Йоханссен, зато десятки, сотни тысяч людей прекрасно знали, кто такой Джоджо Йоханссен. Вот только… а вдруг что-нибудь случится и никто не выберет его на драфте НБА? Проблема с Верноном Конджерсом состояла даже не в том, что он мог в обозримом будущем занять место Джоджо в стартовой пятерке, но тренер мог начать все чаще выпускать Конджерса на площадку, урезая таким образом игровое время Джоджо. Тогда его имя будет постепенно исчезать с первых мест в статистике принесенных команде очков, выигранных подборов и прочих показателей. Если дело пойдет так — об НБА можно будет забыть. Вот тогда-то Джоджо на своей шкуре ощутит, что такое быть жалкой тварью, бывшим студентом колледжа, пусть даже и получившим кусок красивой гербовой бумаги из Дьюпонта, но при этом абсолютно ни на что не годным. Он будет просто ничтожеством. Максимум, на что Джоджо сможет рассчитывать — это тренировать баскетбольную команду типа «Трентон Сентрал», а вот Эрик — у того уже сейчас все в порядке, он адвокат в Чикаго с самыми благоприятными перспективами… И ведь при этом следует честно признать, что этот хренов Конджерс действительно умеет играть, мать его, ничего не скажешь! Здоровенный, сильный, быстрый, агрессивный и главное — абсолютно уверенный в том, что ему нет соперников в игре! Джоджо не столько успел произнести все это про себя, сколько почувствовал, как еще не сформировавшиеся до конца мысли втыкают острую иглу страха ему в сердце. Да, на этот раз парень мог признаться себе, что терзают его уже не сомнения или подозрения, а самые настоящие страхи.
Все, хватит об этом думать. Джоджо обвел взглядом Главную площадь. Яркие лучи послеполуденного летнего солнца неожиданно выигрышно высветили готические здания, окружавшие площадь: суровые каменные строения словно потеплели — желтые, охристые, коричневые и пурпурные отсветы на стенах делали их еще более величественными и значительными. Здание библиотеки с высокой башней сейчас особенно походило на огромный собор… Джоджо редко бывал внутри, разве что его загонял куратор. Впрочем, пару раз он заглядывал туда по вечерам, едва ли не за полночь, чтобы как будто случайно повстречать там одну девушку, которая, как ему было известно, имела привычку засиживаться в библиотеке допоздна…
Навстречу Джоджо шел какой-то человек. Лицо вроде знакомое, но кто же это такой, черт возьми? Чуть старше сорока, в рубашке-поло с короткими рукавами, шортах цвета хаки и кроссовках… фигура просто кошмарная… мускулатура совершенно не развита… над ремнем брюшко свешивается… ноги тощие и костлявые, как жерди. Джоджо знал за собой этот грешок — снобизм по отношению к физическим кондициям окружающих, но ничего не мог с этим поделать. Ну, спрашивается, как может нормальный здоровый мужик довести себя до такого состояния? Да еще этот идиотский кейс в руке… Мужчина подошел ближе… Вот хрен, почему же никак не удается вспомнить, где он видел этого кривоногого урода? Человек, шедший навстречу, улыбнулся и кивнул. Джоджо непроизвольно улыбнулся в ответ. Когда они поравнялись, незнакомец посмотрел Джоджо прямо в лицо и сказал:
— Здравствуйте, мистер Йоханссен.
Джоджо вынужден был ограничиться неопределенным и оттого не слишком убедительным:
— Здрасьте… как дела?
Потом каждый пошел своей дорогой.
Джоджо походил еще немного по университетскому городку, эффектно перекатывая крепкие мышцы плечевого пояса и все-таки надеясь, что кто-нибудь заметит его. Как-никак, парень он был видный. Удачно подобранная футболка не столько скрывала, сколько подчеркивала мускулатуру. Твою мать!.. Ну надо же! Никого!.. Может, хоть из окон кто-нибудь наблюдает? Джоджо обвел взглядом здания… Никого… нет, минуточку. На первом этаже колледжа Пейсон были открыты два окна — и что же он увидел там, за окнами, на стене? Он подошел ближе. Неужели? Точно! Так и есть! Это он — собственной персоной! Огромный, как минимум фута в четыре постер: Джоджо Йоханссен, триумфально взмывающий над частоколом тянущихся вверх черных рук. Да, судя по этой фотографии, надрать им всем задницу было для него плевым делом. Баскетболист подошел еще ближе, насколько это позволяли приличия, чтобы никто не мог заподозрить, что он проявляет нездоровый интерес к комнате какой-нибудь студентки или, того хуже, студента. Он был поражен… просто не мог оторвать глаз… Тот, кто жил в этой комнате, восхищался Джоджо Йоханссеном, более того, даже поклонялся ему. Постояв некоторое время неподвижно перед этими окнами, парень лишь большим усилием воли заставил себя наконец отвернуться и пойти прочь, понимая, что еще немного, и его поведение может показаться какому-нибудь случайному наблюдателю странным. Дальше по дорожке Джоджо шел, обуреваемый каким-то новым, близким к восторгу чувством, до сих пор неведомым ему, но от этого не менее ясным, чем обычные пять чувств…
Он еще раз оглядел Главную площадь… никого. Не отвлекаемый и не развлекаемый случайными знакомыми, он вдруг почувствовал себя очень усталым. Сегодняшняя тренировка, когда игра то и дело переходила в физическую борьбу, действительно вымотала его. Неожиданно Джоджо поймал себя на мысли о том, что с тоской думает о большом телевизоре и удобных креслах, которые ждут его в люксовом крыле общежития, где они с Майком занимали один из блоков. Вдруг он ощутил, что это самая приятная вещь на свете, что ему просто абсолютно
Джоджо быстро пошел обратно по дорожке Жиллетта, вернулся к «аннигилятору» и поехал в сторону колледжа Крауниншилд. Устраивать отдельные общежития для спортсменов, согласно новым правилам НАСС, больше не разрешалось. Официально полагалось размещать их вместе с остальными студентами. Таким образом администрации университета приходилось хитрить. Например, игроков баскетбольной сборной поселили в одном крыле на пятом этаже общежития Крауниншилд. Ради удобства молодых спортивных дарований даже провели частичную перепланировку: стены между двумя соседними спальнями обычных помещений снесли, так что каждый игрок получил одну большую спальню — со специальной кроватью гигантской длины — и собственную ванную, а гостиная была одна на двоих. Чтобы восполнить пространство, потерянное из-за удвоения спален спортсменов, некоторые кладовки и неиспользуемые кухни переоборудовали в маленькие одноместные комнаты для обычных, рядовых студентов, не блиставших спортивными успехами. Помимо прочей роскоши, комнаты баскетболистов были оборудованы централизованной системой кондиционирования воздуха.
Еще на подходе к своей комнате Джоджо ощутил, с каким удовольствием он сейчас бросит свое большое усталое тело в кресло и, вдыхая охлажденный кондиционером воздух, будет лениво щелкать пультом, переключая каналы на огромном телеэкране в их с Майком гостиной, отвлекаясь от дурацких мыслей. Надо промыть мозги, или что у него там в черепе вместо них. Он открыл дверь…
…На ковре, застилавшем пол в гостиной, прямо посреди комнаты лежала абсолютно голая молодая пара, оба белые. Кругом были беспорядочно разбросаны футболки, джинсы, нижнее белье и кроссовки. Руки и ноги парочки были переплетены, и из всего увиденного Джоджо мог сделать только один вывод: ребята трахаются прямо на ковре перед телевизором. Раз-два, раз-два, и девушка ритмично вскрикивает: «Ах-ах-ах». Оба лежали на боку, ногами к входной двери, так что в основном видны были мясистые ягодицы и налитые ляжки, а грива вьющихся светлых волос закрывала лицо Майка. Внезапно Джоджо стало интересно, бреет ли эта девчонка свою киску. За последние полгода он повидал их немало, и большинство из них было побрито наголо — хотя девчонка, которую он подцепил пару дней назад, сообщила кавалеру, что пользуется не бритвой, а каким-то «бразильским воском». Больше всего его интересовало, насколько быстро эта мода распространилась среди студенток в университете. Будучи игроком баскетбольной сборной, Джоджо без труда мог бы собрать вполне репрезентативную статистику относительно того, как распространяется мода на интимные стрижки и бритье среди студенток разных факультетов, но вот как сами девчонки оказываются в курсе всего этого? Обсуждают между собой такие вещи, или что?
— Это ты, Джоджо? — спросил Майк, не поднимая головы.
— Ну.
— Хорошо. В смысле — хорошо, что ты, а то я уж подумал, что это уборщица. — Говоря все это, Майк не прервал своего приятного занятия и даже не сбился с ритма. — Эй, поздоровайся с Джоджо.
Но девчонка тоже не хотела отвлекаться и хотя бы на миг возвращаться к реальности из мира яростных страстей, так что она по-прежнему прижималась лицом к Майку и продолжала свои «ах-ах-ах».
— Джоджо, поздоровайся с… как тебя зовут-то?
— Ах-ах-ах Эшли ах-ах-ах.
— Поздоровайся с Эшли, Джоджо.
— Я вообще-то телевизор хотел посмотреть, — сказал Джоджо. — Где пульт? Извиняйте, ребята.
Он переступил через парочку, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить
«Твою мать, — подумал Джоджо, — совсем уже охренели». (Сам того не замечая, он и думать стал на хренопиджине.) Взяв пульт, лежавший на телевизоре, он снова буркнул что-то вроде «извиняйте» и перешагнул назад через сгоравшую от страсти парочку. Добравшись наконец до своего любимого кресла, Джоджо развернулся и только начал опускаться в него, но так и завис — не опустив свою пятую точку на подушку кресла, о которой столько мечтал. Нет, вот уж действительно охренеть так охренеть. Вот ребята дают. Майк и эта, как ее там, Эшли, так и остались на полу между креслом и телевизором, издавая все те же звуки и продолжая свои «раз-два», явно намереваясь закончить начатое дело, не сходя с места.
И при всем этом Майк еще смеет бросать в его сторону недовольные взгляды. Нет, вообще-то Майк всегда отличался трезвостью суждений и в качестве соседа по общежитию был едва ли не идеален, но иногда… Вот спрашивается, чего такого особенного он нашел в этой телке, что повалился с ней прямо на пол в гостиной, не дойдя трех шагов до своей спальни? В конце концов, любой из членов команды мог ткнуть пальцем в любую девчонку в кампусе, и через десять минут она уже будет в его комнате. Так что хвастаться ему перед Джоджо особо нечем. Как-то раз здесь у них собрались сразу четыре девицы… все четыре, кстати, в интимных местах были чисто выбриты… Эти воспоминания на какой-то момент встряхнули Джоджо, но усталость и нервное напряжение сделали свое дело. Джоджо отчетливо понял, что ему сейчас не до развлечений. Уж больно тяжелый выдался денек. Последние десять минут он мечтал только об одном: как вернется домой, сядет в любимое кресло в гостиной и уткнется в телевизор. И что же он получил? Прямо перед ним, а вернее, между ним и телевизором, извивалось в безумной похоти двуединое существо, стонущее, чавкающее и всхлипывающее.
Осуждающе вздохнув, Джоджо швырнул пульт на кресло и отправился в свою комнату, хлопнув напоследок дверью. Далеко не сразу он сумел избавиться от навязчивого образа парочки, развлекающейся на ковре в гостиной. Не успел Джоджо отключиться от этого, как в его памяти всплыли воспоминания об одной старой обиде и незажившей ране, хотя он постарался как можно быстрее избавиться от них.