дергает. Нам, богам, важно, чтобы ниток не было видно. Марионетки думают, что ниток нет. Важно, чтобы они считали себя свободными. Иначе опыт провалится.
– А у нас, богов-учеников, есть нитки?
Зевс загадочно улыбается и убирает марионетку на место.
– У тебя есть утопия?
– Я думаю об этом.
– Это важно. Думая о лучшем будущем, ты даешь ему возможность однажды осуществиться. Я хочу задать тебе один вопрос. Ты любишь своих смертных или ты просто проводишь время, наблюдая за ними, как за красными рыбками, хомяками, кошкой или собакой?
– Должен признать, что я испытываю к ним некоторую привязанность.
– Ты страдаешь «болезнью переноса»?
Я понимаю, что речь идет о типично божественном неврозе, который заключается в том, что начинаешь путать себя со своим народом. Я отвечаю максимально честно:
– Нет, я не думаю, что у меня «болезнь переноса». Царь богов не удовлетворен ответом. Вероятно, ему известно, что все боги рано или поздно начинают отождествлять себя со своим народом.
– Посмотрим.
Зевс хватает меня за руку, мы выходим из театрального зала и возвращаемся в круглую комнату со множеством одинаковых дверей.
Он немного медлит и открывает ту, что находится у нас за спиной.
– Ты сражался с самим собой. В следующем испытании тебе предстоит выступить против твоего народа.
111. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ИСТОРИЯ КОШЕК
112. ПРОТИВ МОЕГО НАРОДА
Дверь ведет в оранжерею, где на ветвях деревьев висят сферы с планетами. Это подобие подвала Атланта, так же как театральный зал, который мы только что покинули, был подобием жилища музы театра, а музей – лаборатории Гермафродита. Вернее, наоборот. Те, кто внизу, скопировали то, что я вижу здесь.
Зевс подходит к месту, куда я спрятал разбитую сферу.
– Ты, кажется, разбил мир?
– Я случайно, – признаюсь я. Зевс хмурится.
– Не страшно, их тут полно. Проблема только в том, что тот, который ты разбил, был особенный. Я пытался взять от него отводок… Ладно, не стоит так привязываться к мирам, верно?
Он щелкает пальцами, и тут же появляется циклоп. Увидев меня, он удивляется. Но, поскольку Зевс не гонит меня, он сдерживается и не пытается меня схватить.
Зевс кивком указывает на кучу мусора. Циклоп опускается на колени и начинает рыдать. Он прижимает планету к груди.
– Я подарил ему этот мир, и он очень старательно ухаживал за ним. Видишь, «болезнь переноса» несколько выбивает из колеи.
Циклоп в растерянности разглядывает разбитую планету, гладит осколки.
– А ведь он не бог, даже не бог-ученик, но он привык ухаживать за этой планетой. Как привыкают ухаживать за цветком. Должен сказать, что этот мир действительно был особенным.
– Что же в нем было особенного?
Зевс почесывает бороду.
– Я ставил там опыт «антисимметрии». Взгляни на себя. Если твое тело сверху донизу разделить пополам вертикальной чертой, обе половины окажутся совершенно одинаковыми. У тебя по одному глазу справа и слева, то же самое с руками, ноздрями, ушами, ногами. На планете, которую ты разрушил, были существа, у которых парные органы были расположены посреди тела или только с одной стороны. Естественно, циклопа интересовал опыт, который я ставил. Он сентиментален.
– Я не понимаю, почему здесь на деревьях настоящие миры, – говорю я, чтобы сменить тему.
– В то время как у Атланта и на лекциях вы видели только копии? Это довольно сложно. Это «материализованное представление». Планета внутри сферы реально переживает физическое воздействие. Это тот же процесс, в результате которого ты только что встретился сам с собой. Лучше будет, если пока ты не будешь вникать во все мои секреты. Ты должен понимать, что это…
Он срывает плод-сферу и протягивает его мне.
– Это настоящая «Земля-18». Если ты ее уронишь, от нее ничего не останется.
Я не решаюсь ее взять.
– Возьми же, – требует Зевс. Я держу планету в руках.
– Мы сейчас немного поиграем.
Он проходит в черный кабинет, на стенах которого десятки киноэкранов. В центре низкий стол, на котором стоит подставка. Зевс велит мне положить туда планету. Я делаю это как можно осторожнее.
– Ты когда-нибудь начинал играть другими фигурами посреди партии в шахматы?
Я не понимаю, к чему он клонит.
– Предположим, ты играл белыми, которых ты считаешь «хорошими». А теперь ты будешь играть черными, «плохими», и будешь атаковать «хороших».
– А если я откажусь?
– У тебя нет выбора. Ты не смертный. Свобода выбора есть у смертных, на которых боги могут только влиять.
Он разражается раскатистым смехом, умолкает и смотрит на меня.
– Это испытание, в котором твоя душа поднимется выше. Ты не можешь миновать этого этапа посвящения. У тебя нет выбора, – снова повторят он.