машину!
Яркоокрашенная дамочка наконец-то заметила мое присутствие и удивленно приподняла брови:
– Ба, да ты не один?
– Как видишь.
– Да уж вижу, – презрительно усмехнулась мадам, обрадовавшись возможности ужалить «дорогушу». – Вижу, что у тебя определенно испортился вкус. Ты всегда предпочитал шлюх, но раньше они были помоложе. И постройнее.
Этого я стерпеть не могла. Одно дело быть козлом отпущения для человека, который мне хотя бы нравился, но эта мымра – совсем другое. Сама удивляясь своей смелости, я спокойно посмотрела прямо в густо наштукатуренное лицо и спросила:
– Вы сейчас себя имели в виду?
Неожиданно женщина расхохоталась и взглянула на меня почти одобрительно.
– Кажется, я понимаю, – бросила она и хотела что-то добавить, но Захар опередил ее:
– Мы здесь по делу, Илона.
– Вот как? – Илона посмотрела в ту сторону, откуда я пришла и спросила: – К Ляльке, что ли, приехал?
– К ней. Не знаешь, где она?
– Знаю, – пожала плечами женщина. – В город подалась. У нее ж дочка замуж выходит. На днях свадьба. Повезло бабе, хоть на старости лет порадуется.
– Это как бог даст, – буркнул Крылов.
– Так уже дал! Жених-то у Инки богатенький, всем на зависть. И человек культурный, не бандит какой-нибудь. Илона стрельнула глазами на Захара, но он пропустил ее колкость мимо ушей, и она продолжала: – Инка уже год назад усвистела. Девка уродилась красивая, даром что нищая, но с гонором, вбила себе в голову, что станет топ-моделью, вот и рванула.
– Где ж она денег взяла? Они ведь с матерью всю жизнь с хлеба на воду перебивались, – прищурился Захар.
– Так я ей и дала.
Крылов впервые удивился:
– Ты?!
– А что тебя удивляет?
– Да вроде это не в твоих интересах.
– С таким характером она бы все равно у обочины стоять не стала, – чуть помедлив, рассудительно ответила Илона.
– И ты решила подождать, пока девчонку жизнь обломает, – закончил за нее Крылов, не скрывая презрения, – Потому и облагодетельствовала.
– А что тут плохого? – С вызовом сказала мадам. – Много их таких через меня прошло. Только в этот раз по-другому вышло. Инку сразу в какое-то агентство взяли, она матери на радостях телеграмму прислала, чуть ли не в Париж собралась. Ну, Париж не Париж, а в журналах ее мордаха замелькала. Дошло до того, что Playboy предложил ей разоблачиться на его страницах за семьсот пятьдесят тысяч. Но эта дура отказалась! То ли и вправду скромность не позволила, то ли захотела довести цифру до круглого миллиона. А на миллион ее тушка не потянула. Больше того, обиженные редакторы ей подгадили и вскоре девчонку выкинули на улицу с волчьим билетом. Но от судьбы, видать, не уйдешь, нашла она где-то своего олигарха, теперь вот мать на свадьбу отправилась.
– И где ж ей счастье привалило? – Спросил Захар.
– А я разве не сказала?
Услышав название моего родного города, мы с Захаром переглянулись. Конечно, ничего особенного в том, что Инна отправилась именно туда, не было, но я почувствовала, как напрягся голос Захара, когда он спросил:
– А Ляля адрес не оставила, где остановится? Ну, мало ли что?
– В гостинице она поселилась. Название не знаю, а телефон она дала.
– Подскажи, пожалуйста.
– А тебе зачем? – начала было она, но, наткнувшись на его взгляд, осеклась: – Да ладно, бери, мне не жалко. И нечего на меня так смотреть. – Продолжая ворчать, Илона быстро защелкала кнопками мобильника, нашла телефон и продиктовала цифры, которые Захар записал по старинке, в маленький блокнот.
Конечно, вероятность того, что неведомая мне Ляля отправилась в город по душу Сальникова, была более чем ничтожна, но это была хоть какая-то ниточка, и мне не терпелось встретиться с женщиной, однако Крылов не спешил меня отпускать. Он почему-то вбил себе в голову, что имеет право распоряжаться моей жизнью, и я твердо решила его в этом разубедить. Положение осложнялось тем, что денег на обратный билет у меня не было.
За ужином, исчерпав все аргументы, я применила запрещенный прием, спросив напрямую:
– Эта Илона… Она сказала правду? Ну, про… про шлюх?
Я никак не ожидала такой реакции на свои слова: лицо Захара враз отяжелело, стало почти уродливым. На нем резче проступили морщины. Тем не менее, он ответил почти спокойно:
– Да.
– Но почему?
– Потому, что они честнее. Лучше трахаться с обычными шлюхами, чем лицемерить с теми, кого это может ранить.
– Но ты только и делаешь, что ранишь меня!
Он пожал плечами.
Я получила то, что заслужила и теперь заливалась краской стыда и обиды. Захар покосился на меня. Кажется, до него начало доходить, что он смутил меня, но это понимание разозлило его еще больше. И неизвестно, на кого он злился больше: на меня или на себя?
– Тебе идет румянец, – буркнул он. – Ты на самом деле симпатичная, когда забываешь о том, что у тебя что-то там не на месте.
Я промолчала.
– У тебя удивительная кожа, – продолжал он, – тонкая, гладкая и розовая. И все настоящее, живое, а не нарисованное… – Кажется, он пытался что-то мне объяснить, но я плохо понимала, что именно. – У всех моих… подружек кожа была безупречно ухоженная и вкусно пахла, но прикасаться к ней было неприятно, пальцы все время были липкими от всяких притирок и примочек, которыми девицы штукатурят свои мордашки. А к тебе все время хочется прикасаться.
Захар посмотрел на меня, даже протянул руку, но тут же стиснул ее в кулак с такой силой, что что-то хрустнуло. Тонкая вилка звякнула о край тарелки слишком громко. Крылов отвел глаза, бросив преувеличенно резко:
– Ну что, будем есть или продолжим дискуссию?
– Спасибо, я сыта, – ответила я, вставая. – По горло.
– Завтра утром мы вылетаем обратно, – сообщил он мне в спину. Я кивнула, не оборачиваясь, и аккуратно прикрыла за собой дверь.
По возвращении меня ждал сюрприз в виде трех голодных злобных гарпий, одновременно выписанных из больницы и домработницы Люси, которая, улучив момент, прояснила мне обстановку, включая и собственное возвращение. Последнее объяснялось довольно просто – тройной оплатой Люськиного труда, так как дамы решительно не желали заботиться о себе самостоятельно, а я, как на грех, оказалась вне пределов досягаемости, так как, думая, что успею вернуться вовремя, не стала никого предупреждать о том, куда направляюсь. Услышав цифру предполагаемого гонорара, Люська даже ломаться не стала и вновь взялась за швабру.
Остальные события вызывали некоторое недоумение.
Выяснилось, что похороны Сальникова младшего откладываются на неопределенное время, так как тело пока не выдают, зато послезавтра намечается празднование юбилея Сальникова старшего, которому исполняется девяносто лет. Об этой дате в суматохе благополучно забыли, но старый отшельник не только освежил любимым родственникам память, но и потребовал организовать торжество по всем правилам: с подарками, угощением и праздничным тортом.
Гости также ожидались, но общаться с ними предполагалось самим домочадцам: даже в такой день дед не планировал покидать свою благоустроенную келью. Подозреваю, что и сами гости интересовали выжившего из ума эгоиста только с точки зрения подношений, которые они могли ему преподнести. Жадность в этом семействе была наследственной.
От этой новости меня слегка покоробило: как-никак старик только что потерял единственного сына. Впрочем, я уже начинала привыкать к тому, что в этой семейке каждый думает только о себе, а ненависть является взаимной и всеобъемлющей.
