молодежно-тусовочный анекдот про наркомана. Леонид не понял, но из вежливости хохотнул.
Потом сели ужинать.
Стол был накрыт на веранде. На троих.
Прислуживали два официанта.
На закуску подавали норвежскую семгу, икру и овощные салаты.
На горячее были стерляжья уха и судак под сложным соусом с грибами. Вина не подавали. Тонкий аналитический Ленечкин ум подсказал ему, что это делалось из воспитательных соображений. «Неужто в пятнадцать-то лет у нее уже проблемы?» – изумился Леонид, скашивая глаз на Аню Барковскую.
Потом был десерт – садовая земляника и кофе.
А потом Барковский предложил прогуляться по бережку Москва-реки – растрясти съеденное, чтобы жирок не завязался.
Шли по высокому берегу, почти вертикально, на все десять с гаком метров, обрывавшемуся вниз. Противоположный дальний берег выглядел издалека таким же крутым, весь из красного плотного песчаника, продырявленный черными отверстиями гнезд ласточек-береговушек.
На том крутом берегу виднелась красивая беленькая, с зелеными куполами, церквушка.
– А я и не думал, что Москва-река здесь такая широкая, – сказал Леонид.
– Это потому, что здесь река запружена, здесь с начала тридцатых годов сделано Рублевское водохранилище, откуда питьевая вода поступала в Москву, – пояснил Барковский. – Здесь и купаться поэтому раньше не разрешалось.
– А теперь? А теперь можно купаться? – спросил Леонид.
– Можно, но далеко не всем, – ответил Барковский, – впрочем, Анна с подругами предпочитают бассейн, это как-то более по-европейски, что ли.
Леонид почувствовал, что пора переходить к сути.
– Знаешь, Вадим, а я к тебе вот по какому делу приехал, – начал он не без внутреннего трепета.
Рассказал почти все.
Напирал на дружеские свои и деловые связи с Колином Фитцсиммонсом, на его фильм, номинированный на «Оскара». Напирал на то, что с нашими идиотскими законами гибко вести бизнес невозможно. Говорил опять же и про патриотизм, и про идеологическую пользу для российского государства, если «Оскара» получит кинофильм про советских моряков. Поставил акцент и на том, что номинация за спецэффекты получилась именно благодаря экспорту крейсера «Адмирал Захаров».
Вадим молча слушал. Кивал в некоторых местах рассказа, как бы подтверждая, что все понимает и все внимательно откладывает в своей голове.
Леонид еще раз напомнил, что и сам он бывший военный моряк, и что пострадавшие Гай с Забродиным – тоже моряки, которые старались ради того, чтобы фильм про Российский флот вышел хорошим, чтобы после окончания холодной войны развеял на Западе сложившиеся негативные стереотипы.
– Ладно, ладно, старина, оставь идеологические примочки нашим адвокатам, – Барковский снова дружески обнял Леонида за плечи. – Мы люди деловые, задача понятна, надо твоих парней из Бутырки вытащить…
Вадим достал из заднего кармана джинсов маленький телефончик и, нажав один раз на невидимую кнопочку, произнес в трубку две пары слов.
– Я завтра займусь этим вопросом, и думаю, послезавтра твои парни будут дома, – сказал он Леониду, убирая телефон обратно в задний карман.
Лене вдруг невообразимо сильно захотелось искупаться. Не в бассейне с теплой стерильной водой без бактерий, а здесь – в Москва-реке.
– Я окунусь? – спросил он Вадима.
– Так ведь не сезон вроде. Ноябрьские на носу…
– Ничего, я бывалый полярник.
Вице-премьер пожал плечами:
– Окунись, коли охота…
По крутой тропинке Леня спустился к воде. Босые, непривычные к сырой земле ноги приятно кололо сосновыми иголочками.
Прыгнул с разбегу.
И погреб, как на соревнованиях на первенство факультета…
А черная вода обжигала. Бодрила. Пульс мгновенно с шестидесяти пяти до ста подпрыгнул.
Хорошо! Ах, как хорошо!
Перевернулся на спину. Полежал в воде прямо на середине реки, ощущая ее слабое течение. Поглядел в небеса. Над куполами церквушки проплывала пара белых облаков. «А ведь Левитан тоже евреем был…» – почему-то подумалось Лене.
Наверное, потому, что было это Подмосковье ему гораздо милее, чем предместья Иерусалима…
На предложение Вадима заночевать на даче и утром вместе с ним на его машине вернуться в Москву – вежливо отказался.
Вадим крепко пожал Лене руку.
