Я - Шарлотта Симмонс

Никто за тобой сейчас не следит, никто ничего не запоминает. Если бы ты, оставшись жить дома, начала вести себя не так, как раньше, — родители вместе с остальными родственниками стали бы рвать на себе волосы и реветь в три ручья. Все будут косо смотреть на тебя, понимающе кивать и думать при этом: «До чего же она докатилась!», и вся Спарта станет зубоскалить и перемывать тебе кости за каждый твой поступок, любой шаг, который им покажется неверным. Когда учеба закончится и мы устроимся на работу, нам тоже придется более тщательно продумывать все свои поступки. Станешь вести себя не так, как положено, — неприятностей не оберешься. Чуть что — и начальник вызовет тебя на ковер, чтобы…

«…Чтобы трахнуть тебя прямо на этом ковре», — зачем-то мысленно продолжила за подругу Шарлотта. От того, что такая фраза вообще могла прийти ей в голову, девушке стало нехорошо, как будто ее ударили кулаком в живот. «Лори!»

— …Чтобы сделать сотруднице внушение, как он это называет, а на самом деле просто наорать на тебя. А если у тебя появится парень или даже муж, они не только ругаться станут, но еще и ныть и жаловаться начнут, а это, наверное, еще хуже: чуть что — будешь чувствовать себя виноватой. Вот я и хочу сказать, Шарлотта: посмотри на студенческую жизнь с этой стороны. Пока мы в колледже, у нас есть шанс попробовать все что угодно, поэкспериментировать над собой и над своей жизнью. Запретить нам никто ничего не может — мы вроде как уже взрослые, и в то же время все, что мы сейчас творим, останется только в наших воспоминаниях о молодости. Остальным будет наплевать, как мы вели себя, пока были студентками. Главное — потом не дразнить гусей. Представляешь, как это здорово: пробуешь и то, и другое, учишься всему, пусть даже набиваешь себе шишки, но никто никогда не вспомнит твоих ошибок. У всех окружающих как будто провал в памяти — эти четыре года твоей студенческой жизни, — и ты выходишь с дипломом колледжа, с накопленным опытом, но при этом оказываешься перед всеми такой же чистенькой и невинной, как та девчонка, которая поступила сюда четыре года назад.

— О чем ты говоришь? — переспросила Шарлотта. — Что нужно пробовать? С чем экспериментировать? Приведи мне хоть один пример.

— Ну… — Лори помедлила, — ты вроде говорила про парней, про то, чего они от тебя ждут и все такое…

— Да, говорила…

Лори продолжала чуть увереннее:

— Шарлотта! Это же не конец света! Это как раз тот момент, когда можно сорваться с цепи! Узнать все обо всем! Чтобы понять парней, нужно узнать, какие они! Нужно понять, как устроен мир! Хоть раз перестань себя сдерживать, попытайся взлететь, не задумываясь о том, что остается внизу, на земле! Ты же такая умная, это все признают. Я тебе честно говорю, Шарлотта: все, что мы с тобой учили, — это хорошо, но теперь настало время научиться кое-чему еще, тому, о чем мы никогда не говорили. Рискни, используй свой шанс! Для этого люди и идут в колледж! Конечно, не только для этого, но и для этого тоже.

Молчание. Затем Шарлотта сказала:

— То есть ты имеешь в виду… что нужно попробовать жить по-взрослому… во всех смыслах.

Снова молчание.

— Я не только про это, но и про взрослые отношения тоже.

Напряженное молчание.

— Лори, а ты уже это сделала?

Та ответила смело, не стесняясь, словно зная, что стыдиться ей нечего:

— Да, сделала. — Молчание. — Я прекрасно понимаю, что ты сейчас думаешь, но не стоит придавать этому такое значение. — Молчание. — И потом, так намного легче. И в конце концов, это не так уж и неприятно. — Молчание. — Если надумаешь решиться, позвони мне, правда, позвони, и я тебе кое-что расскажу. Кое-что я об этом уже знаю.

Лори еще некоторое время рассуждала на тему того, что этому не стоит придавать большого значения. Шарлотта держала трубку возле уха и вроде бы слушала подругу. Тем не менее ее взгляд становился все более отсутствующим… она смотрела на подсвеченный прожекторами бледно-серый фасад башни… на забавно выстроившиеся по диагонали освещенные окна в общежитии напротив, по другую сторону двора… потом ее взгляд почему-то наткнулся на один из многочисленных лифчиков Беверли, намотавшийся на высокий каблук ее же туфли, валявшейся под ее же кроватью. Лори все продолжала говорить: она рассказывала, что у них в общежитии все девушки принимают пилюли — ну, те самые пилюли, и никто от этого не полнеет, как им раньше об этом рассказывали.

Шарлотта вдруг представила себе целую толпу — тысячи девушек, которые вылезают по утрам из постели и, шаркая домашними туфлями, направляются в ванную, где над маленькой эмалированной раковиной серо-кремового цвета, к крану которой на старомодной серой цинковой цепочке прикреплена черная резиновая затычка, висит маленькая аптечка с зеркальной дверцей. Все как одна открывают этот шкафчик — всё происходит в каком-то тумане, их тысячи и тысячи — этих студенток колледжей. Шарлотта видит тысячи рук — в этом здании, и в том, и в другом, и в том, что через дорогу, и в том, что за ними, — в бесчисленном множестве зданий, — все они тянутся к полке, открывают упаковку и достают Ту Самую Пилюлю, которая в воображении Шарлотты выглядит как те огромные таблетки, которые в питомнике, где выращивают новогодние елки, дают мулам — от глистов.

Вот такая картина нарисовалась перед ее мысленным взором. По правде говоря, Шарлотта почти ничего не слышала после слов: «Да, сделала».

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Его Величество ребенок

Было уже почти темно, когда совершенно неожиданно на тропинке, вившейся вдоль опушки университетской Рощи, появилась цепочка желтых огоньков. Они двигались примерно на одной высоте над землей, то подпрыгивая, то чуть опускаясь, но все в одном направлении — в сторону питомника молодых деревьев — и более или менее ровной вереницей. Зрелище было настолько неожиданное и завораживающее, что Эдам непроизвольно нажал на тормоза велосипеда, хотя уже опаздывал на совещание в редакции «Дейли вэйв».

Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы установить причину появления этой не имеющей отношения к сверхъестественным явлениям россыпи огоньков: ну конечно, бег трусцой. Маленькие мигающие желтые фонарики были приделаны к плейерам бегунов и закреплены у них на руках выше локтя при помощи липучек. Вот только сами эти руки, которые едва-едва можно было разглядеть! Навстречу Эдаму бежала компания девушек; практически все они были не просто стройные, а тонкие, худющие и костлявые до патологии: ни груди, ни зада, только кости, волосы, футболка, шорты, кроссовки, казавшиеся слишком большими на тонких ногах, и мерцающие огоньки — в качестве меры предосторожности, чтобы не попасть под колеса машины или мотоцикла. Все девушки, как одна, готовы были сжечь каждую калорию до последней, которую удастся выжать из их и без того иссушенных тел — сжечь калории и умереть, возможно, даже в буквальном смысле слова.

Эдам тотчас же представил себе шикарный заголовок для статьи в «Дейли вэйв»: «АНОРЕКСИЧЕСКИЙ МАРАФОН». А что, если он явится в редакцию с такой идеей — никто, пожалуй, не станет наезжать на него за то, что он опоздал. А это ведь будет еще не главный сюрприз для коллег. Что ж, тем лучше, пусть козырная карта немного подождет, и он выложит ее на стол в самый подходящий момент.

Этот анонс Эдам придумал уже давно и мысленно не раз представлял его себе на первой странице газеты: «ГУБЕРНАТОР, МИНЕТ И СКАНДАЛ».

Эдам поехал дальше — мимо Кроуниншилда, мимо Малой площади, размышляя при этом, трудно ли будет раскрутить страдающих анорексией спортсменок на интервью и фотографии. «ЖИВЫЕ МЕРТВЕЦЫ НЕ СДАЮТСЯ…» Интервью? Не проблема для такого предприимчивого и пронырливого репортера, как он. И главное — никаких ханжеских штампов типа «все имена изменены». Ни в коем случае. Эдам уже видел номер со своим материалом в печати. Он просто печенкой чувствовал, что эта статья станет гвоздем любого номера. В придумывании новых сюжетов и поисках нового материала для статей Эдам находил какое-то особое удовольствие: парень чувствовал, как у него прямо-таки в это время играет кровь. Чего стоит один только последний его шедевр: «ГУБЕРНАТОР, МИНЕТ И СКАНДАЛ», хотя малыш Грег Фиоре наверняка упрется и не разрешит вынести в заголовок слово «минет». Кишка у него тонка Эдам поднажал на педали и поехал быстрее.

В большом реальном мире, не в пример замкнутому дьюпонтскому кокону, редакция типичной газеты не слишком отличается от офиса какой-нибудь страховой компании: тот же непобедимый, вездесущий серый ковролин, те же ряды компьютеров (мониторы — с пониженной степенью излучения), в экраны которых уткнулись одинаково подстриженные головы молодых людей. И только в редакциях университетских газет, вроде «Дейли вэйв», сохранилась та маргинально-богемная атмосфера сотворения новостей, свойственная эпохе «Фронт пейдж» — двадцатым-тридцатым годам двадцатого века, причем атмосфера эта существовала здесь независимо от того, что никто из сотрудников «Вэйв», за исключением самого Эдама и, возможно, Грега — главного редактора, и слыхом не слыхивал ни о «Фронт пейдж», ни о той эпохе. Семьдесят лет — это же целая вечность, для современных студентов колледжа та эра — практически синоним каменного века.

Когда Эдам вошел в помещение редакции, Грег сидел на старом, списанном из библиотеки стуле, качаясь на задних ножках, и о чем-то разглагольствовал перед членами редколлегии. Эта компания — всего пять человек, двое парней и три девушки — пристроилась по углам комнаты, кто где сумел. Пол в помещении был завален коробками из-под пиццы, на внутренней стороне которых висели прилипшие нити расплавленного сыра, повсюду валялись бумажные корзиночки из-под куриных крылышек и ножек, смятые пластиковые стаканы из-под кофе и прочих напитков, пустые подносы из формованного картона, скомканные полиэтиленовые пакеты, газетные страницы и компьютерные распечатки. Все это живописно прикрывало ковер, покрытый пятнами от ежевичного «Крейзи Хорс» — энергетического напитка на кофеине, а также и кое-чего похуже. Чертова пицца! И здесь от нее никуда не деться! Эдаму слишком хорошо были знакомы эти коробки — увы, после совещания в редакции ему еще предстояло отработать четырехчасовую смену в «Пауэр Пицце» на развозке заказов.

Кивнув вошедшему Эдаму, Камилла Дэн — худенькая китаянка, которую он считал полной дурой, — продолжила говорить:

— А по-моему, мы здесь имеем дело с непреодоленными проявлениями гомофобии. Лично меня не купишь на отговорки администрации, когда они утверждают, будто обслуживающий персонал считал, что он борется против гомофобии.

— И почему ты так в этом уверена? — спросил Грег, откинувшись на своем стуле еще дальше назад и с такого ракурса взяв Камиллу на мушку носа.

«Ну-ну, — подумал Эдам, — наш Грег совершенно не меняется. Он до сих считает, что в этой позе выглядит как настоящая акула пера и крутой редактор. Куда ему — с его-то тощей шеей и скошенным подбородком. Пародия, да и только».

— Неужели ты думаешь, — с готовностью возразила Камилла, — что все это простое совпадение? Как раз накануне родительского дня наша любимая администрация, которая постоянно твердит, что ничего не имеет против нетрадиционной сексуальной ориентации студентов и преподавателей и якобы предельно толерантна в этом отношении, делает все возможное, чтобы родители студентов не увидели надписей на гомосексуальную тематику, сделанных