только маразматик Бобби да бесноватый Пэт. Понимаешь, что сие значит?
– Триумфальный марш на саксофоне?
– Именно. Так что Овальный кабинет остается оральным еще на четыре года. Как раз хватит, чтобы долететь до дна пропасти…
– Хэнк, старина, по мне что саксофонист из Арканзаса, что техасский рейнджер, что ковбой из Калифорнии… А вот тебя я знаю не первый год и никогда не поверю, чтобы ты пригласил меня сюда, чтобы на дружеском плече поплакаться о судьбах страны. Выкладывай, старый лис, что у тебя на уме.
– Да я, собственно… Видишь ли, Хэм, чем больше я думаю о том дерьме, в которое мы все вляпались, тем меньше у меня уверенности, что такую кучу Фэрфакс навалил в одиночку. Да, жук он был тот еще, временами бывал и жаден, и туп, любил погреть руки у чужого огонька, не сомневаюсь, что за сходную цену мог и продать, и предать…
– Кто не мог бы – за сходную цену?.. Я так понимаю, ты вознамерился искать сообщников?
– Боюсь, не просто сообщников. Кто-то играл с ним в кошки-мышки, прикармливал, накачивал информацией, добыть которую самостоятельно он не имел никакой возможности. Ну а в нужное время его попросту устранили. Руками несчастного турка, которого потом тоже убрали. И сделал это кто-то из своих. Кто-то очень сильный и могущественный. – Хэнк повел рукой, как бы случайно обозначив направление на невидимый отсюда Белый Дом. – Тот, кому это было выгодно.
– Хэнк, дорогой, ты переутомился. Могу посоветовать хорошего специалиста, миссис Берч от него в восторге.
– Я же и не утверждаю, что это саксофонист или кто-то из его оркестра. Операцию мог организовать кто угодно и где угодно. В Москве, в Пекине, в Тель-Авиве, наконец. У Америки много врагов, и все они заодно!.. Одно я знаю точно – это гнусное преступление не должно остаться безнаказанным! Главные злодеи должны быть найдены и разоблачены! Дело должно быть пересмотрено!
– Какое дело? Убийство Фэрфакса?
– Да если бы дело было только в Фэрфаксе! В конце концов, он сам нарвался! Но мириться с тем, что оболганы, опорочены лучшие люди страны, единственная ее надежда!.. Ты вспомни, разве не мы вытащили тебя из-под удара, когда лопнула твоя операция «Иран-контрас» и Рейган отдал на съедение вас с Оливером Нортом?
– Старина, не заставляй меня лишний раз рассыпаться в благодарностях – добро я не забываю и без напоминаний. Поверь, я рад был бы помочь старым друзьям, но что я могу? Все мои ребята давно не у дел, а кто остался – не может принимать такие решения.
– Но если бы мог, ты не отказался бы выполнить мою просьбу?
– Хэнк, я не люблю сослагательного наклонения.
– И все-таки?
– Ну, разумеется, разумеется. Приложил бы все силы. Только к чему пустой разговор?
Хэнк посмотрел на часы.
– Что ж, будем считать, что слово свое ты дал… Это, случайно, не у тебя телефон звонит?
Хэм прислушался, кивнул, достал из внутреннего кармана куртки миниатюрный телефон.
– Берч!.. Уоррен? Неожиданно… Так… Так… Что?! И это не розыгрыш?.. Что ж, считай, что согласие получено, от таких предложений не отказываются… Да, жду официального письма… И передай мою благодарность господину президенту… До встречи!
Хэм спрятал телефон и, покачивая головой, поглядел на Хэнка.
– Ты знал… Ты знал, чертяка!
– Я же говорил – сделка. Мы им – четыре года спокойной рулежки, они нам – правильных людей на ключевые посты.
Хэнк извлек из кармана плоскую серебряную фляжку, свинтил крышечку, глотнул.
– За нового директора Бюро, – сказал он, протягивая фляжку Хэму. – За его твердую руку и твердое слово.
Таня Розен – Григорий Орловский
Сан-Франциско, Калифорния —
Лос-Анджелес, Калифорния
Февраль 1996
Кондиционеры работали на максимуме, но все равно сырой холод просачивался во все уголки дома. Лизавета тяжело переносила слякотный калифорнийский февраль, видать, Африка навсегда перестроила ее организм. Сколько раз она там с грусть-тоской вспоминала матушку-зиму, да не здешнюю, не пойми какую, а настоящую, русскую, морозную, а теперь, надо же, тоскует по кенийской жаре. Ах, как домой хочется! Но деваться некуда. Надо жить на чужбине и семью поднимать. Лизавете к трудностям не привыкать даже после жизни в африканском раю, за мужем с бесконечным счетом в банке. Но теперь все в прошлом, красивом, любимом, но прошлом. Не пришла пора прощать, да и придет ли…
Лизавета уже покормила мальчишек и отправила в бассейн. Таня так и не спустилась вниз, но Лизавету трудно было провести. Она сложила посуду в машину, нажала кнопку. Чудо-посудомойка начала трудиться, а Лизавета поднялась к сестре.
– Ну что? Не притворяйся, уже два часа дня. Я же знаю, что ты не спишь. Вставай, я сегодня щи с грибами приготовила, настоящие, капустку-скороспелку сама заквасила накануне. Правда, мальчишкам не понравилась, а вот Фимка за милую душу стрескал. Сразу видно русскую породу, даром что мулат. – Лизавета взяла за плечи Таню и повернула к себе. – Кошмар какой-то! Ты посмотри, на кого ты похожа! Лицо как первый блин, который комом!
