шипением из травы выползла змея. Монахиня остолбенела: таких гадов ей сроду не приходилось видеть. Змея лоснилась в бликах луны, и глаза ее, казалось, мерцали. Скользкая тварь вильнула раздвоенным язычком, положила узкую головку в траву, огибая валун, бесшумно отползла – только стебли в стороне колыхнулись. Сестра Урсула склонилась над телом. Ее губы почувствовали слабое дыхание ребенка. Она приподняла его голову. Это был мальчик лет четырех-пяти. Нащупав в суме липкий листочек мухопада, она оторвала его от стебля и, потерев, выдавливая маслянистый сок, поднесла к носу мальчонки.
Он приоткрыл глаза и прошептал: «Дейрдра», – будто звал кого-то, и снова забылся в беспамятстве. Бернардинка взвалила его себе на спину, не разбирая дороги в хрустком валежнике, поспешила в монастырь. В капитуле храма монахини внимательно осмотрели худенькое тельце, но ни единого следа увечья или змеиного укуса не нашли. Вознесли мольбу о его здоровье Господу и дружненько принялись выхаживать мальца, отпаивая парным молоком с порошком из аспидного камня. Через три дня он пришел в сознание, но поведать, как оказался в дремучем лесу, да еще в столь неурочный час, – не мог. К изумлению сестры Урсулы, он вообще не говорил.
Долго монахини искали потерявших ребенка родителей, выспрашивали про Дейрдру, но поиски так и не увенчались успехом. Просматривали записи приходских книг, но нигде ничего близкого зафиксировано не было. Правда, в одном из окрестных селений жители заподозрили неладное. Рассказали милым старушкам, что в покосившемся доме на окраине какое-то время назад жила вдова с двумя ребятишками, но ни как их зовут, ни куда они уехали, поведать не могли. Женщина, судя по рассказам, была нелюдимая, занималась знахарством. На то и жила. Деревенские ее побаивались, дом обходили стороной, наверное, потому семья и снялась с места в поисках более счастливой доли. Тогда и решили бернардинки оставить ребенка на воспитание в монастыре. Как только открылись перевалы, сестра Урсула отправилась за священником в Донди.
– Александр? А что, доброе имя, царственное. По времени и день ангела близок. – Отец Иероним запыхался на подъеме, остановился, привалившись к огородной изгороди. – Ноги у вас, сестра Урсула, больно прыткие. Смилуйтесь, пощадите старика.
Они присели передохнуть. Прозрачный воздух вызвездил горное небо. Оно мерцало тишиной и спокойствием. Как в медленном танце, разворачивался купол созвездий. Вдруг, в едва различимой туманности на хвосте Скорпиона, там, где не видно было ни единой звездочки, появилась яркая вспышка.
– Боже правый! – воскликнул священник. – Вы это видите?
От неожиданности отец Иероним схватил монахиню за руку.
– Знамение! – выдохнула наконец сестра Урсула. – Воистину, неисповедимы пути Всевышнего.
Священник поднялся.
– Пойдемте, сестра! Мне не терпится увидеть вашего найденыша.
В монастыре их встретили взволнованные монахини.
– Мы уж заждались. Радость-то у нас какая, святой отец! Мальчик заговорил.
Священник переглянулся с сестрой Урсулой. Вид у той был чрезвычайно изумленный.
– Ну так где же ваш подарок господний?
За спиной необхватной сестры Барбары, прикрываясь ее подолом, прятался смущенный мальчик. Отец Иероним присел на корточки.
– Слава Иисусу Христу! – И протянув руку, потрепал черноволосую макушку.
Малыш поднял глаза.
– Во веки веков, – произнес он тихим грудным голосом. Взгляд его при этом просветлел, и священник заглянул в чистые, как майское небо, детские глазенки.
Мальчик оказался смышленым и любопытным. Сестры рассказывали ему предания глубокой кельтской старины. Без конца он расспрашивал монахинь о крестовых походах и подвигах великих.
Часто, к ночи, когда сестра Барбара отправлялась проверить закваску для хлеба, он увязывался следом. И если тесто еще не успевало подойти, она усаживала малыша к себе на колени, доставала из фартука ломоть сладкой сдобы и заводила очередную легенду о светлом воинстве.
– Далеко-далеко, за семью переходами, между землей Син и Фарсисскими государствами, высятся горы, подпирающие небосвод. К северу от них раскинулась Страна Мрака. Холодная пустыня ничего не родит, кроме сорной травы. Свирепые ветры срывают ее стебли и метут комьями по всем четырем пределам. Как ветер задует, так из множества нор вылезают дикие племена гогов и магогов, населяющих мрачные земли.
– Чем же они питаются?
– Падалью и камнями. Поэтому на людей они и вовсе не похожи. Зубы их остры, коли камень дробят, и мохнаты они, как звери. Ни холода, ни ветров не боятся. Как демоны, носятся с воем по просторам, а если сон их в пути настигает, ложатся на одно ухо, другим укрываются, так и спят. Мало кто из героев отваживался заглянуть в те края.
– Даже Ричард Львиное Сердце?
– Ни он, ни другие рыцари. Ведь находится это на самой границе света и пройти туда можно только через Долину Смерти. Говорят, правда… – сестра Барбара понизила голос, – что один воин все же отважился проникнуть туда.
– Александр Двурогий! – догадался мальчик. Нередко монахиня баловала его историями о походах Македонского, пестуя таким образом в отроке дух мужества.
– Боюсь, к заутрени не встанешь, да и тесто подошло.
Мальчик вспыхнул:
– Встану, встану. И тебе сейчас помогу. Только не мучай – расскажи.
– Тогда слушай. – Она приклонила его голову к своей груди. – В индийском походе достиг Александр дальних пределов. Путь его пролегал через самые высокие горы. На одной из вершин стояла нерушимая
