Вся я застыла, как снег, и холодные капельки пота Лоб мой покрыли внезапно, подобные влажным росинкам. Рта я открыть не могла и ответить хоть лепетом слабым, Даже таким, как малютки к родимой во сне обращают. 110 Тело застыло мое, я лежала, как кукла из воска. Как моя страсть родилась, ты послушай, царица Селена! Он на меня поглядел и, безжалостный, очи потупив, Тихо на ложе присевши, он молвил мне слово такое… [Стихи 114–138. Речь Дельфиса, признающегося в любви Симайте.]
139 За руку взявши его, я на ложе к себе привлекала, Тело приникнуло к телу, и щеки от счастья горели Жарче и жарче, и сладко друг с другом мы тихо шептались. Многих я слов не хотела б терять, о Селена, благая, Как до предела дошел он и вместе мы страсть разделили. Вплоть до вчерашнего дня он не мог бы мне сделать упрека, Также и я б не могла. Вдруг знакомая нынче приходит, — Мать самиянки-флейтистки, Филисты, а также Меликсы, — Рано, едва рассвело и чуть на небо кони поднялись, Чуть розоперстую Эос[20] несут из глубин Океана. 150 Мне наболтала немало, и то, как вот Дельфис влюбился. Снова он страстью пылает, но к девушке или к мужчине, Точно не знает она; лишь слыхала, что в честь этой страсти Чистым вином возлиянье свершал и, не кончив пирушки, К ней торопился, сказавши, что дверь ей украсит венками.[21] Вот что сказала мне гостья, и знаю я — все это правда! Прежде ко мне приходил он на дню по три раза и чаще, В склянке дорийскую мазь оставлял он, как дома, нередко. Нынче ж двенадцатый день, как его я уж больше не вижу, Видно нашел себе радость иную, меня позабывши. Нынче связать волшебством попытаюсь, но, Мойрой клянусь я, 160 Будут опять оскорбления — стучать ему в двери Аида! В этом вот ларчике здесь сохраняются страшные зелья. Мне Ассириец, пришелец, поведал, что делают с ними. Ныне прощай же, царица,[22] коней поверни к Океану! Я же — опять понесу, как несла мое горе доныне. Светлой Селене привет! И привет вам, о светлые звезды. Вслед за небес колесницей плывите вы, спутники ночи. [СИРАКУЗЯНКИ, ИЛИ ЖЕНЩИНЫ НА ПРАЗДНИКЕ АДОНИСА] [Эта идиллия — не что иное, как городской мим. Перед нами яркая реальнобытовая сценка; в этом жанре Феокрит проявляет большое искусство. Место действия — Александрия, в Египте; действующие лица — две городские кумушки-болтушки.]
Горго
Дома еще Праксиноя? Праксиноя
Горго! Наконец-то! Войди же! Диво, как ты добралась. Ну, подвинь-ка ей кресло, Евноя, Брось и подушку. Горго
Спасибо, чудесно и так. Праксиноя
Да присядь же! Горго
Ну, не безумная я? Как спаслась, и сама я не знаю. 5 Вот так толпа, Праксиноя. И все колесницы, четверкой… Ах, от солдатских сапог, от хламид — ни пройти, ни проехать. Прямо конца нет пути — и нашли же вы, где поселиться! Праксиноя
Все мой болван виноват — занесло на окраину света,
