опыт пришел не сразу, вначале было множество неудач. Так, в Нарссаке с его чрезвычайно сильными местными ветрами несколько домов просто сдуло в море; универсам в Сисимиуте изогнулся без всяких видимых причин в виде змеи - под ним растаяла мерзлота, и огромное здание пришлось разобрать.
В результате подобных ошибок и просчетов на ветер было выброшено немало миллионов крон. Но неудачи эти ничтожно малы по сравнению с тем, что осталось людям.
Большинство гренландских семей живет в одноэтажных домах. Но крупные поселки принимают все более привычный глазу европейца - но не гренландца вид. Вдоль асфальтированных улиц появились многоэтажные жилые дома, супермаркеты, современные здания общественных учреждений. В многоэтажных домах, где живут и датчане и эскимосы, имеются помещения, оборудованные для машинной стирки и сушки белья, в подвалах находятся так называемые черные кухни (на них сушат рыбу, вытапливают тюлений жир и т.д.), помещения для велосипедов.
В настоящее время, характерное кризисом в рыбной промышленности, наблюдается тенденция к некоторому спаду темпа жилищного строительства.
Проследив историю гренландского жилища от древних времен до наших дней, вернемся вновь к традиционной культуре. Один из ее важных элементов орудия труда и охоты. Они когда-то изготавливались из костей морских животных и отточенных камней; в Туле, где нередки находки метеоритов, орудия делались из железа. Характерно, разделение орудий на мужские и женские, примером тому ножи: привычной для нас формы - мужские и лунообразные, с рукояткой посередине, - женские 'улу'. Этими ножами женщины скоблили шкуры, резали мясо и т.д. Резьба по кости, камню, металлу, дубление шкур считались мужской работой.
Как было сказано, гренландцы в докапиталистический период истории острова жили маленькими, далеко друг от друга разбросанными общинами, основную социальную ячейку которых составляла 'большая семья'. Как парадоксально это ни покажется, но на острове, не разделенном никакими границами, общины были крайне изолированы друг от друга. Все познания групп эскимосов в области природы, занятий, общественных отношений ограничивались тем крошечным мирком, в котором они обитали: он мог быть довольно значительным в пространственном отношении, но его обитатели не имели представления о других областях своей огромной родины, о других братьях по крови. Все гренландцы были, безусловно, при этом одним народом, говорившим на одном языке и имевшим общие черты в материальной и духовной культуре. Основная причина этой поразительной схожести - не только происхождение разбросанных на тысячи километров друг от друга эскимосских групп от общих этнических корней, но и одинаковый экономический базис, на котором основывалось гренландское общество.
Структура традиционного эскимосского общества неизбежно находила свое отражение и поддержку в их религиозно-философских взглядах, мифах, отражавших не только профессиональный, но и социально-психологический опыт, излагающих этнические и другие нормы поведения. Датский эскимолог К. Брикет-Смит говорит: 'Там, где кончаются точные знания, начинается сказка, но переход этот почти незаметен'. Особенно поражает отсутствие этой границы при знакомстве с мировоззрением гренландцев, не всегда делающих различия между реальными и сверхъестественными силами, когда в единый монолит сплавляется миф с опытом.
Основанная на морских промыслах экономика отражается в поверьях эскимосов, где мощно звучит, доминирует над другими тема моря. С морем так или иначе связаны все центральные герои гренландской мифологии [56]. Зимой эскимосы просят Морскую женщину укрепить ледовый покров, летом - открыть море для охоты на каяках. К 'духу воздуха' обращаются с просьбой о тихой погоде, ибо осенне-зимние штормы - бедствие, скопление пакового льда у берега - катастрофа, поскольку гренландцы не могут подобно эскимосам Америки и Азии помочь себе сбором растительной пищи или хотя бы обменом у соседних народов шкур на пищу. В мифах почти стерлись имевшие раньше хождение среди всех эскимосов предания о 'лунном человеке' - покровителе земного плодородия и охоты на сухопутных зверей.
Кстати, логика эскимосов издавна поражала европейцев своей кажущейся абсурдностью. Приведем пример такого логического построения: если эскимосу нужно навестить друга, живущего на противоположном берегу залива и он запланировал поехать туда на собаках вдоль берега, а в день отъезда оказалось, что можно отправиться более коротким и легким путем - по молодому льду через залив, то гренландец вообще остается дома. Причина такого странного, на наш взгляд, поступка следующая: глупо ехать по берегу, когда путь напрямик короче. Но и напрямик ехать для настоящего мужчины и охотника стыдно, тем самым он поступится своим планом, т.е. подчинится в чем-то природе, пойдет на компромисс с самим собой и т.д. Впрочем, это вовсе не помешает ему выехать на другой день (напрямик, естественно), но теперь это будет его решением, принятым по зрелому размышлению!
Мы никак не можем согласиться с мнением некоторых западных этнографов о том, что мышление гренландцев - мышление отсталого народа, отличающееся от мышления 'цивилизованных' (т.е. евро-американских) народов. Весь духовный мир эскимосов (в том числе религия, мораль, общественное мнение) образовывался в иных, резко отличных от европейских условиях; вся совокупность их представлений о мире поэтому иная, как отличается и их опыт в борьбе за существование, методы такой борьбы от наших. Другими словами, склад ума эскимоса совершенно такой же, что и у европейцев, он мыслит, как мы, и выводы наши совпадают, но при одном важном условии - если будут одинаковыми и посылки, а это случается далеко не всегда.
Наряду с глубокими и тонкими знаниями о природе (по точности своей сближающимися с научными) сознание эскимосов вмещает и фантастические представления о мире, т.е. всевозможные суеверия, мифические объяснения ряда явлений и т.д. Неверным будет утверждение, что подобный склад ума отличен от европейского - и европейцы прошли эту стадию духовного развития (верующие же люди и поныне отчасти находятся на ней). Порождение подобных представлений - плод коллективного мышления, так же как реальные познания результат индивидуального опыта. Это разделение в сознании человека (на фантастическую и реальную части) характерно не только для эскимосов. Другими словами, мы не можем по этому признаку разделить типы сознания на 'эскимосский' и, скажем, 'евро-американский'.
Другое дело - соотношение таких представлений в системах эскимосского и европейского мировоззрений. Бесспорно, в духовной жизни эскимосов фантастические представления играют гораздо большую роль, чем у нас. Но и это различие объясняется не извечно неодинаковой структурой мышления, качественно резко отличающимся складом ума, а лишь несхожим образом жизни, определяющим, как известно, и духовный мир человека.
Эскимосы жили (а на севере в районе Туле и сейчас живут) в крайне сложной, жесткой экологической ситуации, на пороге человеческих возможностей. Они окружены суровой, исполненной опасностей, враждебной человеку природой. Этот маленький мужественный народ привык издавна в борьбе за существование надеяться только на свои силы; охотники должны были рассчитать каждый свой шаг, не оставлять без внимания ни одну, пусть ничтожнейшую, частицу информации об окружающей природе, незнание или пренебрежение которой могло оказаться роковым если не тут же, немедленно, то в будущем. Из века в век выживали не только самые сильные, но и самые эрудированные в своей области и многосторонне развитые члены общества. Впрочем, бывало и так, что погибал великий охотник, знавший больше любого соплеменника, все, казалось бы, предусматривавший и все делавший правильно. Такое событие было нелегко объяснить, точно так же как и длительные неудачи в охоте, когда, несмотря на искусство и старания мужчин, под угрозу ставилось само существование всего стойбища. Объяснение этих и подобных явлений было необходимо, вся история эскимосов - это история непрекращавшегося накапливания опыта, сбора, обработки и использования информации - процессов, ставших второй натурой народа, его надеждой и спасением в безбрежных ледяных просторах. В описанных же случаях никакого объяснения не было. Охотники не могли выстроить всю цепь случайностей (или закономерностей), приведших к смерти охотника или голоду, ведь они не знали всех сложных законов миграций морского зверя (не совсем ясных нам и сейчас). Но объяснение должно было найтись, и его находили если не в реальном мире, то в фантастическом. Так из относительного бессилия, беспомощности человека перед лицом природы рождались, а потом и развивались суеверия, мифы, ритуалы.
Трудно с точностью определить, какая часть подобных представлений была объективно полезна в жизни охотников каменного века, какая нейтральна и какая попросту вредна. Да это и не столь важно для понимания облика народа. Важнее здесь другое. Сам факт создания подобного духовного мира свидетельствует о том, что человек не покорялся даже самым грозным, таинственным и труднообъяснимым явлениям, а пытался бороться с ними, дерзко вторгаясь в область непознаваемого, более того, делая открытия и ставя их себе на службу. Смерть охотника или голод были, при всей их повторяемости, чрезвычайными событиями, и в ответ на них использовались экстраординарные меры - магические обряды, заклинания, 'тесное' общение с 'потусторонними' силами, короче, весь арсенал накопившихся у шаманов средств. При этом магические и реальные меры употреблялись одновременно. Эскимосы не знали, где кончаются первые и начинаются вторые, - они тесно переплетались, отражая нерасчлененность, взаимопроникновение фантастического и реального в мировоззрении гренландцев [57].
Моральные установки эскимосов также имели своим источником жесткую необходимость подчинения членов общины правилам, при условии соблюдения которых эта община только и могла выжить. Когда-то подобные (или схожие) правила были обязательны и для европейцев, однако со временем они менялись вместе со сменой социально-экономических укладов. В Гренландии же, где общество оставалось на уровне каменного века, естественно, застыли в неизменном виде и эти правила. Так, европейцы утратили с веками строгие ритуальные предписания, связанные с приемом пищи, можно сказать, мы стали есть 'в вольном стиле'. В традиционном эскимосском обществе эти предписания сохранили свою силу, они действительны, как и много веков назад. Зато новые, введенные европейцами понятия кажутся старикам-эскимосам лишенными смысла в отличие от впитанного с молоком матери и во многом необходимого в традиционном обществе кодекса правил предков.
Указанные правила, предписания, табу имели единственную цель - благо коллектива. Закону стойбища должны были подчиняться все; личные интересы индивидуумов ежечасно и ежеминутно приносились ему в жертву. Как весьма многозначительно шутит К. Биркет-Смит, 'самостоятельное мышление было еще более редкой птицей в Гренландии, чем на наших широтах'. Поэтому в корне неверны утверждения некоторых авторов, которые, касаясь социальных перемен, связанных с победой новых экономических отношений, рисуют старое гренландское общество как в высшей степени гармоничное, гуманное, демократическое и даже сожалеют о его распаде. Законы этого общества были жестоки, а нарушения их часто карались смертью [58].
Наиболее точную оценку степени свободы для каждого члена такого общества дает поэтому не буржуазная наука, нередко склонная призывать к возврату к старому, застывшему, консервирующему традиционные законы и культуру образу жизни, а марксистская, справедливо утверждающая, что в глубинах этого образа жизни 'человек в известном смысле был еще более порабощен, чем при рабовладельческом строе... корни того, что называется рабской покорностью, возникли значительно раньше рабства. Это не принуждение, а добровольное подчинение, при котором даже не брезжит помысел или ощущение какого бы то ни было протеста' [59].
Тем не менее было бы ошибкой полагать, что нормы и правила поведения внушались, предписывались исключительно с позиций силы, возможно, гораздо большее значение здесь имело традиционное воспитание. Вначале мать, затем остальные члены семьи внушают эти правила ребенку, причем делается это ненавязчиво, угрозы отнюдь не в ходу [60]. Огромное значение в воспитании играет фольклор, светский и культовый (впрочем, это разделение часто весьма условно). Наиболее простая и реалистичная фольклорная форма - так называемые рассказы. Это повествование, для которого характерна вольная композиция, нередко весьма значительный размер (рассказ может длиться практически бесконечно, так как к одному сюжету совершенно естественно присоединяется другой; чаще всего это бывает в пургу или другие периоды длительного бездействия). Сюжетов рассказов множество, излюбленные - о приключениях охотников, о людях необычного поведения, об убийствах, состязаниях, голодных периодах, путешествиях, культовых мистериях.
