оставалась здесь…» – и легкое напряжение, возникшее одновременно с появлением Олега Швецова в этом безмятежном и счастливом дне, отпустило.
– О, мой юный друг! – Кирилл вздрогнул. – Простите, я, кажется, нарушил ваши утренние размышления? А мы вас вчера в ночи просто-таки обыскались. Юрий уехал в Ленинград. А каковы ваши планы?
ЭПИЛОГ
Проводы белой ночи
Небо было ослепительно белым. Нереально белым. Будто бы над Манхэттеном расстелили исполинский лист гознаковской бумаги. И ему, русскому мальчишке, увлеченному бесконечно изменяющимися архитектурными формами, казалось, что именно в этой точке планеты невидимый искуситель предлагает любому желающему продолжить, увеличить до бесконечности стремительные вертикали островных башен.
Вова Вертлиб стоял перед знаменитыми на весь мир небоскребами Всемирного торгового центра и завороженно впитывал волшебный отблеск исполинских стеклянных граней.
Спешащие прохожие с улыбкой обходили непредвиденное препятствие – удивленно застывшего элегантного молодого человека.
– Эй, парень! – доставивший Вертлиба пожилой таксист выразительно постучал прокуренным пальцем по огромному циферблату наручных часов. – Как земляк – земляку: здесь время – деньги! Сделай свое дело и пялься на эти красоты сколько угодно. Они тебе еще надоедят хуже горькой редьки! – Он выдал на прощанье ослепительный брайтоновский «чи-и-из!», и его крутобокий «таккер» отъехал от тротуара.
«Сбылась-ась-ась-ась, сбылась-ась-ась-ась идиота мечта-та-та-та!» – напевал про себя будущий известный американский архитектор русского происхождения по фамилии Вертлиб. Вибрирующий сигнал тысячного «GLOBO» удачно попал в ритм его песенки:
– Хэллоу! – «Ну не адвокат дьявола, но все равно Манхэттен кругом, понимашь…».
– Ты нормально добрался?
– Итс олл райт, дарлинг!
– Вовка, не дурачься! Ты знаешь, что будет, если ты провалишь это интервью? – он ловко протиснулся между двумя арабками, пискнув: «Пардон, мадам!». – Я серьезно! Дядя Слава очень беспокоится. Этот Коралис – большая шишка, и дяде Славе стоило большого труда…
– Нинуль, я взрослый мальчик! Я уже в холле и в самом боевом настроении…
– Остается надеяться. Мы все очень волнуемся за тебя! Обязательно позвони сразу после интервью!
– Обязательно!
Юноша быстро миновал справочное и оперативно сориентировался в холле у многочисленных лифтов. Ожидание кабины затягивалось. «И кто-о-о ска-а-зал-ал, что лифты скоростны-ы-ы-е?» – ожидание не совпадало с его возбужденным состоянием, и песенка обрела печальный фольклорный мотив. «Нужно… Нужно-нужно-нужно нам кому-то позвонить! Едь же ты скорее!» – и тут же, отвечая на его просьбу, музыкально брякнули сигнальные колокольцы лифтов. Несмотря на кондиционированный воздух, путешествие оказалось так себе, как в родном питерском «Отисе». Время тянулось подобно изрядно пережеванному «Диролу». Возникшее было желание позвонить кому-нибудь прямо отсюда, из кабины скоростного лифта Всемирного торгового центра, вместе с ощущаемой перегрузкой перемещалось все ниже по телу и вовсе ушло в виниловый пол кабины. А еще слишком серьезные лица попутчиков. «М-да, это явно не голливудская массовка…» – но несмотря ни на что, ощущение Большой Жизни присутствовало.
Присутствовало даже тогда, когда блеклая крыска, сидящая за офисным пультом, обнажая несоразмерные с кукольным личиком резцы, сообщила «мистеру Вертлибу», что «мистер Коралис задерживается, но, помня о назначенной встрече, просил извиниться и подождать его в холле. Не более четверти часа».
Русский мелко кивал головой, выслушивая скороговорку американского офисного зверька. Эти «кивочки» – жест, подсмотренный у Тома Круза в моменты, когда тот косил «под вникающего», – были отработаны заранее. По-настоящему, по-голливудски: перед зеркалом во время бритья.
– Сорри, мистер Вертлиб! – в последний раз пискнула «крыска Холли», кокетливо оправляя именной бейдж.
– Владимир, – по-своему понял ее юноша и протянул руку через стойку. Лапка Холли полностью соответствовала первому впечатлению. «Может, там, за стойкой, еще и хвост имеется?» – он попытался перегнуться через барьер, но росту не хватило.
– Вам что-нибудь предложить? Чай, кофе, вода?
– Воды, если можно.
– Справа по коридору – аппарат, – коготок грызуна указал направление движения. «Нет, прав был дед: Америка – страна не совсем вменяемая».
Вова Вертлиб быстро освоился в гостевом предбаннике «М. Дж. Коралис Девелопмент инк» и с пластиковым стаканчиком ледяной воды в руке расположился перед огромным панорамным окном холла. Внизу лежал самый настоящий Нью-Йорк. Он медленно и с нарочитым достоинством поставил воду на стеклянную столешницу комнаты для гостей, так же не торопясь извлек из кармана свадебный подарок новой «американской» родни – спутниковый телефон «GLOBO» и, разыскав в памяти номер Макса Парецкого, небрежно нажал на вызов.
– Парецкий экут-ву!
– Здорово, Макс, ты как, ты где?
– А, мсье Вертлиб! Я – нормально. Вокруг меня бульвар Круазетт, передо мной тащится в открытой «альфе» дедушка Бельмондо и собирает улыбки поклонниц. Мне не перестроиться, а у него тщеславие заело! Ладно, продолжаю: рядом со мной какая-то испаноговорящая телка, от которой мне не отделаться уже вторые сутки, поэтому торчу с ней здесь, нарезаю круги по набережной и выслушиваю папашины матюги из Монако по телефону. Думал, это опять он звонит.
