за переплет самиздатовских Галичей, Булгаковых, Высоцких, не говоря уже о Солженицыне, можно получать практически легально. А были еще «эротические» сочинения вроде «Камасутры» или «Лолиты» Набокова. Перепечатки с нью-йоркских изданий, четыре-пять копий, последние – с расплывающимися на дешевой бумаге буквами.
Взамен на покровительство товарищи из Совмина всего-навсего хотели знать о появляющихся в мастерской книгах на следующие актуальные для строителей коммунизма темы – эзотерика, мистика, тайные доктрины, оккультизм…
– Вы это серьезно? – нахмурился Акентьев.
На мгновение ему показалось, что его просто разыгрывают. Может быть, Дрюня сговорился с этим комитетчиком (Переплет не сомневался, что парень из гэбэ, но и гэбист может приколоться, разве нет?!) – сговорился подшутить над ним. Сейчас выскочит из-за розовых кустов – ловко мы тебя, брат?!
– Я это серьезно, – сказал спокойно Раков. – Причем могу заверить – мы не намерены конфисковывать сами издания и привлекать их владельцев к ответственности. В конце концов, мы живем в свободной стране; если кому-то угодно тратить свое время на все эти фантазмы, то это его личное дело!
Вопрос, почему Совмин самого материалистического государства вздумал тратить на те же фантазмы свое время, был слишком очевиден.
– Понятия не имею, – пожал плечами Раков. – Я, как и вы, Александр, пока лишь подмастерье. Я не волшебник, я только учусь… Может быть, кому-то там, наверху, и вправду хочется стать волшебниками. Ну, в любом случае, не наше это дело!
Переплет согласно кивнул. Представил себе на мгновение Совет министров, всех этих слуг народа, в маскарадном обличье колдунов – остроконечных шапках, с окладистыми бородами, с помощью древних заклинаний старающихся приблизить светлое будущее. Чтобы уже нынешнее поколение жило при коммунизме! Цель оправдывает средства, и, если цель фантастична, таковыми должны быть и средства. Логично!
Раков полез в карман пиджака и вынул оттуда бумажку. «Договор о дружбе и сотрудничестве, – подумал Переплет. – Сейчас надрежем мизинец и подпишем».
– Это адреса и телефоны, которые могут вам пригодиться в дальнейшем, – пояснил «стратег».
– После прочтения сжечь, – пробормотал Переплет.
– Да нет, зачем же! Но храните в надежном месте.
– Прохладном, сухом и подальше от детей!
– Вот именно! А вы уже о детях думаете?
– Пока еще нет. Но это, как известно, дело наживное. Чтобы детей иметь, кому ума недоставало!
– Вы не только переплетаете, как я вижу.
– «Горе от ума» входит в школьную программу! – напомнил Переплет.
– Да, конечно!
Раков встал; вид у него был необычайно довольный. Как у лисицы после удачного набега на курятник. Рыжий наглый лис. Чувствует себя хозяином положения. Отчего-то Геннадий Раков казался теперь Акентьеву отвратительным типом. Впрочем, пообщаешься подольше и привыкнешь, как привык к Дрюне. Человек не блоха, ко всему привыкнуть может! Оставшись в одиночестве, Переплет еще с минуту размышлял над тем, что только что услышал. Не подставил он ли он сам себя, так легко согласившись на это сотрудничество? Впрочем, что он теряет?!
Александр затянулся сигаретой и выпустил облачко дыма, отгоняя комаров.
В этот момент на террасе нестройный хор комсомольцев очень к месту затянул дурными голосами старый советский шлягер:
– Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!
– Дышит он, кстати, легкими, как вы знаете, – сказал неизвестно откуда взявшийся человечек, дряблыми щеками своими напоминавший индюка. – А вы эти самые легкие забиваете неизвестно чем. Вы видели легкие курильщика, мой дорогой?
Переплет кивнул и переместился вместе с сигаретой к столу, подальше от этого человека с его неаппетитными разговорами. Легкие курильщика он прекрасно помнил еще по школьным экскурсиям в медицинский музей. Однако индюк последовал за ним.
– Да-с! Дело в том, что мы себя не бережем! Гонимся за удовольствиями, ищем тайн, испытываем судьбу… А она не любит этого, судьба! Как вас-то сюда занесло? – спросил он, оглядываясь тревожно, словно кто-то мог подслушать их разговор.
– Меня? – переспросил Акентьев.
– Не меня же! – сказал индюк. – Я здесь за порядком слежу, такая у меня, знаете ли, должность – вот я и вижу, что человек вы нездешний и вам тут, у нас, совершенно не место!
Акентьев молчал, не зная, как реагировать на это неожиданное заявление. Он еще раз внимательно оглядел собеседника, но не мог вспомнить его имени, да и вообще, не помнил, чтобы видел его здесь раньше. Пиджак гражданина украшал странный орден, причем Переплету показалось, что мгновение назад его не было.
– Здесь ведь, – человек вздохнул, – настоящее болото, Александр Владимирович! Стоит разок оступиться, и сразу уйдете на дно. С головой. И кто вас тогда вытаскивать будет? Вы ведь не барон Мюнхгаузен, себя за волосы вытащить не сможете, верно?
– Надеюсь, – Переплет попытался обратить все в шутку, – что я никогда не окажусь в положении барона…
– А вы не надейтесь! Надежды, они, конечно, юношей питают и отраду старцам придают! Но вы, Александр, из юношеского возраста вышли рано, а до старости вам еще ох как далеко, поэтому и опираться в своем бытии должны исключительно на факты. Держитесь подальше от того, чего не понимаете! А то, знаете, как это бывает – вот был человек, а вот его уже и нет. И где он теперь, кто он теперь – можно только гадать! А бывает ведь еще хуже… – Он поднял вверх палец с белым острым ногтем.
– Вы меня напугать хотите?! – осведомился Переплет, у которого от вкрадчиво-булькающих интонаций собеседника, и правда, побежали по спине мурашки.
– Хочу! – признался тот. – Это моя, выражаясь современным вам языком, специальность – внушать страх. Я, видите ли, в некотором роде питаюсь страхом и могу вас заверить, что безотчетное беспокойство, которое вы сейчас испытываете, очень приятно на вкус!
Глаза у человека-индюка были совсем черными, без белков. Он распахнул свой пиджачок, украшенный подозрительным орденом. Под пиджачком было голое, как будто резиновое, брюхо – черное, с красивыми золотистыми разводами. Под ребрами непристойно сжимались круглые дыхальца.
Переплет вздрогнул, рука потянулась – перекреститься. Но не успел и проснулся.
Он заснул на скамейке в глубине террасы, где его никто не замечал и не беспокоил. Ракова не было поблизости, в какой-то момент Переплету показалось, что и разговор с ним был тоже не более чем сном. Но бумажка в его кармане – с телефонами-адресами была настоящей, всамделишной.
В саду по-прежнему наблюдалась какая-то суматоха, и комсомольцы-добровольцы действительно распевали песню про страну, где много полей и рек. В этом сон и явь совпадали на сто десять, как выражался иногда Григорьев, процентов. Однако никаких амфибий в человеческом облике среди них не замечалось. «Мерзкий какой сон, – подумал Переплет. – К чему бы это, интересно?!»
Со столба у забора доносился мерный храп, органично вписывавшийся в общую атмосферу, – товарищ Маковский, не дождавшись помощи, храпел, повиснув на столбе.
– Разбудите его! – верещала какая-то дама, по всей видимости, супруга верхолаза.
– Зачем, Анна Григорьевна? – вопрошал Никитин. – Он же скандалист! Видите, как сейчас стало хорошо и спокойно. Впрочем, можете взять там, в сарае, вилы…
Он не успел договорить, дамочка назвала его наглой скотиной.
– Вы хотите, чтобы я второго секретаря обкома тыкала в задницу вилами?! Да вы, вы… Антисоветчик, вот вы кто! Таких, как вы, нужно гнать из партии! Вилами вашими же нужно гнать!
Хозяин на это громко расхохотался.
– Голубушка, да что вы так переживаете? Сейчас спустим вашего благоверного. Соня, детка, позвони в город, пусть пришлют машину техпомощи.
– Вы же сами приказали телефон отключить! – сказала брюнетка, тут же материализовавшаяся за его
