– Предпочитаю быть честным и откровенным, – Тейсман намеренно употребил слова, только что использованные гражданином Председателем, – поскольку попытки вести себя иначе могут вызвать непонимание, а на данный момент никто из нас не может себе этого позволить.
– Верно, гражданин адмирал. Совершенно верно! – согласился Сен-Жюст и прощально помахал рукой.
Тейсман вышел в приемную. Новая секретарша гражданина Председателя с любопытством подняла на него глаза, но тут же уткнулась в свои документы. Гражданин адмирал перевел дыхание, после чего пересек приемную и вышел в холл.
«О да, гражданин Председатель! – продолжал он про себя. – Откровенный и честный – вовсе не значит преданный и лояльный. Но я всем сердцем надеюсь, что ты не поймешь этого, пока не будет слишком поздно».
По пути к лифту и боту, который должен был доставить его к находящемуся на орбите флагману, Тейсман мысленно обратился к Хавьеру Жискару и Лестеру Турвилю.
«Я сделал все, что мог, – сказал он им. – Ради бога, постарайтесь остаться в живых как можно дольше. Очень скоро вы оба окажетесь до зарезу нужны дома… и вовсе не затем, о чем думает Сен-Жюст».
Глава 41
Хэмиш Александер стоял на флагманском мостике «Бенджамина Великого», сцепив руки за спиной, и по мере своих скромных сил пытался избавиться от ощущения богоподобного могущества.
На данный момент голосфера мостика представляла собой астрографическую схему участка между звездой Тревора и системой Ловат. Системы, подчиненные хевам, по-прежнему усеивали этот сектор болезненно-красной сыпью, но за последнее время произошли определенные изменения, к которым и присматривался, задумчиво изогнув губы, адмирал Александер.
Ловат находился довольно близко от центра сферы Народной Республики, всего в сорока девяти световых годах от столичной системы. Это был не завоеванный мир: планету заселили колонисты-хевениты. После убийства Гарриса местное правительство одним из первых объявило о безоговорочной поддержке Комитета. Как важный индустриальный центр Ловат представлял собой ценную добычу, однако находился так далеко от границ, что до недавнего времени никто даже не задумывался о возможности захвата системы.
Но времена менялись, и в последние годы стратеги Альянса и Республики стали рассматривать систему как возможную опорную точку перед броском на Новый Париж. Ловат всегда был неплохо укреплен, а теперь и вовсе ощетинился оборонительными сооружениями, почти не уступавшими по мощности тем, что защищали столицу. Местный оборонительный флот насчитывал несколько эскадр кораблей стены.
Представляя собой внушительную крепость, Ловат в течение одиннадцати лет войны казался столь безнадежно удаленным от линии фронта, что некоторые офицеры Альянса шутили: слава богу, что изобретен пролонг, с ним есть хоть какие-то шансы дожить до падения Ловата.
А сейчас на голосфере перед Александером в россыпь красных звезд Республики вклинивался мощный зеленый конус, основа которого покоилась на системах Сун-Ят к северо-западу и Велладей к юго-востоку, а вершиной была Текила. Острие конуса указывало на Ловат с расстояния всего в 3,75 светового года.
Обдумывая кампанию, которую он провел, чтобы достичь этой точки, граф Белой Гавани вынужден был признать, что она несопоставима даже с захватом звезды Тревора. Успех стал возможным лишь благодаря новым типам кораблей, от которых он когда-то с пренебрежением отмахнулся. Но он учился на своих ошибках и признавал чужие достоинства. И достоинства Хонор Харрингтон (тут его губы изогнулись в едва заметной потаенной улыбке), и Элис Трумэн, чьи ЛАК-крылья придали операции «Лютик» неизмеримое изящество и блеск.
«С хевами покончено, – думал он, изумляясь этой мысли. – Покончено. Новой технике, которую наши люди с каждым днем осваивают все лучше, они могут противопоставить только молитвы».
Мысли его постоянно возвращались к этой лихорадочной, яростной, стремительной серии операций, которая привела его в эту точку. Базируясь на техническом и тактическом превосходстве Альянса, он решил использовать оперативную концепцию, предложенную Трумэн и Харрингтон для операции «Лютик», и разделил Восьмой флот на автономные оперативные группы, поставив перед каждой определенную задачу. Главной ударной силой являлась группа 8.1, костяк которой составляли корабли класса «Харрингтон/Медуза». Эта оперативная группа двигалась напролом, сметая с пути оборонительные комплексы одной системы за другой ракетными атаками, на которые хевы просто не могли ответить. В то же самое время более легкие оперативные группы, в составе двух или трех носителей ЛАК и одного-двух супердредноутов, рассредоточились вокруг главной оси наступления, истребляя системные пикеты. ЛАКи обрушивались на врага как снег на голову, но даже в тех случаях, когда хевы успевали заметить их до нанесения удара, они неизменно выполняли задачу. Отчасти оттого, что операции были безупречно спланированы, но также благодаря умению, отваге и дерзости экипажей.
Легкие группы несли более серьезные потери, чем группа 8.1. Однако при всей их горечи потери были несопоставимы с теми жертвами, которые повлекло бы за собой наступление обычными средствами.
Граф хорошо понимал, что при всем своем техническом превосходстве он пошел на огромный риск, продвигаясь вперед с такой быстротой и неистовством, Капарелли и Объединенное командование Альянса совершали невозможное, отыскивая и перебрасывая «лишние» корабли традиционных классов для прикрытия флангов и тыла Александера. Чем глубже проникал флот Альянса в пространство Республики, тем отчаяннее сопротивлялись хевы. Они уже знали, что прямое столкновение с Восьмым флотом оборачивается для них немедленной гибелью, и избрали тактику фланговых налетов и перехвата кораблей снабжения. Кораблей новых классов было слишком мало, и все они были задействованы в наступлении, так что Народный флот атаковал прикрывавшие фланги и тыл корабли традиционных дизайнов. Правда, и эти «обычные» корабли имели прекрасное оснащение и боекомплект подвесок с ракетами «Призрачного всадника». Хевы несли колоссальные потери, однако Альянс – чисто математически – не имел возможности обеспечить гарнизонами и пикетами все захваченные системы. Восьмой флот обращал в космическую пыль защитные сооружения, орбитальную инфраструктуру и уходил дальше. Альянсу не хватало сухопутных сил даже на то, чтобы принять формальную капитуляцию населенных систем, сквозь которые пронеслась эта огненная буря. Александер рвался вперед, оставляя за спиной опустошенные и бессильные вражеские планеты. Да, их можно было использовать как опорные базы для рейдов по тылам и своего рода партизанских операций, но этим граф был вправе пренебречь. Ни на что другое эти системы уже не годились, а присоединение их к Альянсу следовало осуществлять неторопливо и аккуратно. Не сейчас.
То была самая буйная, неистовая военная кампания, какую только можно вообразить. Кампания, дарившая опьяняющее ощущение всемогущества, и граф, зная, что склонен к самонадеянности, не раз усилием воли давил чрезмерный энтузиазм. Его постоянно подмывало раздробить флот на более мелкие
