Пепел.
Прах Софи.
– Ее тело кремировали на следующий день, – тихо сказала Эмили. – Я собрала прах. Священники говорят, что душа не попадет на небеса, пока тело не предано земле.
Грудь моя стеснилась... к горлу подступил комок. Я глубоко вдохнул.
– Вы даже не представляете, как много это для меня значит.
Я обнял ее и привлек к себе. Ее сердце билось рядом с моим сердцем.
– Как я уже сказала, Хью, это принадлежит тебе.
Я наклонился к ее уху и прошептал:
– Мое единственное сокровище – это ты.
Глава 88
На следующее утро я поднялся рано, еще до восхода солнца. Взял лежавший у кровати кожаный мешочек и тихонько выскользнул из дома.
Под навесом у меня хранились кое-какие инструменты. Я взял лопату. Петухи еще не пропели.
Городок уже просыпался, люди принимались за обычные дела. Возчик впрягал в тележку мула. Из дома пекаря доносился запах свежего хлеба.
Мой путь лежал к холму за местечком.
После того как Софи умерла у меня на руках, мне часто снилось одно и то же. Как я привожу ее домой. Мысль о том, что душа ее страдает, что она так и не получила последнего благословения, не давала покоя. Теперь я наконец мог завершить печальный ритуал. Пусть покоится с миром там, где прожила всю свою недолгую жизнь.
Перейдя речушку вброд, я начал подниматься по крутому склону. Утро уже наступило, мягкий свет оживил лес, на деревьях чирикали птицы. Солнечные лучи пробивались сквозь туманную дымку. Через несколько минут я был на вершине, с которой весь наш городок был виден как на ладони. В домах хлопали двери, кто-то спешил через площадь. Я посмотрел на постоялый двор, где спала Эмили.
Подойдя к раскидистому вязу, рядом с которым была могила моего сына, я опустился на колени. Положил на землю кожаный мешочек. Взял лопату и начал копать. Слезы застилали глаза, и в груди как будто грохотал большой, тяжелый барабан.
– Вот ты и вернулась домой, Софи, – прошептал я. – Теперь вы вместе, ты и Филипп.
Я развязал мешочек и вынул деревянный ящичек с буквой 'К'. Высыпал легкий, похожий на пыль, прах в только что вырытую ямку и засыпал землей. Постояв немного над могилой, я повернулся и посмотрел на просыпающийся городок.
Вот ты и дома, Софи. Да упокоится душа твоя.
Глава 89
Стефен Борейский восседал на стуле с высокой резной спинкой. Выстроившиеся в очередь просители, почтительно склонившись, ждали, пока герцог удостоит их своим вниманием. Бейлиф стоял слева от господина и сообщал ему о последнем решении, касающемся повышения налогов. Сенешаль уже приготовился доложить об общем состоянии дел. Однако мысли герцога были далеко.
Его не оставляло ощущение незавершенности начатого. С первого дня возвращения рутинные проблемы, которые прежде значили для него так много, стали казаться мелкими, никчемными. К нему обращались по самым разным вопросам, требовавшим зачастую незамедлительного решения, а он никак не мог на них сосредоточиться. Мозг его словно превратился в заполненную мраком яму, на самом дне которой блестело одно-единственное пятнышко света.
Сокровище. Реликвия.
Оно дразнило и манило. Мерещилось наяву и являлось в снах. Священная реликвия, чудесным образом пережившая все беды и катастрофы, веками хранившаяся в разных местах Святой земли. Он желал ее так сильно, с такой страстью, с какой никогда не желал ни одной женщины. То, что однажды прикоснулось к Нему. Не раз и не два он просыпался от того, что его руки во сне уже сжимали заветный трофей. Он просыпался, мокрый от пота, с пересохшими губами и отчаянием в душе.
Будь оно у него, Боре вошел бы в число самых могущественных герцогств Европы. Какой собор он построил бы для хранения бесценной реликвии и во славу ее! Что проку в жалких костях его собственного святого покровителя, которые лежали в усыпальнице! Мощи – ничто по сравнению с этим. Паломники со всего света потянулись бы в Боре. Ни один священник не стоял бы так же высоко, как он. Никто не был бы ближе к Господу.
И Стефен знал, кто владеет бесценным призом.
В душе его собиралась буря. Кто-то из стоящих рядом бубнил что-то о податях, землях, богатствах. Какая чушь! Какая мелочь! Он вдруг почувствовал, что не выдержит и взорвется.
– Убирайтесь! – крикнул Стефен, поднимаясь со стула. Бейлиф и сенешаль удивленно посмотрели на него. – Вон! Ступайте прочь! Оставьте меня! Что мне до ваших новых налогов, до еще одного стада овец. Вы смотрите в землю – я же мечтаю о вечной жизни!
Он махнул рукой, сметая со стола поднос с кубками и чашами, которые со звоном разлетелись по полу. Все пришло в движение, люди бросились врассыпную, как будто сам замок вдруг задрожал, грозя обрушиться.
Остался только шут Норберт – он вцепился в ножку стола и дергался как припадочный.
– Хватит, Норберт. Не старайся. Мне не до шуток. Иди.
– Я бы ушел, – пролепетал посиневшими дрожащими губами шут, – да только ваш стул стоит на моей
