интересовался уважаемой «мамочкой», Аллой Борисовной…
К тому времени Витя выучил назубок все ее песни, и, когда Алла Борисовна исполняла по радио очередной свой шедевр, он радовался, как младенец, приплясывая, но потом резко затихал и подолгу тихо плакал, сидя на своей шконке в углу, у шкафа для одежды.
Никто не знал, сколько времени так будет продолжаться, но вполне возможно, думали зеки, что Витюше придется ждать «ящик» до конца срока. Выслать его ему было некому, и это было известно всем.
Мысль о желанной призрачной посылке наверняка посещала бедолагу еще в здравой жизни и, скорее всего, так и «перекочевала» вместе с другими желаниями и мыслями в совершенно новое, блаженное состояние его сознания и души. Он абсолютно искренне и страстно ждал свою дорогую посылку и так же искренне верил Алле Борисовне, которая никак не могла обмануть порядочного арестанта и притвориться, будто ей ничего не известно.
Время шло, как и прежде, и ничего нового для Вити оно не предвещало.
Но вот однажды, в самом конце лета, очень жаркого и очень тягостного, произошло нечто, чудо, о котором заговорили, наверно, все без исключения зеки. Молва облетела лагерь в одно мгновение, и урки уже прикидывали между собой, что бы это все значило.
В тот день ближе к вечеру на плацу, как обычно, должны были вывесить новый список на получение посылок.
Витя уже давно ожидал «бегунка» и, едва завидев дневального со списком в руках, понесся следом за ним.
«Бегунок» важно подошёл к доске, молча прикрепил лист и, отойдя на несколько шагов в сторону, не ушел, как должен был, а стал украдкой наблюдать за подоспевшим как раз Витюшей. Люди помаленьку подтягивались к доске, и «бегунок», стоя за спиной у Вити, на пальцах и мимикой объяснял некоторым из них ситуацию… Пятой в списке значилась фамилия вечно ожидающего Витюши. Коржов В. Г. — четко и жирно было выведено на бумаге, будто специально для Вити.
Коржов В. Г. Коржов В. Г. Коржов В. Г.! Буквы, по-видимому, заплясали перед Витиными глазами. Не поверив себе и своим собственным глазам, он повернулся к окружающим его людям, вытянув вперед подбородок, обвел всех присутствующих быстрым вороватым взглядом и снова впился в список.
— «Коржов В. Г.», — снова, но уже вслух прочитал он свою фамилию и инициалы.
Словно близорукий, стоял Витюша у доски, и его худой, хрящеватый нос едва не касался исписанного фамилиями листка бумаги.
— Да отваливай уже, Витек, не один! Заслонил головой весь список, — ворчали на него подходившие к доске зеки, не знающие о посылке.
Но Витек словно прирос к асфальту — не двигался с места и не реагировал на просьбы.
— Да уберите же вы этого оболтуса! — наконец не выдержал кто-то сзади и прикрикнул на Витю.
— Посылка ему от Пугачевой пришла, вот и заклинило бедолагу. Прирос к месту от радости, — пояснили недовольному те, что подошли раньше.
— Дождался-таки! Теперь — гуляй рванина от рубля и выше, мать пенсию получила!
Задние немного угомонились, а Витя, услышав, уяснив в конце концов, что речь идет именно о нем и ни о ком другом, очнулся, резко развернулся лицом к толпе во второй раз, окинул ее туманным, но и победным взором Наполеона и, нагло растолкав собравшихся локтями и пробив себе дорогу, понесся по плацу в сторону вахты, туда, где находилась комната для выдачи посылок и передач.
Кто-то зло, матом выругался ему вслед, кто-то посмеялся над поверившим в чудо дурачком, некоторые спрашивали о посылке у «бегунка».
Тот ничего толком не знал, но утверждал на полном серьезе, что посылка из Москвы на Витино имя действительно пришла. И, как якобы говорил ему контролер по выдаче, она-де в натуре была от какой-то А. Б. Пугачевой. «Бегунку», понятно, никто не поверил, зеки быстро и дружненько перевели стрелки на шутника-контролера, который, по их мнению, протолкал мякину и сейчас «тащится» от своей хохмы.
Все громко и весело ржали, а оставшийся в дураках «бегунок» клялся и божился, что контролер не «гнал ерша», но говорил все на полном серьезе. И что он сам удивлялся ещё больше, чем они.
Пришедшие на зону посылки, как правило, выдавали не сразу, а примерно через час-два после того, как вывешивали список. Зеки приходили на вахту, выстраивались в длинную очередь и по одному продвигались к небольшому окошку, за которым находился контролер-прапорщик. Посылка выдавалась на руки осужденному только в том случае, если последний называл полный и точный адрес отправителя и его фамилию. Если же он не мог точно сказать, от кого именно поступила посылка, её могли отправить назад либо оставить до рассмотрения вопроса начальством.
Разговоров и предположений по поводу загадочной Витиной посылки было, конечно же, много, однако все сходились на том, что это какой-то «фонарь» и чистейшая «утка». Сердобольная Алла Борисовна, надумавшая вдруг послать на зону посылку какому-то безвестному больному парню, не вмещалась в фантазии вечно фантазирующих зеков, и они выдвигали одну версию за другой. Мнение же некоторых верующих людей, утверждающих, что и живущие сугубо для себя артисты, аферисты и карьеристы раз в год делают что-то и для Бога, не бралось в расчет, как, впрочем, и сами говорящие о Боге.
«Если обыкновенное ружьё или метла стреляют раз в год сами по себе, то такая посылка может прийти узнику раз в пятьдесят лет, и то одному из тысячи», — считало большинство. И они были по-своему правы. Чудес на свете не бывает, к тому же, кроме уголовных сумасшедших, пусть даже и невинных, в мире существует масса других добрых и несчастных людей. Почему он?!
Алла Борисовна, может, и нежадный человек, но в конце концов она не мать Тереза и не Красный Крест. Кроме того, ее время наверняка расписано по минутам. Какие зеки, какие посылки! Да и откуда она могла узнать, откуда?..
Разговоров было много, очень много, но что бы там ни толковали аналитики и «профессора» высчета, Витюша уже с час не отходил от «медового» окошка, отираясь подле него, словно пес у мясной лавки. Да простится мне такое сравнение.
В очереди Витя стоял первым, и ни один из стоящих сзади него даже не думал о том, чтобы как-то обойти бедолагу и влезть вперёд. Наоборот, все ожидающие с нетерпением ждали развязки и уже шутя предлагали Витюше свои пакеты и торбы. «Не допрёшь сам, Витюха, возьми мою, не вместится», — смеялись люди. «Что там Аллочка нам прислала, а, Витя? Небось одной икры набила с барского плеча, а?!», «Не забывай братву, бродяга! Жратва кончается, а люди остаются…» Под шутки и прибаутки ждать появления контролера было гораздо веселее, и люди по-своему балдели, прикалываясь к Вите и вспоминая смешные эпизоды из прошлого. Витюша тоже был весел, посмеивался вместе со всеми и то и дело выставлял вперед правую руку с поднятой кверху кистью.
«Погодите… — как бы говорил он всем шутникам немного наивным и смешным этим жестом. — Ещё посмотрим, кто будет смеяться, погодите. Скоро, сейчас уже, ещё чуть-чуть…»
Витюха резво развернул свою сложенную невесть откуда и взявшуюся у него торбу и молча помахал ею перед присутствующими. «Полюбуйтесь, есть! — говорил он одними глазами. — Не такой уж я дурачок, чтоб без торбы за посылкой прийти. Есть, есть, вместится!»
Заслышав малейший шорох за спиной, он сразу оглядывался в надежде, что окошко вот-вот распахнется и властный, зычный голос изнутри назовет его, Витину, фамилию.
Контролер по выдаче, прапорщик Коля Печкин или просто Пузо, как за глаза величали его зеки, появился, однако, не так скоро, чем буквально извёл и без того вымотанного Витюху.
Когда окошко наконец бряцнуло и распахнулось внутрь, Витя затрепетал. Он раза четыре, а то и все пять четко и внятно повторил свою фамилию, имя и отчество и теперь смотрел на застывшие руки прапорщика, не понимая, почему тот медлит и не вскрывает долгожданный ящик. Пузо действительно не торопился и с любопытством поглядывал на втиснутую в окошко голову осужденного.
— Ну чего молчишь, Коржов? — наконец громко спросил он, обращаясь к Вите, словно ничего не слышал. Пузо, конечно же, намекал на адрес, обратный адрес.
— А я сказал уже, — встрепенулся Витя. — Коржов Виктор Григорьевич, — в шестой раз назвался он. — Што-то не так, да? Может, отчество перепутали, а? Посмотри хорошенько. Виктор Григорьевич, Кор-жов… Может…
— Да знаю, знаю, что ты Коржов. Знаю! Что ты затараторил одно и то же? — вспылил Пузо. — От кого ждёшь? Говори, адрес. Коржов он, понимаете ли! Тебя и без фамилии все знают. Ну?!
Витя растерянно пожал плечами, почесал пятерней затылок и отпрянул от окошка, держась за подоконник рукой.
— А-дре-ес?.. — Он недоуменно и вопросительно смотрел на очередь и не двигался с места. — Адрес спрашивает! Какой адрес, а? Слушай, какой адрес называть? — подскочил он к какому-то мужику.
— Откуда пришла, тот и называй, — невозмутимо и на полном серьёзе произнёс тот.
— Да-а?.. — Витя до боли прикусил губу, метнулся было к окошку, затем подался назад и снова к окну.
— Ну? — во второй раз повторил вопрос Пузо. — Кто посылку тебе послал, знаешь? Говори или иди вспоминай, — строго сказал он. — Всё!
Витя снова повернулся к очереди, сглотнул набежавшую вдруг слюну, от чего кадык его дернулся кверху, и так умоляюще, так жалостливо глянул на людей, что казалось, и камни возопиют под их ногами. Воистину так могут смотреть только обречённые и блаженные!
— Да говори ты ему, говори! — выкрикнул кто-то нервно. — Чего очередь задерживаешь, Витя? Делай красиво: Москва, Пугачева, и все дела. Тебе и так отдадут, не дрейфь!
Витя мгновенно просиял, окрыленный азартом кричащего.
— Москва, гражданин начальник, — сунулся он в окошко. — Точно Москва, да! — Довольный, он похлопывал ладонью по железной подставке и переступал в нетерпении с ноги на ногу, как будто хотел мочиться.
— Ну, а дальше? — поинтересовался Пузо как бы между прочим.
— Дальше? Пугачева, — тихо, лукаво, но и стараясь придать своему голосу серьезность, ответил Витя.
— Пра-вильно, Коржов, — подтвердил сказанное Пузо. — Пугачева А. Б., точно. А улица, квартира какая? — словно нарочно издеваясь, продолжал пытать он Витю.
— Улицу забыл, начальник. Память!.. — нашёлся Витя без посторонней помощи. — Восемь лет ждал, слушай, забыл улицу и номер. Восемь лет! Честное слово, забыл. Может, потом вспомню, а? Коржов я, Виктор Григорьевич, начальник. Отдашь, да?
— А-а-а! — не удержался от смеха Пузо, глядя на наивного плутишку, молящего о пощаде за ложь. — И кто же она тебе такая, эта Пугачева А. Б.?
— Племянница, начальник. Восемь лет прошло, взрослая стала. Писем не пишет, не-ет, што ты. Во-семь лет! Отдашь, да? — гнул свое Витя.
Пузо молчал и смотрел на Витю, раздумывая… Спрашивать у него, та ли это самая А. Б. или не та, конечно, не имело смысла.
— Ну ладно, Коржов, — вздохнул он, — так и быть, беру грех на душу… Если бы другому кому и не от Пугачевой… Не отдал бы, не-ет. А тебе сам Бог велел, как говорится. Ну-ка…
Он ловко поддел крышку посылочного ящика здоровенным «хозяйским» ножом и мгновенно вскрыл его.
