меньше внимания уделялось нарядам.
Сашке показалось, что Надежда выделяется из общей сутолоки. В своем длинном, как туника, розовом платье, с убранной в венец косой, она плыла в чарующей женственности, но в плавных жестах при этом чувствовалась уверенная энергия, языческая сила.
Саня думал, что из-за глупой разлуки он катастрофически соскучился. Оттого, наверное, и привиделась ему грусть в нежных глазах Надежды. Это придало ему решимости объясниться с ней напрямую. Только пошел обходить выстроенные в длинный ряд столы, как перед носом, будто из-под земли, вырос Надин отец.
– Ну-ка, помоги протянуть провод…
Хитрый Антон Адамович перекинул на Жукова всю электрику. Мальчишка, мысленно чертыхаясь, долго копался с гирляндой лампочек под чутким руководством инженера Скавронского. Наконец вспыхнула светомузыка, побежали разноцветные огни и, покуда все еще не расселись по своим местам, Саня пошел подбивать знакомых ребят на предмет распития за углом честно добытого шампанского.
Рванула пробка, пенящаяся жидкость стремительно побежала через края вощеных бумажных стаканчиков, а пузырьки газа при дегустации напитка щекочуще ломанулись в ноздри. С жары и с устатку Санька захмелел. Выпускники навострили лыжи на загремевшую музыку. «Позади – крутой поворот. Позади – обманчивый лед», – орал динамик голосом Анне Вески.
Сашка вслух размечтался:
– Хоть бы родичи свалили…
В этом вопросе он получил твердую поддержку: кому ж захочется встречать рассвет под конвоем? Юность рвется к самостоятельности, понимаемой как свобода от неусыпной бдительности старшего поколения.
Они еще не свернули обратно к кафе, как из тенистой аллейки выскочил наперерез сухопарый коротышка. Кепка с длинным козырьком оттеняла лицо. Когда он поравнялся с ребятами, Сашка удивился, признав в нем того самого Семена Владимировича. Еще большее удивление вызвало, что он направился прямо к ним, а точнее – конкретно к нему.
– Рад видеть вас, – остановился он перед Сашкой, протягивая для пожатия руку. – Очень приятно.
– Жуков, – отрапортовался Сашка.
– Помню, как же! А Скавронские здесь?
– А что?..
– Вот. – Он вытянул из сумки, которая, оказывается, висела у него на плече, плоский, в газетной упаковке, сверток. – Передайте это Надежде. А также и мои извинения. Не буду их беспокоить…
Мужичок юркнул под ивовую сень и скрылся из вида. Саня обернулся, почувствовав на плече тяжелую руку. Скавронский всматривался в изгиб тропинки. Тихо покачивались плети плакучей ивы, укрывая под собой сумеречные тени.
– Что это? – спросил он Сашку, наваливаясь на него всей свинцовой тяжестью взгляда.
– Не знаю. Просил извинить… Ничего не понимаю.
Антон дернул обертку конверта.
– Ни фига себе! – ахнул Саня.
Фирменный диск «Назарет», какой можно найти разве что у профессиональных меломанов.
Надежда покрутила в руках пластинку, прочитала оборотку.
– Значит: «Мы животные». – Покривилась в насмешливой улыбке, пожала плечами и пошла ставить пласт на вертушку. Грянул мощный тяжелый рок. Под басистый хор снова и снова выкликивал рвущий перепонку фальцет:
– WE ARE ANIMALS!
Дикая, необузданная энергия переполняла зал. Ощерившиеся в пляске лица и в самом деле походили на звериные, демонические маски. В ритмичной, шаманской пластике танцевала Надежда. На лице застыло одно выражение, глаза были неподвижны, как и усмешка. Улыбалась победно и в то же время горько.
Глядя на нее, Антон затосковал. Наташа склонилась к самому его уху:
– Может, оно и странно, но чем плохо? Принесли девочке извинения.
– Не в их это правилах, Таша.
Наталья заглянула в его глаза:
– Интересно, как Аленка сейчас гуляет? Надо завтра Лику порасспрашивать.
– Не стоит. – Он положил тяжелую руку на ее колено. – Что, если Захаровым не выразили этого… м-м- м… раскаяния?
– Тогда почему только Наде? – с затаенной тревогой спросила Наталья.
– А ты посмотри на нее. Дамочка – хоть куда. Валькирия. Возле нее всегда будет рой коротышек. Привыкай, матушка.
– Почему ж коротышек, Антон? – расстроилась за дочку Наталья.
– Зов крови: для укрупнения собственной породы. Пойду я потихоньку. Обещался сегодня пса пасти.
– Тогда спроси заодно у старой, может, нагадает, где Надька перстень посеяла. Мучает это девчонку. Да и я, честно говоря, сильно переживаю. Прямо как знамение…
