трех девиц. Я был впечатлен успехами этого Казановы. Во время рассказа он кокетливо подмигивал, использовал множество непристойных жестов и все время улыбался, демонстрируя великолепные, ослепительно белые зубы.
Я спросил, не боится ли он подхватить болезни, передающиеся половым путем. Он ответил, что бояться нечего, так как у него есть специальный амулет-оберег, сделанный колдуном.
Куасси-Куасси показал мне этот талисман: к его лодыжке была привязана кожаным ремешком небольшая трубочка.
– А... Как бы это сказать... Ты никогда не пробовал презервативы?
– Что?
– Ну, презы?..
– А, ты об этом, – ответил он мне. – Это магия белых, и она действует только для белых. А мы – черные и пользуемся магией для черных, на нас она лучше действует. Колдун говорит, что любой желающий может, конечно, попробовать магию белых и сравнить, но каждый раз при этом усмехается. Это – для тех, кто боится и хочет использовать сразу обе магии. Вообще-то, у нас тут есть один през: кто-то из белых оставил. Его используют те, кому приспичит попробовать магию белых.
– Только один? – удивленно спросил я.
– Да, им все и пользуются. Его каждый раз моют и передают «тому, кто верит в сверхъестественное так же, как белые».
– Значит, ты никогда не использовал презерватив?
– Как же, пробовал, но считаю этот способ очень непрактичным. – Он расхохотался. – Кроме того, в нем ничего не чувствуешь. Да и девчонка тоже не захотела. Он заявила, что не станет продолжать, если у меня на члене будет этот резиновый носок!
Теперь он стал смеяться над найденным сравнением.
– А если ты подцепишь какую-нибудь болезнь и твой амулет на лодыжке не поможет?
– Ну тогда пойду к колдуну и скажу ему: не работает! И он специально для меня изменит текст заклинания. Там, внутри, магический текст, написанный от руки и скрученный в крошечную трубочку. Иногда его приходится немного конкретизировать, чтобы он заработал.
Я кивнул, но отверг предложение относительно «девушки, печатающей на пишущей машинке».
На следующий день Куасси-Куасси отлучился, чтобы принять участие в охоте на людей-газелей.
Я спросил, о чем идет речь, и профессор Филипп Лебрен объяснил мне, что племя, в чьей деревне мы находились, называет себя людьми-львами. Они охотятся на людей-газелей и едят их.
– Люди-газели – это члены соседнего племени?
– Совершенно верно. И они считают это обычной, естественной охотой, подобно тому как в природе лев охотится на настоящих газелей.
– А что об этом думают люди-газели?
Профессор Лебрен погладил бородку. Издалека доносились птичьи крики.
– Им и в голову не пришло бы просить помощи у Amnesty International[66] . Для них вполне нормально быть объектом охоты. Это древняя традиция. Если они попадаются, то жалеют только о том... что не бежали достаточно быстро.
– Ты шутишь?
– На самом деле люди-львы охотятся только для того, чтобы достать добычу для религиозной церемонии. У них сейчас что-то вроде Пасхи, только вместо агнца они едят... человека-газель.
– Но это же... каннибализм!
– Зачем такие громкие слова? Нужно приспособиться к местным взглядам на мир, а не судить их согласно нашей книжной морали. Сам увидишь – когда только оказываешься здесь, многое смущает, но в конце концов начинаешь видеть разницу. У членов нашего племени – у людей-львов – челюсти более квадратной формы, заостренные клыки, маленькие круглые уши и лукавый взгляд исподтишка, как у кошачьих. А у жителей соседней деревни вытянутое лицо, более продолговатые уши, они выглядят более мирно и постоянно жуют какую-то траву, как жвачные животные.
– Послушай, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
Профессор Лебрен посмотрел с нашего деревянного балкона на баобабы. Наполеон, его мангуст, бросился в погоню за маленьким грызуном. Оба животных перешли на стремительный галоп, стуча коготками по сухой земле.
– Знаешь, когда живешь так далеко от цивилизации, нельзя рассуждать, как в Париже. Законы здесь устанавливает колдун, он решает все. Ты уже знаешь, как местные обитатели верят в истории о духах, привидениях и колдовстве. Они все свое свободное время посвящают улаживанию дел в этой сфере.
Сверкнула молния, окрестный лес содрогнулся от грома, хлынул ливень.
– С помощью амулетов?
– Да, и талисманов-оберегов. Здесь все связано с магией. Охота на людей-газелей составляет часть местных религиозных верований. Впрочем... вероятно, они поймают не более одной жертвы.
Я тоже вышел на балкон, чтобы полюбоваться на дождь, который барабанил по широким листьям.
– Они действительно станут есть этого человека-газель?
– Они употребят его в пищу не для того, чтобы насытиться. Люди-львы съедят его согласно своему священному ритуалу. Они начинают облаву с большой сетью и кастрюлями для шума. Поймают того, кто бегает медленнее остальных, приведут к себе и убьют в соответствии с древними обычаями. Это великая церемония. Каждому жителю деревни полагается строго определенный кусок тела жертвы. По словам моего боя, наиболее желанная часть – это печень, затем съедают почки, губы, глаза, уши, язык... Мышцы рук или ног отдают собакам.
– Я тебе не верю. Ты смеешься надо мной.
Профессор Лебрен все так же невозмутимо разглядывал горизонт.
– Я никогда не присутствовал на этих церемониях. Белым это запрещено. Но как-то в местной газете я наткнулся на заметку об одном судебном процессе. Женщина жаловалась на то, что не получила куска человека-газели, соответствующего ее положению в племени. В конце статьи – я это хорошо помню! – журналист писал: «Боюсь, что французы отнесутся к нам как к дикарям, потому что мы едим тех, кого они считают людьми. Как сложно объяснить им очевидное! Но мы же знаем, что они едят пищу, которая вызывает у нас такое же отвращение, как наша у них, например лягушек или улиток. Мы не осуждаем их обычаи, пусть и они не осуждают наши!» А вместо вывода было написано: «С колониализмом покончено!»
Ученый пожал плечами, давая понять, что ничего нельзя изменить.
– А они никогда не пытались съесть белых? – спросил я, продолжая разговор.
Наполеон и маленький грызун промчались в другую сторону.
Профессор Лебрен поморщился:
– Кажется, они находят нас то слишком пресными, то горькими на вкус. Мой бой сказал мне, что от белых им становится по-настоящему нехорошо. Так, будто они ели тухлятину.
Несмотря на все услышанное, меня по-прежнему одолевали сомнения.
Ночью я услышал вдалеке отрывистый рокот тамтамов. Я встал, поднял противомоскитную сетку и вышел на балкон нашего дома, расположенного на ветвях огромного дерева. Я различил слабый отблеск пламени, издалека доносилось пение. В этот вечер жители нашей деревни явно что-то праздновали.
Когда на следующий день я спросил Куасси-Куасси, правда ли, что они ели человека-газель, он взглянул на меня с удрученным видом и воскликнул:
– Ах, проклятие! Надо было принести тебе кусочек. Вы же всегда все хотите попробовать, да? Вы говорите, чтобы «не сдохнуть идиотом», правильно? – Увидев, что я расстроен, и явно желая подбодрить меня, он добавил: – Не переживай так, ничего особенного! Просто жареное мясо, похоже на свинину на вертеле. Почти тот же вкус. Хочешь, я посмотрю, не осталось ли чего для тебя?
Я отказался и увидел в глазах Куасси-Куасси, что он разочарован отсутствием у меня интереса к местным традициям.
И вот наконец настал великий день.
Температура воздуха поднялась выше обычного, и слуги заметили колонну бродячих муравьев, появившихся из чрева земли после нескольких месяцев спячки.
