– Они демоны? – спросил Ферб.
– Не знаю, – сказал Тильт, задыхаясь. Он отвык бегать. Каждый прыжок отдавался болью в кости голени. – Они – ожившие камни. Можешь называть их как угодно.
– Холемы, – уважительно сказал Ферб. – Кажется, я где-то слышал о подобных созданиях. Они называются холемами.
– А как назвать тебя?
– Ну, это просто. Я – мертвяк.
Они добежали до места, где несколько мгновений назад произошла короткая схватка. Холемов здесь уже не было. Растерзанные тела тралланов громоздились друг на друге. Кровь была всюду – на полу, на стенах, на потолке. И странно и жутко смотрелись оторванные руки с оружием, уложенные рядком возле стены. Тильт и раньше замечал, что Угол и Кремень любят порядок – но не на такой же манер!
Однако Ферба уложенные конечности, кажется, весьма позабавили. Он знакомо хмыкнул, отбросил ножку стола и, оценив представленный выбор оружия, поднял тяжелую саблю с чашеобразной гардой.
– А как можно одолеть твоих холемов, почтенный мастер? – спросил он. – Пушка их возьмет?
– Не знаю, – честно ответил Тильт.
– Эх, нам бы в банду таких воинов – и мы беды не знали б.
Тильт промолчал. Ему сделалось страшно, когда он представил, что мог бы натворить недобрый человек, получи он в распоряжение подобное могущество.
Так, может, правы были боги, прокляв безымянного мастера?
И не грозит ли такое же проклятие ему, Тильту?…
Они осторожно перебрались через вырванную из стены искореженную решетку. Здесь тоже лежали тела, два или три – понять было непросто. По скользким от крови ступеням Тильт и Ферб поднялись в просторную пещеру, где на полу горело масло из опрокинутых светильников, а под потолком в сизом чаду кружились летучие мыши, тихие, словно призраки. Высокие ворота были сорваны с петель; две створки походили на дощатый мост.
Мост, перекинутый к свободе.
Тильт ступил на них, видя впереди высокую бездонную черноту с крошками звезд. И покачнулся от внезапной слабости.
– Эй, чернильная душа, – поймал его под руку Ферб. – Ты чего это?
– Не знаю… – выдохнул Тильт. – Голова закружилась. И какое-то все сделалось… ненастоящее… Будто во сне…
– А может, это и есть сон? Ну, конечно! Только во сне такое возможно: ходячий мертвец, каменные холемы. Сейчас вот взмахнем руками и полетим, как эти мыши.
– Как птицы, – сказал Тильт.
– Ну или как птицы.
Где-то далеко зазвенел надрывно тревожный набат. В два голоса ухнули пушки, разбудив отозвавшиеся эхом невидимые скалы.
Тильт и Ферб вышли на улицу. И остановились.
Позади них высилась неприступная отвесная скала. Справа черно блестело тихое озеро. Слева за обрывом, далеко внизу, шумел, ворочаясь, прибой. Отсюда, с этой небольшой скальной площадки, была только одна дорога. Она вела вниз – туда, где надрывался набат, где загорались круглые окна приземистых тралланских жилиш, где мелькали факелы, лязгала оружейная сталь и мутно поблескивали доспехи.
– Там целая армия, – сказал Ферб. – И кое-кто из них, кажется, поднимается сюда.
Прогудев оперением, пролетел над их головами серый росчерк, нырнул в пещеру. Длинная стрела вонзилась в лежащие ворота, затрепетала.
– Стреляют, – обеспокоенно заметил Ферб.
Еще одна стрела прилетела снизу. На этот раз лучник не промахнулся. Разбойник Ферб удивленно уставился на торчащее из груди древко, тронул его пальцем, хмыкнул:
– Надо же! Совсем не больно.
Черная тень метнулась к ним от кустов, и вскинувшийся Ферб, оттолкнув Тильта, коротко взмахнул саблей. Раздался сочный звук, будто перезревшая тыква лопнула, – тень, хрипя, осела на землю. Нападавший не умер сразу. Пачкая камни темной кровью, выдирая из трещин пучки жесткой травы, он пополз к Тильту. В движениях его виделось что-то нечеловеческое и жалкое. Казалось, это раздавленный ящер пытается сползти с дороги.
– Не надо, – остановил Тильт поднявшего саблю Ферба.
– Почтенный мастер… – прошипел раненый. – Наконец-то встретился… Жаль, не успел убить… А хотел… хотел… занять твое место…
Нож, формой похожий на тополиный лист, вывернулся из слабеющих пальцев и тихо звякнул о камни.
– Далька? – Тильт опустился на колени перед умирающим. – Далька из Детровиц? Это ты?
– Почему они выбрали тебя… Почему… Я лучше… лучше… лучше…
Лицо Дальки покрывали многочисленные шрамы. В проколотой щеке блестела проволока. Губа была надрезана – и это еще больше усиливало сходство с рептилией.
– Опять хочешь сбежать?… Не выйдет… Ищешь Книгу? Не найдешь… Ее здесь нет! Нет! Я-то видел ее. Я видел, а ты нет! И никогда не увидишь… Потому что я лучше. Лучше!…
– Так это твой друг? – спросил Ферб.
– Да, – ответил Тильт и поднялся. – Это он.
Из зева пещеры, неуклюже поворачиваясь, выступил Кругляш.
– Я здесь, мастер, – объявил он, жадно глядя на колышущееся внизу живое зарево.
– Иди вниз, к своим братьям, – велел ему Тильт.
– А что насчет нас? – спросил Ферб. – Я-то, кажется, не боюсь ни стрел, ни клинков.
– Я тоже, – рассеянно проронил Тильт. – Но это сейчас неважно. Мы сделали все дела, и нам пора уходить.
– Постой… А как же Книга?
– Забудь о ней.
– Но… – Ферб развел руками. – Как это – «забудь»?… И куда ты собрался идти? Вниз? Прямо на клинки тралланов? Не лучше ли спрятаться и подождать, пока твои холемы тут ни одной живой души не оставят?
– Нет, – качнул головой Тильт. – Я слишком долго ждал. – Он сделал шаг влево – к пропасти.
– Эй-эй! – схватил его Ферб. – Ты чего это задумал, почтенный мастер? Опомнись!
– Пора домой, – тихо сказал Тильт, глядя в звездное небо. – Крепче держись за меня, почтенный разбойник. Но не мешай мне.
– Ну как же?! Ты хоть объясни толком, чего удумал! Они стояли на самом краю обрыва. Внизу на острых
камнях плескался прибой.
– Просто держись, – прошептал Тильт и шагнул вперед.
Вниз.
Ветер упруго ударил им в лица. Свежий ветер, пахнущий морем и свободой.
Тильт закричал и раскинул руки. Будто паруса, хлопнули широкие рукава – и обернулись огромными белыми крыльями.
Тильт взмахнул ими.
И воздух подкинул его.
Вверх.
– Это сон! – прокричал цепляющийся за него Ферб.
– И мы – словно птицы! – откликнулся Тильт.
ГАЙ. ИЗБАВЛЕНИЕ
Нелегко дались Гаю строки, составленные из букв «Заповеди Имма». Трижды он портил бумагу и начинал работу заново. Его не ругали и не корили за допущенные ошибки – и это несколько его успокаивало. Он вспотел от усердия; он забыл о наставленных на него копьях и недавнем кровопускании. Низко склонив голову, прикусив кончик языка, он тщательно выписывал буквы, на которые указывал обритый маскаланец. Лишь иногда Гай отрывался от письма и обводил мутным взглядом заполнившуюся светящимся чадом залу.
– Пиши, почтенный мастер, – тут же напоминал о деле одноглазый надсмотрщик. – Пиши скорей, утро вот-вот соберется…
И Гай макал перо в чернильницу. И вновь склонялся над бумажным листом, отчего-то чувствуя великую ответственность за каждый выводимый значок, будто не буквы это были, а жизни человеческие, будто не слова он выписывал, а людские судьбы.
– Пиши, почтенный мастер… Пиши…
Потом появилось странное ощущение, будто он – это не он, Гай из Ан-Бранта, а некто другой. Мнилось, будто пером водит чужая рука. И мысли в голове были какие-то необычные, непонятные, точно бы подслушанные. И обретенное наитие подсказывало, что конец работы совсем близок. Что одна только строчка осталась.
