вернулся по своим следам задом наперед, ступая точно след в след. — Хардвик грозно посмотрел на Гурни, как будто тот собирался ровно это предположить. — Даже если бы такое было возможно, он бы столкнулся с Кадди и Патти, которые были на месте убийства к тому времени.
— Значит, все это невозможно.
— Что невозможно?
— Вообще все, — заключил Гурни.
— Что ты за ересь порешь?
— Джек, успокойся. Нам надо найти какую-то логическую точку отсчета. То, что произошло по видимости, логически не могло произойти. Следовательно, то, что произошло по видимости, на самом деле не произошло.
— По-твоему, это не следы на снегу?
— Я тебе пытаюсь объяснить, что мы не с того ракурса смотрим на них.
— Нет, ты скажи мне, след это или не след? — кипятился Хардвик.
— Мне кажется, что это очень похоже на след, — согласился Гурни.
— И к чему же ты клонишь?
Гурни вздохнул:
— Не знаю, Джек. Просто у меня ощущение, что мы задаемся не теми вопросами.
Видимо, его спокойный тон немного утихомирил Хардвика. Несколько долгих секунд они стояли молча, не глядя друг на друга. Затем Хардвик поднял взгляд и что-то вспомнил.
— Я чуть не забыл показать тебе главное, — сказал он и вытянул из внутреннего кармана своей куртки пакет для сбора улик.
Сквозь прозрачный пластик был виден белый листок с текстом, написанным аккуратным почерком красными чернилами.
— Не доставай его, — сказал Хардвик, — просто прочти.
Гурни так и сделал. Прочел три раза, чтобы запомнить.
— Узнаю нашего друга, — вздохнул Гурни, возвращая пакет. — Тема возмездия, восемь строк, изящные образы, безупречная пунктуация, аккуратный почерк. Все как в других записках, за маленьким исключением.
— Что за исключение?
— В этом стихе возникает новая тема — убийца ненавидит кого-то помимо жертвы.
Хардвик посмотрел на записку в пакете, морщась от мысли, что он упустил что-то значимое.
— Кого?
— Тебя, — сказал Гурни и впервые за весь день улыбнулся.
Глава 19
Гнусные отбросы
Было, конечно, большим допущением утверждать, что убийца одинаково ненавидел Марка Меллери и Джека Хардвика. По дороге назад, к месту убийства, Гурни объяснил, что в действительности имел в виду: гнев преступника, по всей видимости, частично был обращен против полицейских, расследующих убийство. Хардвика это не насторожило, а, напротив, воодушевило. Бойцовский блеск в его глазах говорил «Дайте мне этого засранца!».
Тогда Гурни спросил, помнит ли он дело Джейсона Странка.
— А что, должен?
— Прозвище «Сатанинский Санта» тебе ни о чем не говорит? Или, как его обозвали в другой газете, «Дед-людоед»?
— Ах, ну да, конечно помню. Так себе был людоедишка. Только пальцы ног съедал.
— Это не единственное, что он делал.
Хардвик поморщился:
— Что-то припоминаю — он съедал пальцы ног, а потом распиливал тела на части, аккуратно запаковывал в пластик, заворачивал как рождественские подарки и отправлял по почте. Так и избавлялся. Никаких хлопот с похоронами.
— А ты помнишь, кому он отправлял эти посылки?
— Да это было двадцать лет тому назад, я еще даже не работал. Я про это дело в газетах читал.
— Он отправлял их на домашние адреса детективов тех округов, где жили его жертвы.
— На домашние адреса?! — Хардвик, казалось, был возмущен. Как будто убийство, умеренный каннибализм и расчленение тел еще можно было простить, но это было последней каплей.
— Он ненавидел копов, — продолжил Гурни. — Обожал портить им кровь.
— Да уж. Получить по почте чью-то ногу — такое кому угодно способно испортить кровь.
— Особенно если посылку вскроет твоя жена.
Этот комментарий не прошел мимо внимания Хардвика.
— Черт побери! С тобой так и вышло, да? Он отправил тебе какую-то часть тела, а посылку вскрыла жена?
— Да.
— Вот дерьмо. Она поэтому с тобой развелась?
Гурни с интересом взглянул на него:
— Ты даже помнишь, что мы развелись с первой женой?
— Какие-то вещи западают в память. Обычно не то, что я читаю, а что люди сами рассказывают. Такое я долго помню. Например, я помню, что ты единственный ребенок в семье, что твой отец родился в Ирландии, терпеть не мог родину, ничего тебе о ней не рассказывал и много пил.
Гурни недоуменно уставился на него.
— Ты мне все это рассказал, когда мы работали по делу Пиггерта.
Гурни сам не понимал, что его сильнее огорчает — что он зачем-то поделился с Хардвиком этими семейными деталями, что он сам об этом забыл или что Хардвик теперь о них вспомнил. Они шли назад к дому под мелкой порошей; снег то и дело подхватывали и кружили порывы ветра. Темнело. Гурни постарался стряхнуть озноб и сосредоточиться на настоящем.
— Так я это к чему, — сказал он. — Последняя записка убийцы — вызов полиции, это может быть важной деталью.
Хардвик относился к людям, которые не давали сменить тему.
— Так она поэтому ушла от тебя? Потому что получила по почте чей-то член?
Его это не касалось, но Гурни решил ответить все равно.
— У нас была куча проблем. Я мог бы огласить целый список своих к ней претензий и еще более длинный список ее жалоб на меня. Но последней каплей было то, что она наконец осознала, что значит быть замужем за копом. Некоторые жены узнают это постепенно. Мою настигло откровение.
Они дошли до террасы. Два эксперта копошились в снегу вокруг пятна крови, ставшего теперь
