– А вам не приходило в голову, – внезапно говорит бубновый толстяк, – что убийство Стефана равносильно коронации Михаила, только и всего? Да еще простой народ будет почитать Стефана как мученика.
– Хорош мученик, да он просто мерзавец!
– Это мы знаем, что он мерзавец, а народ так не считает. На его фигуру пока еще падает отблеск личности отца, а покойный Владислав, что ни говори, был образцовый правитель.
– Да, особенно это проявилось во время мятежа. Помните, что король сказал Розену: «Мне проще молиться за убитых, чем видеть живых на плахе».
– Это всего лишь слухи, господа. О том, что именно король сказал, знает только старый Розен, а он не из болтливых.
– Да, особенно теперь, когда его хватил удар в имении возле Сплита и он лишился языка…
– Господа, можно сколько угодно рассуждать о том, каким Владислав был королем и насколько он лучше или хуже, чем его сын. Ясно одно: институт королевской власти отжил свое… и недалеко то время, когда это поймут все!
Начавшийся спор прервало возвращение слуги, который доложил, что на улице все спокойно и поблизости нет ни единого солдата.
– Прекрасно, – сказал председатель. – Можешь идти. Хотя… постой. – Он указал взглядом на тело, лежавшее на полу. – Убери его отсюда куда-нибудь. Неприятно беседовать, когда в комнате лишний.
Притихшие заговорщики молча проводили взглядом слугу, который взял труп за ноги и выволок за порог. Кажется, когда дверь наконец затворилась, не было такого валета, который не вздохнул бы с облегчением.
– Предлагаю обсудить план цареубийства, – говорит трефовый валет, он же дама.
– А не рано ли? – спокойно спрашивает председатель. – Король еще недостаточно дискредитировал себя. После его насильственной смерти могут возникнуть осложнения.
– Например?
– Например, Верчелли возглавит мятеж в Далмации, и мы потеряем и эту область, и Дубровник. Ведь итальянская партия поддерживает короля.
– По-моему, – замечает червовый валет, – вам свойственно преувеличивать итальянское влияние. В сущности, их партия держится только на этом старом мерзавце-сенаторе, который сумел внушить королю почтение к себе. В Далмации итальянцев едва наберется пять процентов, а по всей стране – и того меньше.
– Да, но в их руках деньги и производство, и они представляют в крае значительную силу.
– Не такую значительную, как им хотелось бы. Просто Верчелли – великолепный наглец и держит себя так, словно в Иллирии нет никого, кроме итальянцев. Нам многому стоит у него поучиться, хотя бы умению защищать свои интересы за счет других.
– Мы собираемся избавиться от короля или нет? – нетерпеливо вмешивается трефовый валет номер один. – Если начать думать о тех, кого его смерть не устроит, то, извините, таких вовсе не мало!
– Дорогой друг, вам надо научиться думать о последствиях своих действий, – усмехается председатель. – Убить Стефана для того, чтобы заполучить в короли Михаила, извините, неразумно.
– Тогда надо убить и Михаила тоже, – заявляет его собеседник не моргнув глазом.
– И тогда королем вновь станет Христиан! – хохочет бубновый толстяк. – Этого еще не хватало!
– Нам нужна республика, а республике…
– Нужен король, – язвит кто-то в полумраке.
– Нужны военные, – заканчивает свою мысль председатель. – Генералы, которые поведут за собой людей. Одно цареубийство или два ничего не решат.
– Совершенно с вами согласен, – замечает червовый валет.
– Я тоже, – говорит бубновый валет. Его валет-близнец только кивает.
– И кого же вы предлагаете? – спрашивает трефовый валет-дама.
– Я рассчитывал обсудить это с вами, друзья.
– Выбор невелик, – говорит второй бубновый валет. – В армии всего несколько человек пользуются влиянием: Розен, Иванович, Ракитич, Новакович и Блажевич. Розен при смерти, дни его уже сочтены. Блажевич, как мы знаем, ушел в отставку и стал депутатом парламента. К тому же ходят слухи, что он сторонник союза с Сербским королевством, а вы все знаете, как тут относятся к нашим соседям. Остаются Иванович, Ракитич и Новакович. Иванович – сторонник союза с русским царем, а в России никогда не поддержат республиканский переворот.
– Революция! – пылко выкрикивает трефовый валет, предлагавший цареубийство, и в его голосе слышны юношеские интонации. – Ручаюсь вам, это будет революция, а не переворот!
– Как вам угодно, – сухо соглашается его собеседник. – На чем я остановился? Ах да, Ракитич и Новакович. – Даже по голосу слышно, что он морщится, произнося имя Ракитича. – Полагаю, ни для кого не секрет, что первый – шпион австрийцев и его цель – либо подчинить Иллирию Австрии, либо вообще сделать нашу страну частью их империи. Остается только Новакович. Выбор, конечно, неважный, потому что Иванович и даже Блажевич будут повлиятельнее, но все же, думаю, для свержения короля его поддержки вполне хватит. Вопрос только в том, как этой поддержки добиться. От короля он не видел ничего, кроме хорошего, стало быть, непонятно, на чем тут можно сыграть.
– Новакович – человек честолюбивый, – задумчиво произносит председатель. – Очень честолюбивый.
– И что же? – с любопытством спрашивает пиковый валет.
– Я думаю, – отвечает председатель, – что если мы пообещаем Новаковичу диктатуру, он легко примет нашу сторону. Мой уважаемый коллега прав: остальные генералы нам не подходят. Значит, остается только этот.
– Да ведь Новакович болван! – взрывается пылкий трефовый валет. – Вы соображаете, что делаете? Вы собираетесь отдать Иллирию – ему! И речь шла о республике, а вовсе не о диктатуре!
– А лично я, – неожиданно говорит бубновый толстяк, – одобряю ваш план. Мне кажется, я понимаю, куда вы клоните.
– Главное – чтобы Новакович сделал все дело, – объясняет председатель. – И когда мы избавимся от королевской семьи и их прихвостней, Новаковичу придется последовать за ними.
– Браво! – говорит кто-то.
– А если он не захочет? – сомневается пиковый валет.
– У него не будет выбора, – отвечает председатель спокойно.
– Вы говорите о генералах, – начинает практичный червовый валет, – а забываете о человеке, который имеет неменьший вес, чем они. Я говорю о полковнике Войкевиче.
– О, – морщится пиковый валет, – оставьте, прошу вас! Это все равно что пытаться задобрить цепного пса. Все почему-то уверены, что Войкевич за деньги продаст кого угодно, но на самом деле он никогда не делает ничего, что может повредить королю. Он воспитан в семье Владислава и предан Стефану до мозга костей.
– Всякая преданность имеет свои пределы, – замечает бубновый толстяк. – Его двоюродный брат недавно стал королевским секретарем и кажется куда более сговорчивым малым. Может быть, попытаться через него повлиять на Войкевича? Если бы полковник согласился нам помочь, это бы многое упростило.
– Полковник только и делает, что увеличивает королевскую охрану, – усмехается председатель. – И ему совершенно невыгодно, чтобы со Стефаном что-нибудь произошло. Уверен, если Войкевич узнает о наших планах, он немедленно даст знать куда следует, и нас всех прихлопнут.
– Но если осторожно попытаться… – возражает бубновый толстяк. – Или через женщину… Войкевич от них без ума!
– Друзья, – с неудовольствием промолвил председатель, – кажется, вы не понимаете. Нас вполне устроит участие Новаковича, и ни к чему приплетать сюда этого сомнительного адъютанта. Пока надо заручиться помощью генерала и ждать удобного момента, чтобы свергнуть короля. Само собой, надо продолжать агитацию в народе, но помните: когда доходит до дела, безоружные толпы мало что решают. Нам они нужны скорее как выразитель недовольства монархией, который призван оправдать наши действия
