человеку. Заправленные очищенным керосином самолеты повсюду распространяли токсичный дым, прожигавший дыры в облаках...
Казалось, он напряженно вглядывается в меня своими голубыми глазами.
– Раньше почтовые ящики ломились от рекламных проспектов. Бумагу расходовали не глядя. Пластик расходовали не считая. Целые леса изводили на рамки для картин или одноразовые платки. Воздух, вода, почва – люди загрязнили все ради удовлетворения своих мелких желаний. Мало кто сознавал, что творит.
Президент умолк, словно предоставляя мне возможность обдумать услышанное.
– Говорят, вы ехали на мотоцикле, с сигарой и пистолетом. На «Харлей – Дэвидсон», насколько я знаю. На любимом мотоцикле «Ангелов Ада». Понимаете ли вы, что они были нашими врагами – врагами вашего отца и моими? Худшими из всех. Это они убили его под Альбукерке. Пулей из огнестрельного оружия в спину. Загрязнять окружающую среду свойственно трусливым, подлым и равнодушным душонкам. А ваш отец был замечательным человеком. Хоть это вы понимаете?
– Да, – ответил я.
Он покачал головой и вздохнул:
– Временами я спрашиваю себя, не напрасно ли все, что я делаю. Ведь стремление получить удовольствие немедленно всегда будет сильнее голоса совести. Людей не останавливает даже страх, что их собственным детям нечем будет дышать.
– Нет, то, что вы делаете, важно.
– И это говорите мне вы? Судя по всему, отпрыски правителей нефтедобывающих стран готовят серию покушений с целью вернуть себе удовольствие ездить на машинах с бензиновым двигателем. Мне едва-едва удалось помешать лишь одному из таких планов. И вот теперь вы...
– Я очень сожалею, – прошептал я.
Он вновь покачал головой, а его слепые глаза по-прежнему смотрели куда-то вдаль. Даже его лицо больше не было обращено ко мне.
– Как президент ООН, я постараюсь сделать все, что в моих силах.
Он грустно улыбнулся и протянул руку в мою сторону.
Не зная толком, как поступить, я пожал ее, но он ожидал от меня вовсе не этого. В конце концов я понял, что он хочет дотронуться до моего лица.
– Там, на мотоцикле... вы узнали, что такое скорость, не так ли?
– Это было совершенно опьяняющее чувство...
– Вам казалось, что сама смерть вам не страшна?
– Мне казалось, что я... летел.
Президент снова кивнул, на этот раз с пониманием:
– Скоро весь мир узнает это чувство. Завтра я торжественно объявлю о появлении нового вида транспорта. О катапульте. Надеюсь, легкое опьянение от пользования им сможет сравниться с головокружением, возникающим от быстрой езды на мотоцикле.
– Я в этом уверен, – ответил я.
Он провел рукой по моему лицу, будто желая составить представление о моем облике. Затем сделал знак ассистентке, чтобы та вывела его из камеры.
Казнь через повешение проходила в уютном сквере во дворе моего дома. Лучи утреннего солнца заливали окрестности.
Посмотреть на церемонию собралась целая толпа: полицейские из ПБЗ, зеваки и несколько знакомых лиц.
В первом ряду стояла моя мать. Низкая, тщедушная фигурка в черной куртке. Каждый раз, когда она пыталась взглянуть на меня, ее лицо искажалось от горя. Справа от нее стояла Элизабет, проявлявшая гораздо больше эмоций.
Кто-то раздвинул толпу, чтобы подойти поближе ко мне. Это была Сабрина Альварес. Она явилась без отца, зато с братом, Джоном, пресловутым директором департамента КНМ. На ней были черная блузка и юбка с разрезом, открывавшая ее потрясающие ноги и самый кончик хвоста дракона. Ее лицо было закрыто вуалью, и она рыдала так, будто была моей вдовой, а ведь когда мы расстались в прошлый раз, она была совершенно довольна происходящим. Теперь я понял, почему ей так легко удалось обвести меня вокруг пальца.
Ничего не скажешь, актрисы обладают огромным талантом в подобных делах.
Ну что ж, по крайней мере, моя смерть поможет уничтожить мотоцикл, загрязняющий окружающую среду.
Я вновь подумал о том захватывающем ощущении, которое испытал сидя в седле «харлея», когда разогнался до 220 километров в час.
Итак, вот, значит, какое чувство лежит в основе процесса, поставившего наш мир на грань уничтожения.
Полицейский из ПБЗ подтолкнул меня к дереву, которому предстояло стать моей виселицей. Я взглянул на пеньковый канат. Претензий к его качеству возникнуть не могло. Кто-то даже нанизал на него кожаное колечко, чтобы конец веревки не растрепался. Славная работа.
На скользящий узел только что уселся воробей с привязанным к лапке смс-сообщением. Но у меня руки связаны за спиной, как же я его прочитаю...
«
Офицер ПБЗ перечислял предъявленные мне обвинения. Я слушал его вполуха.
...использование машины с двигателем внутреннего сгорания... курение сигары... использование оружия на основе пороха... употребление в пищу трупа быка... безответственное и эгоистичное поведение... бесчестье семьи... опозорил память своего отца, героя борьбы против загрязнения окружающей среды...
Я почувствовал, что устал. Когда же все это кончится?
В завершение офицер назвал меня человеком, недостойным того, чтобы жить. Мерзавцем. Лжецом. Скотиной. Предателем дела ПБЗ, членом которой я был когда-то. Позором ОЮЗП, старавшихся дать мне элементарное представление об экологии. Помехой для окружающих. Воплощением загрязнения природы.
Он напомнил о семи законах о защите окружающей среды в масштабах планеты, о тяжести моих преступлений, о том, что я попрал все эти установления. Это заняло много времени. Слишком много.
Я разглядывал воробья с эсэмэской, который ждал меня.
Затем начались приготовления к казни.
Я должен был подняться по приставной лестнице. За мной по пятам следовал палач, который продел мою голову в петлю и поправил скользящий узел. Воробей вспорхнул, но тут же снова уселся на ветку рядом со мной.
Специально назначенный офицер повесил мне на шею позорную табличку, на которой крупными красными буквами было написано: «ЗАГРЯЗНИТЕЛЬ».
Несколько зевак, пришедших полюбоваться на зрелище, принялись свистеть и выкрикивать оскорбления.
Палач убедился, что все в порядке, и сделал знак офицеру.
«
Время, которое до сих пор вяло текло где-то рядом, тут же превратилось в жестокое настоящее. Канат, сдирающий кожу на шее. Опрокидывающаяся табуретка. Ноги, судорожно бьющиеся в воздухе. А затем я перестал дергаться и начал задыхаться. Горло горело, как при тяжелой ангине. Я надеялся, что казнь окажется быстрой и безболезненной, но мучениям пока не было конца.
Маленький воробей смотрел на меня, удивленный тем, что я не распечатываю сообщение, привязанное к его лапке.
Когда язык вывалился у меня изо рта, птичка подлетела поближе, словно собираясь попробовать этот розовый фрукт.
