Глава 8
Ален снял кепку, сбил рукавом пот со лба и вновь надел ее. Черт возьми, как он мог так купиться? Ведь знал же, чувствовал, что ничего путного не выйдет из свидания в саду Тюильри! Еще повезло, что он вовремя заметил того полицейского – прежде, чем тот успел его сцапать. Хорош бы он был, в самом деле, если бы дал себя схватить!
Размышляя об этом, Ален свернул на узенькую неприметную улочку, где находились дома весьма подозрительного вида, перескочил через пересохшую канаву и зашагал к стоящему посреди пустыря дому. Это было грязное, бедное, обшарпанное жилище, каких немало водилось в этой части Парижа. Возле дома слонялся трехцветный кот с ободранным ухом. Заметив Алена, он остановился и, поджав одну лапку, с любопытством уставился на него.
– Ну, чего пялишься? – сухо спросил у него Ален, рывком открывая дверь. Однако кот, понятное дело, ничего не ответил, и Ален вошел в дом.
В комнате, в которой он оказался, находилась куча народу. Был тут высокий малый с бритой желтоватой головой и щербатыми зубами. Был маленький вертлявый человечек со скрюченными пальцами. Была необыкновенно красивая молодая черноволосая женщина с холодными серыми глазами. Был рыжий кудрявый парень, сосредоточенно вырезавший что-то ножом на столе. Напротив него сидел другой, русоволосый, с глуповатым лицом деревенского увальня. Всхлипывая, он читал какие-то бумаги и то и дело утирал грязной рукой мокрые глаза. Шестой член шайки стоял возле окна и, заложив руки в карманы, смотрел на пустырь. У него было мрачное лицо бандита, правую щеку которого пересекал поперек плохо заживший широкий шрам. Когда дверь растворилась, он обернулся.
– О, наконец-то и принц пришел, – произнес мрачный человек.
– Здорово, Селезень, – отозвался Ален. Он подошел к красивой женщине и небрежно поцеловал ее в губы. – Здравствуй, Изабель, моя радость!
Увалень за столом всхлипнул и вытер слезы. Ален неодобрительно покачал головой.
– И что ты в них нашел, а? – спросил рыжий парень.
– И не говори, – поддержала его красавица Изабель. – Читает и рыдает, как водосточная труба. Смех, да и только!
– Ну так ведь трогательно очень! – всхлипывая, признался увалень. – И слова такие… За душу берут! – Он ткнул себя в грудь грязным пальцем. – Вы, пишет, единственное на свете, что у меня есть, мой луч света в царящей вокруг тьме. Каково, а?
Мрачный Селезень покрутил головой и фыркнул.
– Заткнулся бы ты лучше, луч света, – со скучающей гримасой промолвил он, после чего вынул из кармана горсть орехов и стал колоть их на подоконнике, по-прежнему зорко поглядывая за окно.
Изабель обернулась к Алену.
– Как прошло свидание, мой принц? – задорно спросила она.
Ален усмехнулся:
– Никак. Там появился легавый.
Селезень уронил орех и грязно выругался.
– Так я и знал! – воскликнул вертлявый человечек со скрюченными пальцами. – Я же предупреждал тебя, принц! Не стоило туда ходить!
– Угасни, Россиньоль, – велела Изабель. В глазах ее застыла тревога. – Что там случилось, Ален?
Принц воров царственно пожал плечами и снял кепку.
– Ничего. Как только я заметил легавого, сразу же сбежал. Одно утешение – успел сбагрить шкатулку за пять сотен.
– Говорил же, нельзя Франсуа доверять, – вмешался до того молчавший бандит, высокий и щербатый. – Что хорошего можно ждать от
– Ладно, ладно, – оборвал их Ален. – Задним-то умом вы все хороши!
– Убить мало эту суку, – сказал Селезень.
Ален неодобрительно поморщился.
– Если честно, я не уверен, что это она пригласила легавого. Когда она его заметила, у нее сделался такой вид, будто она увидела привидение.
– Уверен – не уверен, – проворчал рыжий, – надо было нас с собой взять. Мы бы ее как следует прижали и…
– Заткнись, Колен, – осадила его Изабель. – Тебе бы только прижать кого-нибудь, олух! Тоже мне, сердцеед нашелся!
Бандиты захохотали.
– Она предложила мне пятьдесят тысяч франков, – неожиданно промолвил Ален.
Смех стих, словно его отрезали ножом. Даже углубившийся в чтение увалень поднял глаза, и его рука, которой он вытирал слезы, замерла в воздухе.
– Сколько? – ошеломленно спросил Россиньоль.
– Пятьдесят тысяч франков, – повторил Ален. – Вот такие дела.
Первым опомнился щербатый бандит с бритой головой.
– Вздор! – решительно заявил он. – Чтобы такие деньги – за какие-то бумажки…
– А те люди? – внезапно напомнила Изабель. – Ведь и они наняли нас не просто так! Из всего, что находилось в доме, им были нужны только письма!
Россиньоль щелкнул своими скрюченными пальцами.
– Что-то тут нечисто, – убежденно заявил он. – Да, что-то тут не так.
Изабель и Ален переглянулись.
– Тот тип, в маске… – нерешительно начала Изабель. – Он ведь обещал заплатить нам только десять тысяч.
– То-то и оно, – тяжелым голосом уронил Ален.
– Но она привела легавого! – воскликнул Селезень. – Как можно ей верить?
– Брось, – осадил его рыжий Колен.
– Принц же поверил, верно, Ален? – Глаза Изабель были прикованы к лицу принца воров, который хмуро покусывал нижнюю губу. – Так или не так?
Ален тяжело опустился на стул.
– Мне показалось, что эта дама была настроена очень решительно, – сказал он наконец. – Попроси я даже сто тысяч, она бы и их дала, не задумываясь.
– Что же ты их не попросил? – холодно усмехнулся Селезень. – Ах да! Тебе же легавый помешал!
Но Ален бросил на него такой взгляд, что Селезень чуть не поперхнулся орешком.
– Следи за языком, – угрожающе сказала Изабель. – Не то…
– Не то что, красавица? – с вызовом спросил Селезень. – Прирежешь меня? А?
– А что? – заметил Россиньоль. – Она вполне на это способна. Прирезала же она своего отчима, который к ней приставал!
– Хватит! – рявкнул Ален. – Заткнитесь все! Слушай, Тростинка, – обратился он к читающему бандиту, – ты же эти письма наизусть выучил. Как, по-твоему, есть в них что-нибудь такое, за что можно было бы заплатить пятьдесят кусков?
Тростинка немного подумал и хлюпнул носом.
– Все зависит от того, кем они написаны, – наконец ответил он. – Сам посуди: не зря же покойный граф хранил их в сейфе!
– Кстати, отчего он все-таки стал покойным? – вмешался Колен. – Это баронесса его ухлопала?
Ален поморщился.
– Не знаю, – признался он. – Честно говоря, она не похожа на человека, который способен на такое.
– Уверен? – ехидно осведомился Селезень. Даже его шрам, и тот, казалось, сделал попытку ухмыльнуться.
– А мне не дают покоя пятьдесят тысяч… – заметила Изабель.
– Какое совпадение, – осклабился Селезень. – Мне тоже. – Он бросил взгляд за окно и насторожился. – Шухер, сюда кто-то идет! Нет, – тотчас перебил он сам себя, – все в порядке. Это Леваллуа.
