Досадуя на себя, девушка спустилась вниз, где уже собрались поэт, Шарль де Вермон, Мэтью Уилмингтон и Шатогерен, который возился со своим чемоданчиком.
– Если кто-то будет ранен, мы доставим его в санаторий, – сказал Рене Севенну, наблюдавшему за приготовлениями к дуэли, и молодой врач уважительно наклонил голову.
Натали заметила пытливый взгляд Шарля и поспешно подошла к нему.
– Госпожа баронесса не отвечает, – сказала сухо. – Должно быть, еще спит. Доктор Гийоме говорит, что здоровый сон так важен для пациентов…
Но, взглянув на обескураженное лицо Шарля, Натали сразу же пожалела о своих словах.
– Может быть, вы хотите что-нибудь ей передать? – спросила Натали.
Шевалье покачал головой.
– Я хотел, чтобы она подарила мне красную розу, – тихо сказал он. – На прощание.
Шатогерен нахмурился. Уилмингтон, казалось, пребывал в смущении.
– Подождите! – внезапно воскликнула Натали и бегом бросилась в сад.
Через несколько минут она вернулась, неся с собой красную розу.
– Вот, – сказала она, вручая цветок Шарлю. – И… и желаю вам удачи, шевалье.
– Мне она очень понадобится, – буркнул тот.
И, не произнеся больше ни слова, направился к двери. Следом за ним зашагали секунданты и доктор с чемоданчиком.
Выйдя за ворота, Шарль размахнулся и бросил розу в кусты. Шатогерен, наблюдая за ним, только покачал головой.
– Надо было все-таки ее разбудить, – проворчал он с ноткой неодобрения в голосе.
Четверо мужчин двинулись к тенистой роще неподалеку от берега, в которой была назначена сегодняшняя дуэль.
Рудольф фон Лихтенштейн привел на место братьев Хофнер с истинно немецкой пунктуальностью – ровно в восемь часов. Карел презрительно улыбался, Альберт поглядывал на часы и деликатно позевывал. Видно было, что он нисколько не опасается за исход поединка для своего брата.
– Ну что, господа, начнем? – весело спросил Рудольф.
…Что-то не так. Что-то не сделано, не окончено, где-то допущена ошибка или промах.
Амалия оторвала голову от подушки, вгляделась в часы. Четверть девятого.
– Боже мой! Я проспала!
И теперь все наверняка кончено. Его убили. И он умер в полной уверенности, что она сердилась на него, что восприняла всерьез его заявление о том, что его завербовал Ла Палисс, и именно поэтому не пожелала с ним проститься, сказать ему хоть пару фраз, когда он ушел умирать. На глазах у нее выступили слезы огорчения, но она знала, что ей не на кого сердиться.
Только на саму себя.
Баронесса села на постели и сжала руками виски. Ей хотелось успокоиться, но успокоения не было. Она нанесла обиду человеку, который вовсе того не заслуживал, человеку, который не сделал ей ничего плохого. И теперь это будет мучить ее до самой смерти.
Хмурясь, Амалия умылась, причесала волосы, заколола их и оделась. По старой памяти она шила у портних всю одежду с таким расчетом, чтобы одеваться и раздеваться без помощи горничных – в ее работе лишние свидетели могли только навредить (уж кто-кто, а баронесса Корф отлично знала, сколько ценной информации можно порой выудить у вроде бы ничего не замечающих, неприметных слуг). Кроме того, сейчас ей особенно не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать. Она и так отлично знала все, что должно последовать за сегодняшней дуэлью.
«Его принесут сюда… Хофнер, конечно, не станет рисковать и сразу же убьет. А Шарль не сделает ничего, чтобы помешать ему. В конце концов… в конце концов, именно такой смерти он желал, чтобы не мучиться… – бежали мысли баронессы. Она стиснула руки. – Но боже мой, как же мне будет не хватать его ребяческих рассказов… об Африке, о тамошних шаманах, о диких животных, о том, как он небрежно кого-то спасал, как элегантно кого-то убивал… о злокозненных врагах и преданных союзниках… Проклятая жизнь!»
Ей хотелось плакать. Амалия спустилась вниз и, чтобы не видеть тело убитого, которое должны были вот-вот принести, вышла из дома через заднюю дверь, которую больные между собой называли похоронной, потому что через нее носили гробы с телами умерших в санатории.
«Странно, почему мне приснилась та книжная лавка?»
Она старалась думать о чем угодно, только не о дуэли. Все равно секунданты вернутся, и Нередин все ей расскажет.
Еще несколько шагов, и Амалия вышла на берег моря. Ветер гнал над волнами последние клочья тумана, и вдали коротко прогудел пароход, направляясь в бухту.
«А послезавтра
Но об этом лучше было не думать. Она вспомнила, что именно здесь, на берегу, так любила сидеть в кресле мадам Карнавале, чьего настоящего имени Амалия не узнала и, наверное, не узнает уже никогда (не потому, что узнать невозможно, а потому, что совершенно лишняя и никому не нужная работа). Просто была старая дама, выполнявшая деликатные поручения, а потом ее столкнули со скалы, и барон Селени смог сберечь часть денег, которые ему отводятся на агентуру. Впрочем, к чему такой цинизм, Амалия Константиновна? Ведь барона Селени кто-то не поленился выманить из гостиницы и убить, после чего бросил труп в море, и ни к чему ему теперь все деньги в мире, да и агентов он будет вербовать разве что в аду.
«Труп в море… – словно бы споткнулась о мысль баронесса. – Странно, как работает воображение. Стоило мне подумать о нем, и в волнах, там, где особенно густо реют чайки, словно мелькнуло нечто вроде тела… Померещилось, конечно. Какую странную историю рассказал мне вчера Нередин… А может быть, все-таки утопленник?»
Амалия стояла теперь у края обрыва, напряженно вглядываясь в волны, и оттого не заметила, что на берегу больше не одна. От удара у нее перехватило дыхание, но хуже всего было то, что она потеряла равновесие. Резкий толчок в спину, земля ускользает из-под ног – и, раскинув руки, Амалия полетела вниз, на острые скалы, притаившиеся под морской гладью.
Глава 36
В лавке было пусто. Ни единой книги, только голый стол, на котором сидела мышь и умывала лапками мордочку.
В следующее мгновение за столом оказался человек в лохмотьях. Как в недавнем сне. Сон повторяется? Человек читал книгу, и, приблизившись, Амалия увидела, что в руках у него «Сентиментальное путешествие», еще целое и со всеми страницами.
– Вообще-то это моя книга, – сказала она и поглядела неприязненно.
Человек поднял голову и спокойно возразил:
– Вообще-то нет.
И Амалия увидела, что у него вовсе не «Сентиментальное путешествие», а какой-то не то словарь, не то список фамилий. Но не успела понять, что именно там было, потому что человек резко захлопнул книгу и посмотрел на нее, как ей показалось, довольно вызывающе.
– Кто вы такой? – спросила Амалия, начиная сердиться.
– А ты? – вопросом на вопрос ответил человек.
Внезапно Амалия кое-что вспомнила.
– Я умерла? – прошептала она. Теперь она уже была вовсе не уверена, что видит сон.
– А ты совсем не похожа на свою прабабушку, – заметил человек.
Ответ прозвучал вполне логично для сна, и Амалия немного успокоилась.
– У меня было четыре прабабушки, – возразила она, стараясь быть объективной (что во сне не так-то легко). – Кого именно вы имеете в виду?
– Все так запутанно, – вздохнул человек. – Кстати, можешь говорить мне «ты».
– Я даже не знаю, кто вы, – возразила Амалия.
– Зато я знаю, кто ты, – отозвался человек. – А Ницца все такая же дыра? Ненавижу этот город.
– Почему? – растерялась Амалия.
