– Словно «капли датского короля» от насморка, – не очень порадовался Шурка.
Перекатываясь с боку на бок, к ним двигался повар, ювелирно вписываясь в повороты между столиками, несмотря на огромный, колыхающийся при каждом шаге живот. Подойдя, витиевато поздоровался и присел рядом, широко раскорячив ноги. Возле столика суетился бой, сноровисто кидая блюда закуски. Прелая бамия, маслины, завернутые в анчоусы, мидии с лимонной приправой, – разноцветье ароматов могло поднять дух и у египетской мумии. Митя с удовольствием засек, что и Захаров словно воспрянул. Потекла степенная беседа. Слух восточного человека не настроен на дела бытовые, насущные. Во всякой суете сует он улавливает шепот вечности.
– Предания рассказывают, что бизнес мастерить кораблики не несет удачу, – с достоинством ответил повар Арам на вопрос неуемного Шурки.
Облокотился мясистой рукой на край стола. Пространства было предельно мало, но засученные рукава белоснежной сорочки не коснулись даже торчащего листа салата.
– Мсье интересуется моделями? – Проницательный взор армянина выискивал тайную страсть туриста.
– Слышал одну легенду… О лоцмане с острова Арвад. Надеялся получить подтверждение истины. – Захаров печально улыбнулся.
– О лоцмане ничего не слышал… – покачал головой Арам. – Истина? В чем она?… – Неторопливый голос успокаивал гостей. – Плотничают на Арваде и даже кораблики мастерят, но кто их купит? Рыбаки и матросы хорошо покупают шерсть местных овец. Плетут на досуге свитера или здесь их покупают. В море нужная вещь. Даже вот такие береты, – армянин стянул с головы необычный головной убор, – нужная вещь.
Арам вдруг оживился, словно на ум пришла нужная мысль.
– Рассказывают, что в такой шапочке долго бродил по острову безумный плотник. Передвигался он на костылях, потому что с детства был безногим. Верно, от этого и умом тронулся. От одиночества до безумия недалеко. Он-то, говорят, и мастерил корабли. И рассказывали, будто бы гостил у него однажды шотландский моряк. Откуда друг друга знали – сказать не могу, да и никто не может. Шотландец и оставил ему шапочку, ну, как бы на память, что ли? Пришел день, к пристани причалило судно. Богатый иностранец нашел лавку, выкупил все ее содержимое за баснословные деньги. Плотник сразу покинул остров, и больше его никто здесь не видел. Лавку оставил своему подмастерью. Да, видать, и этот после такого с головой дружить перестал – начал шить береты шотланд-ских моряков. Но островитяне – люди суеверные, по сей день считают, что такие шапочки приносят удачу даже безногому.
Армянин хохотнул, хотел было водрузить беретик на голову, но Захаров жестом попросил взглянуть на него.
– А, – щедро махнул рукой Арам, – забирай на счастье, на память. Россия большая страна. А будешь в Армении – поклонись моей земле, Эчмиэддину. Вроде как моей головой, да?
– Ну, «шукран» тебе великое. – Шурка от радости запутался в русских и арабских выражениях.
Всю дорогу он вертел в руках шапчонку, прижимал к груди, как наиценнейшее приобретение всей жизни. Демонстрировал Митьке шитый шелком красно-белый крест на синем фоне – символ восходящей на Востоке звезды. Английский флажок с золоченой гербовой опояской имел вензель «КАЛЕДОН».
– Скорей бы Скавронскому показать.
Не терпелось мужику удивить какого-то друга – это Митька понял, но в чем тут подвох – так и осталось за границей его разумения.
Рассказанная Захаровым история всполошила Антона. Он ни о чем не переспрашивал – молчал. Глаза стали беспокойными, ищущими. «Можно ли предположить, что мир настолько тесен во времени и в пространстве? От кого зависит воля случая?» – мысленно вопрошал себя Антон. Он не сомневался в том, что все это не Шуркины выдумки, и почти не сомневался, что друг напал на след деда Александра. Охваченный мистическим трепетом, он представил свою жизнь как карточную колоду, а незримая рука тасует одни и те же знаки, соединяет картинки в новые значения, таинственно переплетает линии дам, королей и тузов. «Карты? – как-то сказал ему дед. – Они безразличны к игроку. Они – лишь символ. Что бы ты ни пытался в них найти, только от тебя зависит: выбросить или оставить мизер». Тогда Антон не понимал, что этим хотел сказать Александр Гифт, да и слова по сию пору не всплывали в памяти.
«А искал ли ты? – спросил он сам себя. – Если тебе приотворилась дверь в прошлое – наверное, ты стучал в нее?»
«Да, да», – согласился сам с собою Антон.
«Подспудно, подсознательно ты всегда чего-то искал».
Но тут же в его голове возник новый вопрос:
«Но чего, кроме собственной судьбы?»
«Может, себя?» – не очень решительно предположил он.
Какой-то мудрый внутренний советник по-стариковски заявил ему:
«Ты неразделим с памятью предков. Обнаруживая их следы в прошлом, ты находишь в настоящем самого себя. Истинно сказано: ищущий – да обрящет. Проси – и дано будет».
«Где ты мог это слышать?» – удивился Антон, и тут же пришло как ответ:
«А можно ли это забыть?»
Антон беспомощно оглянулся по сторонам. У Шурки создалось впечатление, что тот будто и не понимает, где находится.
– Эй, Антон, ты где? – вырвал он его из оцепенения.
Скавронский встряхнулся, ехидно улыбнулся:
– Ищу себя в процессе раздвоения личности. – На его лице отразилось удивление.
Захаров, наблюдавший всю смену настроений по глазам Антона, в общих чертах догадывался, что с ним происходит. Ему все это было знакомо, и, кроме того, соприкоснувшись с прошлым там, на острове Арвад, он
