Ночью пришло донесение, что Пружаны заняты, что бой закончен уничтожением русских танков.
Он не скрывал своей радости.
На другой день утром командный пункт танковой группы был переброшен в Пружаны, и я получил возможность осмотреть поле боя с нашими танками.
Ремонтники очищали поле боя, растаскивая на тросах немецкие танки и русские БТ-7. Наши танкисты, не имея возможности огнем своих пушек поразить немецкий танк, шли на таран. То там, то здесь торчали остовы немецких бронетранспортеров. Они не боялись этих наших танков: их T-III и T-IV были сделаны из более крепкой брони, ее не пробивали пушки БТ-7. Генерал боялся, что 'у русских окажутся тяжелые танки'.
Командир дивизии, к которому мы прибыли на командный пункт, сиял от восторга.
- Вперед! Вперед! - встретил он генерала многозначительным возгласом.
- Через три дня в Минске, и кампания окончена! Даже ранее, чем предполагали в генеральном штабе! - ликовал он.
Генерал расстелил карту и провел карандашом черную жирную черту от Белостока на юго-восток, уперев се в левый фланг своей группы.
- Следите за левым флангом! Мне не ясно, что там происходит.
К вечеру второго дня бои завязались по всей полосе наступления танковой группы, отовсюду доносили о потерях. Причем потери к вечеру значительно возросли, с правого фланга пришла паническая сводка о тяжелых боях, о непрерывных контратаках русских.
На ночь генералу освободили и очистили уцелевшую избу в глухой белорусской деревеньке.
Из красного угла, освещенного автомобильными лампочками, мрачно глядели почерневшие от времени и лампадной гари лики святых. Посреди избы- сколоченный из грубых досок стол, вдоль стены-лавка. За стеной и на потолке скреблись не то мыши, не то крупные жукидровосеки.
Дико выглядели на полу и на специальных подставках телефонные аппараты и рация генерала в этой избе.
Он расстелил карту, склонился над ней, изучая нанесенную на ней обстановку в штабе. Обернулся к офицерам:
- Обращаю ваше внимание! За два дня по горным дорогам в Арденнах, где приходилось растягивать колонну в цепочку, мы прошли без всяких потерь. А здесь не прекращаются атаки русских... Мы нисколько не продвинулись справа... А завтра или послезавтра у нас начнется неприятность слева...
Утром 24 июня, на третий день войны, генерал с опергруппой двинулся за передовыми частями. На этот раз oн ехал в танке, за ним следовали два танка охраны, бронемашины с офицерами, в бронетранспортереавтоматчики.
Не успели отъехать и десяти километров от командного пункта, как вступили в бой. Немецкую пехоту теснили с дороги. Пограничники и красноармейцы обстреляли танк и подбили транспортер. Автоматчики попытались контратаковать, но залегли под их огнем. Генерал развернул свой танк, а за ним двинулись и танки охраны.
Три танка против пехотинцев-это, конечно, бой не равный. Красноармейцы и пограничники отступили в лес.
Генерал оставил автоматчиков для охраны шоссе.
На командном пункте дивизии оказались командир танковой дивизии, командир танкового корпуса, подполковник из группы армий, командир противотанкового артиллерийского дивизиона.
От прямого попадания снаряда вспыхнула и запылала грузовая машина, повалил черный дым, из дыма и огня вырвались на площадку два русских танка и открыли огонь. Генералы попадали на землю. Двое из них были тяжело ранены. Танки опрокинули одну из бронемашин и развернулись тут же для боя с немецкими танками T-IV.
Я не сразу понял, что происходит.
На два наших танка наседал десяток немецких. Но наши не пятились, а ринулись тут же в контратаку, не обращая внимания на огонь немецких пушек. Я не сразу понял, что это наши танки. Незнаком был мне их силуэт, непривычна была их масса, вооружены они были значительно сильнее БТ-7.
Танки T-IV расползлись, избегая боя на близкой дистанции, но два из них, маневрируя, подставили свои бока и тут же запылали факелами. С крыши кирпичного здания открыла огонь по русским танкам зенитная батарея. Танки ответили несколькими выстрелами из пушек и ринулись в городок, занятый немецкими войсками, сея панику и сокрушая на своем пути скопления автомашин.
Я мог проследить их путь только по откатывающейся от окраины артиллерийской стрельбе.
- Что это за танки? - спросил генерал у командира дивизии, поднимаясь с земли. - Почему они оказались у вас в тылу?
Командир дивизии со взводом танков охраны устремился к городу. Солдаты подняли с земли два трупа.
Были убиты подполковник и командир корпуса. Командир дивизии, вернувшись, отрапортовал, что два русских танка уничтожены на городских улицах.
- Я хотел бы их осмотреть, - сказал генерал.
Командир дивизии замялся:
- Туда ехать небезопасно.
- Отбуксировать эти танки сюда! Это не БТ-7. Я должен видеть эти два танка...
- Боюсь, что там нечего рассматривать...
- Привезите хотя бы кусок брони!
Командир дивизии замолк.
Генерал что-то хотел сказать, но сдержался, резко повернулся, сел в свой танк, приказав нам следовать за ним на командный пункт группы.
Мы не проехали благополучно и нескольких километров. На шоссе в танк генерала полетели ручные гранаты, застрочил пулемет, артиллеристы развернули для огня противотанковую пушку.
На этот раз генерал не решился ввязаться в бой, а на полной скорости проскочил мимо, бронемашины опергруппы развернулись, и мы отступили к городку, где стояла танковая дивизия. На командный пункт мы пробились лишь на другой день.
По-прежнему сопротивление танковой группе на всем протяжении фронта возрастало. Четвертый день правый фланг танкового клина не мог сдвинуться с места. Правофланговый танковый корпус нес тяжелые потери от продолжающихся контратак частей Красной Армии, но вместе с тем и усилился нажим на ее левый фланг со стороны Белостока. Оттуда пробивались из окружения крупные части Красной Армии. Генерал собрал свои штаб, прибыли командиры дивизий, командиры корпусов.
Совещание проходило в просторном классе деревенской школы. На сдвинутых партах лежали карты.
- Танки идут вперед! Впереди в двух переходах Минск! Над Минском нависают танки из группы Готта.
Можем ли мы взять Минск? - спросил генерал.
Я наблюдал за офицерами. Вопрос прозвучал для них неожиданно.
Один из командиров дивизии тут же ответил:
- Я думаю, что на это понадобится еще два дня...
Генерал устало, в знак согласия прикрыл веки.
И еще один командир дивизии добавил:
- В направлении на Минск я ощущаю ослабление сопротивления русских...
Генерал не садился. Он расхаживал вдоль классной доски. Остановился и коротко спросил:
- В чем состоит главная цель наступления?
Сам ответил:
- Главная цель всякого наступления-это уничтожение живой силы противника. Мы наступаем четыре дня... Мы взяли в клещи значительную группу русских войск в районе Белостока, но и сегодня испытываем ее давление... Я хочу поставить вопрос: кто окружен? Русские пробиваются сквозь наши боевые порядки к своим главным силам. Мы наступаем на главные силы, отражая удары по флангам и тылам... Или мы поворачиваем дивизии на уничтожение русских под Белостоком, или берем Минск?
Командиры дивизий и офицеры штаба во главе с начальником штаба высказались за наступление на Минск.
Это совпадало и с директивой высшего командования.
Генерал подписал приказ о наступлении.
- Никто ничего не понял, - сказал он мне наедине, должно быть, через меня адресуя свои слова к барону. - Сегодня, на четвертый день наступления, мы могли вползти в затяжную войну, если бы повернули танки на уничтожение окруженных русских. Мы получили бы ее поблизости от наших баз... Позже мы ее получим на растянутых коммуникациях... Никто об этом сейчас не хочет думать...
27 июня танковые дивизии группы армий 'Центр'
сомкнули кольцо вокруг Минска, танки ворвались в пылающий город, завязались уличные бои.
Штабной офицер со скрупулезной точностью нанес обстановку на общей карте всего Восточного фронта.
Карта рвала мне душу. Я жадно вглядывался в нее, пытаясь понять или хотя бы как-то объяснить для себя происходящее. Пали Вильнюс и Каунас, финны заняли Аландские острова, немецкий корпус оккупировал Петсамо, линия фронта прогибалась в направлении на Киев.
И это за четыре дня войны...
Где же главные силы Красной Армии, вступления которых я ожидал с часа на час? Я уже знал, что в первую же ночь немецкая авиация сумела вывести из строя значительное количество наших самолетов, я видел безмолвные танковые колонны, оказавшиеся без горючего. Но из Белостока продолжалось давление на левый фланг немецкой танковой группы, на правом фланге танки не имели значительного продвижения. Но к генералу приходили сводки из высших штабов, и получалось по этим сводкам, что между Минском и Москвой нет значительных соединений Красной Армии.
Ох, как нужна была мне в эти часы связь с Центром.
Не о передвижениях танковых дивизий я сообщил бы в Москву, не о их дислокации, все это текло и менялось.
Нет, я передал бы вопрос генерала к его офицерам, рассказал бы о его сомнениях, что движение немецких частей расписано по графику, а график не выполняется.
Единственно, на что я решился, - это послать письмо в Швейцарию по известному мне адресу и сообщить, где я нахожусь. Я указал, что состою при штабе генерала.
Н только. Никаких шифровок по почте отсюда я посылать не мог, иначе все погибло бы, и я уже не смог бы помочь своим. Я просил в своем письме дать
