крупных операций для английской действующей армии».
Такая фраза для Селиго, возможно, и не казалась «важной», но для фюрера она имела исключительное значение.
Сообщения из французских и английских источников совпадали с этим выводом Селиго. Эти обе страны имели эффективные боевые средства, которые можно было использовать против Германии: у французов — наземные силы, у англичан — на море и в воздухе. Однако все, что теперь имело значение для Гитлера, заключалось в совпадающих подтверждениях из Лондона и Парижа, что пока ни Чемберлен, ни Даладье не собирались использовать свои силы в войне на двух фронтах для Германии, то есть когда равновесие сил нарушалось в пользу союзников в связи с операциями Германии против Польши.
Неизвестно, какое из донесений (а их было в это время множество, и все в одном и том же духе) привело Гитлера к решению. Однако все они говорили об одном и том же: если он нанесет удар по Польше, с Запада не последует вторжения, хотя там всегда были реальные силы и возможности для его осуществления. Это был риск, и риск огромный. Вскоре после возвращения фон Тротта Гитлер определил два параллельных направления для действий. Он приказал активизировать деятельность по восстановлению отношений с Советским Союзом, чтобы не допустить вмешательства с Востока, а также внес важные изменения в свои планы огранизации нападения на Польшу, чтобы избежать вмешательства со стороны западных держав в самый последний момент.
Эти его указания нашли свое отражение в дальнейшей детализации «плана Вейс», который был подготовлен Кейтелем для командующих войсками. В нем указывался предварительный график-расписание наступления, хотя и не указывалось фактическое время нападения. Однако важность этого документа, датированного 22 июня 1939 года, заключалась в новых «указаниях» фюрера. Изменив свою тактику, он больше не стремился запугивать англичан и французов открытой демонстрацией своих намерений, как перед Мюнхеном. Он решил успокаивать их до последнего, когда для них будет слишком поздно изменить свои решения и прийти на помощь полякам, вынудив Германию к войне на два фронта или, что еще хуже, напав на незащищенный тыл Германии в то время, когда вермахт будет занят операциями в Польше. Для Гитлера это было бы кошмаром. Поэтому Гитлер считал важным избегать любых действий, которые могли бы вызвать преждевременную тревогу у западных союзников.
Гитлер дал также указания не предпринимать никаких действий, которые могли бы вызвать тревогу среди немецкого населения; призыв резервистов надлежало тщательно маскировать; предпринимателям и другим гражданским администраторам разъяснять, что призыв резервистов осуществляется исключительно для проведения осенних маневров. Он также указал, что «предложенное высшим командованием армии высвобождение в середине июля помещений госпиталей в прифронтовых районах должно быть отсрочено в целях сохранения секретности». Эта мера, безусловно, вызвала бы беспокойство населения и не осталась бы не замеченной разведкой западных союзников.
Для Гитлера это были дни решений. Он определил порядок нанесения молниеносного удара по Польше и меры военной изоляции Польши от ее западных союзников. Он также пришел к выводу, что в конечном счете война с Англией неизбежна. Польша явится первой ступенью на пути обеспечения успеха в более серьезной борьбе с англичанами, говорил он своим генералам 23 мая, а это потребует полной реорганизации экономики Германии и программы вооружений.
Спустя день после утверждения Кейтелем графика-расписания на польскую операцию, 23 июня, на специальное заседание собрался совет обороны рейха. Председательствовал Геринг; присутствовали многие гражданские и военные руководители рейха. Геринг сообщил им, что нависла непосредственная угроза войны и это потребует тотальной мобилизации всех сил и ресурсов страны. Предстоит призвать в вооруженные силы 7 млн. человек; недостаток в рабочей силе на военных предприятиях и в сельском хозяйстве намечалось восполнить за счет переброски рабочей силы из Чехословакии и концентрационных лагерей. В итоге данного заседания наиболее отчетливо обнаружились неэффективность и недостатки военной экономики Германии и ее программы вооружения. Принятые на заседании совета обороны рейха решения не давали никакого немедленного эффекта, кроме общего расстройства экономики в период ее перевода в состояние тотальной экономической мобилизации.
Все это давало еще больше оснований Гитлеру настаивать на своей концепции блицкрига. Подлинная сущность этой концепции подробно рассмотрена в недавних исследованиях Алана С. Милуорда, в его анализе состояния немецкой экономики того времени. В свое время ошибочно полагали, утверждает Милуорд, что блицкриг означал просто военную тактику нанесения быстрого всесокрушительного удара с позиции силы. Блицкриг был как стратегическим, так и тактическим средством осуществления замысла. Он давал немцам возможность максимального использования своей более высокой подготовленности к войне, «начинавшейся неожиданно и завершающейся быстрой победой»; это было средством избежать тотальной экономической мобилизации.
Однако концепция «молниеносной войны» прежде всего была направлена на предотвращение возможных комбинаций мощных сил, противостоящих Германии в одно и то же время. Это означало, что успешное нападение может быть осуществлено сравнительно небольшими силами при условии, что планирование будет достаточно гибким, чтобы «молниеносность» приспосабливать к нуждам операций против каждого противника в отдельности.
Концепция блицкрига была эффективной против слабого, не подозревающего, запуганного противника, не способного оказать упорное сопротивление. Она сработала при захвате Австрии и Чехословакии. Ожидалось, что она сработает и против Польши. Гитлер надеялся, что психологически она сработает и против Англии и Франции; и в ограниченном смысле она действительно сработала. Она удержала их в стороне во время войны в Польше, но не спасла от войны. Именно такой маневр и осуществил Гитлер, приказав Герингу созвать совет обороны рейха на свое июньское совещание. Его в спешном порядке собрали еще раз, спустя месяц, когда стала очевидной вся неподготовленность Западного вала.
К середине лета Гитлер, таким образом, решился осуществить нападение на Польшу, несмотря на трудности немецкой экономики, неподготовленность обороны западных рубежей Германии и неспособность своих вооруженных сил вести войну на два фронта. Гитлер знал, на какой риск идет, знал и о тех преимуществах, которые он создавал для Чемберлена и Даладье. Но знали ли они о тех возможностях, которые оказывались в пределах их досягаемости? В дальнейшем мы это увидим.
После довольно негативных выводов, изложенных в своем заключении от 4 мая, англо-французский штаб вновь встретился в июне, чтобы рассмотреть обстановку в свете происходящих событий, особенно в связи с переговорами с польским военным министром в Париже и переговорами английской и французской миссий в Варшаве. Повестка дня этого летнего заседания не отражала ни малейшего намека подозрений ни относительно тех решений, которые Гитлер принял в мае, ни в связи с теми тщательными приготовлениями к нападению на Польшу, которые шли полным ходом. И если разведка донесла об этих фактах в Лондон (а надо полагать, что она донесла), тогда такая информация или была направлена не по адресу и ею пренебрегли, затеряли или ее не оценили должным образом. Эти два факта не сказались на характере совещаний представителей штабов Англии и Франции в июне. Штабы все еще были поглощены вопросами, вытекавшими из провозглашения гарантий Польше. В осторожной форме они допускали, что польский конфликт мог бы иметь определенное преимущество для западных держав. Если немцы сначала нападут на Польшу, «как считает наиболее вероятным комитет начальников штабов Великобритании», то это даст Англии и Франции больше времени для завершения приготовлений и может серьезно ослабить ударную мощь Германии. Однако штабы были уверены, что в конечном счете Польша будет разбита, если Германия не будет принуждена вести боевые действия одновременно и на Западе, ослабив тем самым давление на поляков.
Казалось, на что-либо подобное нет надежд. Генерал Гамелен, излагая французскую точку зрения, придерживался мнения, что главный удар следует нацеливать против итальянцев; наступление против сильно укрепленной линии Зигфрида потребовало бы длительных приготовлений и не могло быть предпринято в спешке; самое большее, что можно обещать предпринять на фронте против Германии, — это некоторые ограниченные наступательные действия с целью прощупывания обороны противника, которые вряд ли нарушат ритм немецкого наступления на Востоке. Этот вывод был далее подкреплен подтверждением более раннего решения объединенного штаба ВВС о том, чтобы ограничить действия союзной авиации ударами по «военным объектам в самом узком значении этого слова». Заседание закончилось принятием трех предложений, которые были представлены французскому и английскому правительствам:
1. Судьба Польши будет зависеть от конечного исхода войны, а это в свою очередь — от нашей способности нанести конечное поражение Германии, а не от нашей способности облегчить давление на Польшу в самом начале войны.
2. Чем дольше Италия останется нейтральной, тем лучше для союзников, даже если это будет благожелательным по отношению к Германии.
3. Это требует отказа от единственных контрнаступательных мер со стороны союзников, которые предполагались на ранних стадиях войны, не говоря уже об экономическом давлении.
Штабы также рассмотрели альтернативную гипотезу, что немцы могут в первую очередь напасть на Францию. Они считали это маловероятным, однако случись это, тогда немцам пришлось бы сохранить на Востоке около 30–35 дивизий, а это опять-таки было бы для Запада побочным преимуществом, вытекающим из польских гарантий. Однако результат этого дальнейшего раунда переговоров опять оказался негативным в отношении немедленных действий или даже планов этих действий. Рекомендация, что союзники должны выиграть войну, как можно было предполагать, вряд ли была необходима; однако в контексте с гарантиями Польше она решила судьбу этой страны.
Если в англо-французском штабе к этой гарантии относились довольно беспечно, то в Берлине отношение к ней было гораздо серьезнее. Гарантии сильно беспокоили немцев. Гитлер пересмотрел все свои планы на будущее. С учетом этого английского заявления он был вынужден, как мы увидели, все военное и экономическое планирование, строившееся исключительно на требованиях стратегии «молниеносной» войны, переключить на планирование с учетом требований как молниеносной, так и длительной войны — комбинация, в конце концов оказавшаяся непреодолимой для экономики Германии.
Однако Гитлер все еще верил, что его твердость вынудит англичан и французов отступить; что, если даже они будут стоять на своем в отношении гарантий Польше, они не выполнят своего обещания и не помешают осуществлению его планов, а изменившиеся условия предоставят ему новые возможности избежать длительной войны. Политика Гитлера, направленная, таким образом, на срыв английских гарантий, была наиболее эффективно и, очевидно, непроизвольно поддержана противниками Гитлера в самой Германии.
Мы видели, какое впечатление произвела миссия фон Тротта на его английских друзей, а также впечатление, которое должен был вызвать его доклад у Гитлера. Как мы знаем, Тротт поехал в Англию по настоянию генерального штаба и противников политики Гитлера и с одобрения шефа личного кабинета Риббентропа фон Хевеля. В пределах недели после возвращения фон Тротта и после того, как в Берлине ознакомились с его докладом, 15 июня в Лондон выехал другой частный немецкий эмиссар. Доктор Эрих Кордт был старшим сотрудником министерства иностранных дел Германии, а его брат занимал важное положение в немецком посольстве в Лондоне. Он прибыл, чтобы встретиться с Робертом Ванситтартом, представлявшим политическую оппозицию той группировке, с которой встречался фон Тротт в Кливдене; однако конечными целями были те же Галифакс и Чемберлен. Он выехал по предложению фон Вейцзекера, проницательного, хотя и недооцениваемого, руководителя министерства иностранных дел Германии, мастера притворства и обмана, до сих пор отводившего все попытки выяснить его фактические взгляды и цели, которых он добивался. Фон Вейцзекер в своих довольно бесцветных мемуарах становится почти красноречивым, когда начинает описывать очевидные цели этой миссии, хотя прямо имя Кордта и не упоминая: «Я должен был дать англичанам ясно понять, что своим обещанием оказать полякам помощь они выдали им открытый чек. Тем самым они дали безответственным иностранцам право развязать войну». Вейцзекер, с одной стороны, хотел предостеречь поляков, а с другой — убедить Гитлера, что англичане не запугивают его, а имеют в виду то, что
