прочего… Понимаешь ли, это то же самое, что вынуть из человека сердце. Не бывает расположения и дружбы с тем, кто обманул и предал, как это сделал ты. Ведь я любила тебя. А ты, отлично это зная, продолжаешь предлагать мне огрызки и объедки. Расположение и дружба!.. — Джения рассмеялась. — Подумать только! Тебе объяснить, куда засунуть это дерьмо, или ты угадаешь сам?
— В задницу, — закончил Нарелин, отводя глаза. — Ну что ж… Ты ведь не простишь? Что бы я ни сказал, что бы ни сделал — всё бесполезно. Ты пришла не договариваться, а наслаждаться местью, так?
— Нет, не так, — почти ласково ответила Джения. Так говорят матери с несмышлёными детьми, подумалось Нарелину. — Нельзя наслаждаться потерей. Но я должна это сделать, понимаешь? Должна. Ты разочаровал меня сейчас, Нарелин. Неужели ты приписываешь мне настолько простые вещи, как месть? Очень глупо.
— Ничего я тебе не приписываю, Джения. — Говорить становилось всё труднее, в горле вставал ком. — Знаешь, мне так странно слышать твои признания. Я разучился. Тем более сейчас, ты ведь должна понимать, что мои мысли не о тебе.
— Я понимаю. — Джения снова присела рядом с ним, провела рукой по одеялу. — Но у тебя нет выбора. Хочешь пить? Наверно, ты устал, да?
— Я не устал, — проговорил Лин. — Просто в голове мутится. Да, я хочу пить, но ведь, наверное, нельзя. Я даже не знаю, что с моим телом.
— С телом? У тебя перебит позвоночник, практически нет печени, отказали почки. Прости, я не врач и подробностей не знаю. Мало что от тебя осталось, в общем. Но какое это теперь имеет значение? Я сейчас принесу воды.
— С твоей точки зрения, никакого… Да, принеси, если не трудно.
Джения вышла и вскоре вернулась, неся пластиковый стакан с водой. Пил Нарелин долго, глотать оказалось трудно, и только под конец осознал, что вода имела какой-то слабый незнакомый привкус. Джения терпеливо ждала, пока он отдыхал между глотками, потом поставила опустевший стаканчик на выступ в стене подле кровати и снова села на стул.
— С моей точки зрения, Нарелин, дело обстоит так, что скоро точка зрения тебе не понадобится, — рассудительно произнесла она. — Вернее, у тебя её просто не будет.
— Вопрос, Джени. Если я нужен вам мёртвым, зачем эти несколько дней отсрочки? Зачем вы лечите меня? Отключите систему — и всё закончится, наверное, не пройдёт и часа…
— Быстрее, какой там час. А зачем, я пока что не решила. Считай, что это мой каприз.
— Чем ты меня напоила?
— Что-то не так? — удивлённо вскинула брови Джения. — Ах, бедняжка. Совсем забыла сказать. Когда я наливала воду, в стаканчик случайно попали две капсулы сильного рвотного. Так что тебе придётся немного потерпеть. До прихода врача. Которого могу вызвать только я. Но я забыла, как же его вызывают.
Джения лукаво улыбнулась и картинно дёрнула плечиком.
Почему-то Нарелин не удивился. Ни раздражения, ни злости, только лёгкая досада. Ну что ж, прекрасная перспектива — захлебнуться в собственной рвоте или, если хватит сил подняться, заблевать всё кругом. Господи, ну что ты за ребёнок, Джения!
— Чего ты хочешь? — спросил он.
Джения не ответила. Она перенесла стул к стене и села, положив ногу на ногу. Всё с той же ласковой улыбкой посмотрела на Нарелина. Вытащила из сумочки тонкую золотистую сигарету, прикурила. Она ждала. Просто ждала.
— Я даже не знаю, что тебе нужно, — проговорил Нарелин. — Зачем ты издеваешься?
Джения задумчиво курила, иногда стряхивая пепел прямо на пол.
— Джени, — выговорил Лин, с трудом подавив первый спазм, — будет некрасиво…
— Может быть, я извращенка и мечтала об этом всю жизнь, — невозмутимо ответила она. — Я спала и видела, как тебя тошнит. Теперь получила возможность поглядеть на этот процесс своими глазами.
Подступала дурнота. Нарелин силился повернуть голову набок.
— Дура ты, Джени. Мелочишься. Зачем рвотное? Надо было сразу слабительное. Ввести через систему, вот это было бы шоу! Или у меня уже того… просто нечем? I
Джения брезгливо поморщилась.
Нарелин почувствовал, что ещё минута — и он, несмотря на постоянную работу системы, потеряет сознание. Желудок скручивали спазмы, дыхание перехватило, он пытался вдохнуть и никак не мог этого сделать. В глазах потемнело. Лин судорожно закашлялся и вдруг с удивлением понял, что рот полон крови. С огромным усилием повернув голову, продолжая надсадно кашлять, он ухитрился её выплюнуть. Дышать с каждой секундой становилось всё труднее. Перед глазами заплясали мириады чёрных точек, Нарелин захрипел, пытаясь втянуть в лёгкие воздух, но не сумел этого сделать.
— Пока, гадёныш, — услышал он голос Джении. — Счастливо оставаться.
Мир провалился в чёрное ничто.
— Зачем ты это сделала? — спросил мужской голос.
— Он заслужил.
— Ты могла его убить раньше времени! Неужели ты не понимаешь, что пока ещё…
— Первый раз в жизни, — с раздражением и злостью ответила Джения, — единственный раз за столько лет я могу позволить себе хоть одну маленькую прихоть? Ничего бы с ним не сделалось! Он живуч как…
— Ладно, хватит, — оборвал её голос Грема, — Отчасти ты права, так даже лучше. Сбить с него спесь только полезно. Сговорчивей будет.
— Ты собираешься с ним договариваться? — возмутилась Джения. — Ты же обещал, что…
— Мало ли что я обещал. Всё, молчи. Что за дрянь эта техника! Видишь, у него ресницы дрожат. Он пришёл в себя, а контроль не реагирует!
Вот теперь Нарелин ощутил в полной мере, что его состояние, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Тупая боль во всём теле, ноющая, вязкая. А ведь Джения права. Даже чувствовать, как прочие люди, и то он отвык, отгородившись от боли и усталости барьером секретных устройств, недоступных остальным, — симбионт, детектор, лучшие стимуляторы…
Он открыл глаза.
Рядом стоял Томас Трём. Нынешний лидер Федерации был в том же костюме, что и на Совете, — строгий серый жакет. За всю историю Федерации официальная мода почти не менялась.
Сколько времени прошло после Совета? Больше суток? Меньше? Что произошло потом? Скрыть инцидент уже невозможно — все в зале видели Нарелина, трансляция велась по многим каналам, наверняка о происшествии сейчас говорят во всей Федерации. Даже если Федерация объявит, что Рауль и Нарелин — одно лицо, вряд ли Эвен это признает. Скорее всего, заявят о намеренной провокации с целью дискредитировать эвенскую власть.
— Нарелин, ты в состоянии говорить? — резко спросила Джения. — Или для разнообразия полежишь молча?
— В состоянии, — с трудом произнёс Лин. Во рту было очень сухо, говорить было почему-то больно. — Томас, лучше нам пообщаться без твоей жены, для её же блага.
Надеешься выкрутиться? — спросила Джения. — Зря. У тебя ничего не получится. А я, пожалуй, останусь. Ты не возражаешь, Томми?
Она холодно посмотрела на Лина и перевела взгляд на мужа. Худое лицо Грема оставалось бесстрастным, взгляд, по обыкновению жёсткий, стал ледяным. Он кивнул жене.
— Она останется, — подтвердил Трём. Он оценивающе оглядел эльфа, — На старых записях ты выглядишь гораздо эффектнее, Нарелин Эльве. Взрослее.
Лин не ответил.
— Молчишь? — спросил Грем. — Я понимаю, что тебе неприятно говорить в обществе Джении, но придётся потерпеть. Джени, будь любезна, введи ему сыворотку правды. Всё уже подготовлено, вон тот сенсор…
