западному богословию, вообще отрицал возможность познания Бога) Палама утверждал реальность молитвенного созерцания. Исходя из догмата о Фаворском свете Преображения, он разработал положение о нетварных энергиях, которые может воспринимать человек (см. также обсуждение в главах 13,14). При этом Палама использовал такое толкование 'божественного мрака' Дионисия Ареопагита: 'Бог выше не только знания, но и непознаваемости', хотя 'если виденье выше отрицанья, то слово, толкующее это виденье, остается ниже отрицательного восхождения' (Григорий Палама, Триады, 1.3.4).
Переход на определенном этапе от рационального знания к мистике был характерен для многих теологов. Главный труд Фомы Аквинского 'Сумма теологии' остался незаконченным из-за резкой смены интересов после личного мистического озарения, происшедшего незадолго перед его смертью.
Дни моего писания закончились; ибо такое было открыто мне, что все, что я написал и чему учил, представилось мне ничего не значащим, поэтому я уповаю на Бога моего в том, что, равно как пришел конец моему учению, так и жизни моей наступит конец (цит. по Дж. Кэмпбеллу).
Отношение к научному познанию Григория Паламы видно из следующих слов:
Поэтому мы не мешали бы обучаться внешней науке желающим их тех, кто не избрал монашеской жизни, но всю жизнь заниматься ею никоим образом не советуем никому, а ожидать от нее каких-либо точных познаний о божественных предметах и вовсе запрещаем, потому что от нее нельзя научиться ничему надежному о Боге (Триады 1.1.12).
В качестве другого авторитетного примера (по-видимому, более убедительного для современных научных работников) может быть упомянут Блез Паскаль (1623-1662). Сделав ряд крупных открытий в математике и физике, он обратился к религиозной философии и мистике. Осознав ограниченность философии и 'научного' метода, Паскаль отверг новый европейский рационализм и стал предшественником современных иррационалистических философских систем, провозглашающих приоритет существования перед сущностью (экзистенциализм).
Вопреки всякому догматизму, мы бессильны доказать, что обладаем истиной, и, с другой стороны, никакой пирронизм [т.е. скептицизм] не в силах у нас этого оспорить. Мы ожидаем истины, а находим в себе одно сомнение. Ищем счастья, а встречаем лишь горе и смерть. Мы не в состоянии не желать истины и счастья, но не способны ни к верному знанию, ни к счастью. Это желание оставлено нам столько в наказание, сколько и для того, чтобы дать нам почувствовать, с какой высоты мы пали (Мысли, М., 1994, с.119).
Мистические озарения играли большую роль также в деятельности других основоположников науки Нового времени (см. главу 4). Вообще, вопреки расхожему мнению, на достаточно глубоком уровне внутреннее понимание и внешнее знание могут быть скорее дополнительными, а не взаимоисключающими:
Когда философ и суфий встретились, Авиценна сказал: То, что я знаю, он видит.
Абу Саид заметил: То, что я вижу, он знает (Салик Хамзави).
Соотношение научного и религиозного познания с более современной точки зрения демонстрирует следующий отрывок.
Но то, что повествуют о приключениях своей души эти религиозные люди, продолжал он, и к горечи этих слов примешались объективность и восхищение,это написано порой с силой и беспощадной убедительностью стендалевского анализа. Впрочем, - уточнил он, - лишь до тех пор, пока они излагают феномены и не выражают своего мнения, ложного из-за их убежденности в том, что они избраны Богом узреть Его непосредственно. Ибо с этого момента они уже, конечно, не рассказывают нам своих трудноописуемых ощущений, не признающих ни существительных, ни глаголов, а говорят фразами с подлежащими и дополнениями, потому что верят в свою душу и в Бога как в два дверных косяка, между которыми откроется чудо... Ужасно жаль, что у исследователей, занимающихcя точными науками, не бывает видений! - заключил он свой длинный ответ.
- А по-твоему, они могли бы у них быть? - спровоцировала его Агата.
Ульрих промедлил одно мгновение. Потом ответил так, словно открывал ей свою веру:
- Не знаю. Может быть, со мной это могло бы случиться (Р. Музиль, Человек без свойств).
6. Законы природы и религиозный Закон
Но кто вникнет в закон совершенный, закон свободы, и пребудет в нем, тот, будучи не слушателем забывчивым, но исполнителем дела, блажен будет в своем действии (Иакова 1:25).
В основе всего современного мировоззрения лежит иллюзия, будто бы так называемые законы природы суть объяснения природных явлений (Л.Витгенштейн, Логико-философский трактат, 6.371).
Закон ученый открывает
Другой приходит - отменяет
А тот хватает пистолет
И гада в сердце убивает
Поскольку вот - закона нет
Кроме страсти человечьей
И милосердия
(Д.А. Пригов)
- Для начала ты бы мог просветить меня, как тебе удалось освободиться от закона тяготения.
- Слушай же секрет, Маскалл. Все законы - женские. Истинный мужчина вне закона - за пределами закона (Д.Линдсей, Путешествие к Арктуру).
Современная наука основана на предположении, что существует относительно небольшое число фундаментальных законов природы, каждый из которых применим в огромном числе конкретных случаев. Впервые такая идея была реализована в 'Математических началах натуральной философии' И. Ньютона. Им были сформулированы 'три закона Ньютона' (из которых первые два в действительности были известны ранее и применялись к рассмотрению конкретных проблем Галилеем, Гуком, Гюйгенсом и другими) и закон всемирного тяготения. Однако величайшее значение 'Математических начал...' состоит в разработке общего метода, который позволил выводить из этих законов огромное число ранее известных, а также новых фактов и закономерностей. В частности, Ньютону удалось математически обосновать законы движения планет, открытые ранее Кеплером в результате обработки данных астрономических наблюдений (подробнее см., напр., В. И. Арнольд, 'Гюйгенс и Барроу, Ньютон и Гук', М., Наука, 1989, а также главу 4). Тем самым Ньютон сформулировал идеал для западной науки: все огромное многообразие явлений природы должно объясняться на основе ряда фундаментальных математически формулируемых положений. Сами эти положения менялись в ходе развития науки.
В конце XIX века чисто механическую ньютоновскую картину мира сменила электромагнитная теория Максвелла, а в список основных законов природы добавилась система четырех 'уравнений Максвелла'. В XX веке ньютоновская механика и теория тяготения были заменены в области физики макромира более фундаментальной физической теорией - общей теорией относительности Эйнштейна. Для описания свойств микрообъектов понадобилась квантовая механика со своими законами - уравнение Шредингера в нерелятивистской квантовой механике, уравнение Дирака, описывающее электрон с учетом эффектов теории относительности, принцип тождественности микрочастиц и связанный с ним принцип запрета Паули и т.д. Ряд законов, ранее казавшихся фундаментальными (начала термодинамики), удалось вывести из законов классической и квантовой механики (основополагающие идеи здесь были высказаны в конце XIX века австрийским физиком Л. Больцманом и американцем У. Гиббсом). Были открыты новые виды взаимодействий микрочастиц и соответствующие законы, сформулирована (и частично выполнена) программа построения 'единой теории поля', на повестке дня стоит объединение квантовой физики и общей теории относительности, однако сам подход не менялся.
Целью стремлений ряда поколений ученых после Ньютона был список, по возможности короткий, самых-самых главных законов - нечто вроде Моисеевых Десяти Заповедей для природы. Правда, более или менее успешно эту программу удавалось реализовать только в области физики. Законы химии (скажем, Периодическая таблица Менделеева, представления о валентности) действуют скорее как тенденции; во всяком случае, количественная точность их предсказаний несопоставима с точностью, с которой работают физические законы, например, закон сохранения заряда (точность 10[-20]) или принцип эквивалентности инертной и гравитационной массы (точность выше 10[-12]). Разумеется, сказанное относится не ко всем законам физики. Английский математик Р. Пенроуз в 'Новом разуме императора' выделяет класс 'великолепных' (superb) физических теорий, законы которых и имеют такую высокую точность. Это - евклидова геометрия (как физическая теория, описывающая свойства реального пространства), классическая механика (применимая для
