ДВОРЕЦКИЙ
СОЧИН, станционный смотритель
МАРФА, его жена
СТЕПАН и ПОРФИРИЙ, исправники
ПАВЕЛ ИГНАТЬЕВИЧ, управляющий имением Елизаветы Петровны Берг
ПЕТУШКОВ, управляющий имением Северских
ДАНИЛА, дядька Тучина и Угарова
КШИШТОФ, слуга Шулявского
ПЕТРУХА, денщик генерала Веригина
ОТЕЦ АЛЕКСЕЙ, священник
А. С. Пушкин. 'Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года', 'Песнь о вещем Олеге', 'Евгений Онегин'.
А. Чужбинский. 'Очерки прошлого. Город Смуров' (по книге Е. В. Лаврентьевой 'Светский этикет пушкинской эпохи').
А. А. Дмитриев. Статья в 'Историческом вестнике' № 10 за 1901 г. (по книге Е. В. Лаврентьевой 'Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Приметы и суеверия').
Использованы сведения из энциклопедий 'Быт пушкинского Петербурга' и 'Россiя', а также книг следующих авторов:
М. И. Пыляев, Ю. М. Лотман, Е. В. Лаврентьева, Ю. А. Федосюк, Я. А. Гордин, М. А. Гордин, А. М. Гордин, Е. А. Погосян, И. А. Бартенев, В. Н. Батажкова, Дж. Ребора, И. Пленк, С. А. Громов, Е. Д. Юхнева, Т. Б. Забозлаева, М. О. Мельцин, Л. Е. Шепелев и многих других.
Пролог
Поверх одежды Тоннер надел длинную, до пят рубашку наподобие ночной – из грубого холста, всю в ржавых пятнах. Затем из потертого саквояжа Илья Андреевич вытащил кожаный фартук. Подобные Денис видел у мясников в Риме. (Как-то его другу Саше Тучину вздумалось нарисовать картину 'Утро на бойне', и они пошли на этюды. От увиденного Денис долго болел душой. Да и Сашка после пары часов среди окровавленных туш к замыслу охладел.)
– Помогите-ка завязать, – доктор нацепил на шею фартук и повернулся к Денису спиной. Пока Угаров крутил узел, Тоннер надел длинные, по локоть, кожаные перчатки. – Многие мои коллеги работают без перчаток, но это небезопасно. Мертвое тело содержит множество токсинов, способных через порезы и ссадины на руках попасть в организм секциониста, – обстоятельно пояснил доктор. Он достал из саквояжа также лицевую повязку с четырьмя тесемочками, но, покрутив в руке, положил обратно. – Труп свежий. Гниение только началось. Обойдусь!
Вскрытие решили провести на поляне в парке, при естественном свете. Доктор раскрыл несессер. Обычно путешественники возят в таких предметы дорожного туалета. У Ильи Андреевича он был заполнен заботливо прикрепленными к стенкам скальпелями, хирургическими крючками, пинцетами, иглами. Кроме медицинских инструментов, там имелись две английские пилы, большая и маленькая, долото, молоток, пять пар ножниц различной формы и множество прочих предметов, названий которых Денис не знал.
Местный доктор, Антон Глазьев, заглянув в несессер, присвистнул:
– Всегда с таким грузом путешествуете, Илья Андреевич?
– Я, кажется, упоминал, что ездил по казенным делам, – пояснил Тоннер. – Ну-с, начнем!
Пока шли приготовления, Денис старался не смотреть на покойную. Он впервые столкнулся так близко со смертью. Отец умер, когда Дениска был совсем мал, а потом Бог миловал! Все родные и близкие пока были живы-здоровы. Все же он заставил себя повернуть голову. Прикрытое простыней тело лежало на принесенном с кухни длинном столе. Переводчик Терлецкий взялся за края материи. Еще миг – сдернет.
Урядник Киросиров предпринял последнюю попытку отменить вскрытие:
– Угорели! Без всяких сомнений! Все угорают! А над телом, так сказать, нельзя надругаться!
На его призыв никто не обратил внимания, все споры по сему предмету были позади. Терлецкий откинул простыню.
– Денис Кондратович, – обратился Тоннер к Угарову. – Начинайте записывать. Диктовать буду медленно, чтоб успевали.
Молодой человек сел за маленький стол. Слава Богу, можно с чистой совестью углубиться в писанину и не смотреть на покойницу.
– Сей судебно-медицинский протокол составлен второго дня месяца сентября одна тысяча восемьсот двадцать девятого года в усадьбе Носовка Н-ского уезда Смоленской губернии.
Далее Тоннер назвал имя, фамилию, возраст покойной, поименовал членов комиссии, причем Угарова обозначил писцом, американца Рооса – понятым, а доктора Глазьева – своим помощником.
– …решение о вскрытии принял урядник Киросиров!
Тот аж задохнулся от этакой наглости:
– В таком случае немедленно прекратить!
Тоннер, не меняя тона, поправил:
– Вместо урядника пишите: 'Офицер Третьего отделения Терлецкий'.
Денис удивился. Вот бы не подумал, что высокий увалень в этаком ведомстве служит!
– Я чин не полицейский. Боюсь, требуемого распоряжения отдать не могу, – выразил опасение Федор Максимович. – Может, вызовем кого из уезда?
– Подозреваемый мною яд быстро разлагается в организме. Пока ждем – упустим время.
Тоннер быстро осмотрел одежду покойной.
– Крови, следов ожогов или ударов на ночной рубашке не обнаружено. Чтоб не возиться, с вашего позволения, одеяние разрежу.
Денис только было решился взглянуть на труп, как Тоннер снова начал диктовать:
– За исключением синюшного цвета, ничего примечательного в кожных покровах умершей нет.
– Истинную причину смерти надеюсь найти в желудке, – сообщил далее Илья Андреевич, – поэтому вскрывать головную и грудную полости надобности не вижу. Начну сразу с брюшной.
Тоннер взял скальпель.
– Антон Альбертович, – обратился он к Глазьеву, – просьба к вам. Поясняйте смысл моих манипуляций присутствующим.
– Постараюсь, – как-то неуверенно сказал местный доктор.
'Бояться надо не мертвых, бояться надо живых', – вспомнил маменькины слова Денис. На самом деле его всегда интересовало: что там, внутри человека? Собрал волю в кулак, встал и решительно подошел к длинному столу.
Первый разрез Тоннер сделал по центральной белой полоске, хорошо заметной на животе умершей. Скальпель чиркнул от окончания грудной кости до самого лобка. Пупок доктор рассекать не стал, а обошел острием, чуть левее. Угаров ожидал, что из живота хлынет поток крови, но ошибся – только на скальпеле появилась темно-бордовая полоска. Второй разрез, горизонтальный, тоже не затронул пупок, лезвие прошло чуть ниже.
Денис взглянул на Тоннера. Ничего общего с мясниками. Они делают свою работу буднично, мурлычут песни под нос, весело пересмеиваются, будто не убиенное существо потрошат, а сапоги тачают. Скорее доктор похож на скульптора. Уверенные, точные движения и максимальная сосредоточенность: одно
