Кресло под Пирксом вдруг показалось ему чем-то вроде кратера вулкана.
— Мне не хотелось бы его огорчать, пусть уж лучше ничего не знает. — Пиркс облегченно вздохнул. — Но я попрошу профессора Лааба, чтобы на выпускном экзамене…
Шеф многозначительно замолчал. Пиркс замер. И, конечно же, не из-за этих слов — рука Шефа медленно отодвигала бумаги, которые Пиркс должен был получить вместе со своей Миссией.
— Почему не используется кабельная связь? — спросил Шеф, не глядя на него.
— Из-за высокой стоимости. Коаксиальный кабель сейчас соединяет только Луну Главную с Архимедом. Но в ближайшие пять лет планируется создание целой кабельной сети, — выпалил Пиркс.
Все еще нахмуренный Шеф вернулся к теме их беседы.
— Ну, хорошо. Практически Менделеев каждую ночь отрезан от мира в течение двухсот часов. До сих пор работа там шла нормально. В прошлом месяце после обычного перерыва в радиосвязи Станция не ответила на вызов Циолковского. Группа с Циолковского, вылетевшая как только наступил день, нашла главный вход открытым, а в камере — человека. Это было дежурство канадцев Шалье и Саважа. В камере лежал Саваж. Стекло его шлема треснуло. Он задохнулся. Шалье отыскали только через сутки на дне пропасти у Солнечных Ворот. Он разбился при падении. На Станции все оставалось в полном порядке: аппаратура работала, запасы были нетронуты, никакой аварии обнаружить не удалось. Ты читал об этом?
— Да — сказал Пиркс. — Но в газетах писали, что произошел несчастный случай. Психоз… Двойное самоубийство в припадке помешательства…
— Чушь, — прервал его Шеф. — Я знал Саважа. По Альпам. Он не мог измениться. Ну, ладно. В газетах был бред. Прочитай рапорт смешанной комиссии. Слушай. Такие ребята, как ты, в принципе исследованы так же серьезно, как пилоты, но у вас нет дипломов, значит вы не можете летать. Ну, а каникулярную практику тебе все равно нужно пройти. Если ты согласишься, вылетать завтра.
— А кто второй?
— Не знаю. Какой-то астрофизик. В конце концов там нужны именно астрофизики. Боюсь, что радости ты ему принесешь немного, но, может, хоть подучишься чуть-чуть астрографии. Ты понимаешь, о чем идет речь? Комиссия пришла к выводу, что это был несчастный случай, но осталось одно темное место, скажем — некоторая неясность. Там произошло непонятное. Что именно, неизвестно. Поэтому решено во время следующего дежурства поставить туда хоть одного человека с психической квалификацией пилота. Я не видел повода для отказа. С другой стороны, ничего необыкновенного там, наверное, не произойдет. Естественно, нужно быть настороже, но тебе никто не поручает никакой детективной миссии, никто не рассчитывает на то, что ты откроешь дополнительные обстоятельства, объясняющие тот случай, и не в этом твое задание. Тебе нехорошо?
— Простите! Нет, — ответил Пиркс.
— Мне показалось. Сумеешь ли ты сохранить благоразумие? Увы, это уже бросилось тебе в голову. Я не уверен…
— Я буду вести себя разумно, — изрек Пиркс самым решительным тоном, на какой только оказался способным.
— Сомневаюсь, — произнес Шеф. — Я посылаю тебя без особого энтузиазма. Если бы не твоя высокая оценка…
— Так это из-за ванны, — лишь теперь догадался Пиркс.
Шеф сделал вид, будто не слышит.
— Старт завтра, в восемь. Вещей бери как можно меньше. Впрочем, ты там уже был, так что знаешь. Вот билет на самолет, вот бронь Трансгалактики. Полетишь на Луну Главную, оттуда тебя переправят дальше…
Он говорил что-то еще. Чего-то ему желал. Прощался с ним. Пиркс ничего больше не слышал. Не мог слышать, потому что был уже очень далеко, на той стороне. В ушах у него звучал грохот старта, глаза видели белое мертвое пламя лунных скал. Сделав поворот кругом, он налетел на большой глобус. Лестницу одолел в четыре скачка, словно и вправду был на Луне, где притяжение в шесть раз меньше. Выйдя на улицу, чуть не попал под машину, которая затормозила с таким визгом, что начали останавливаться люди. Но он даже не заметил этого. К счастью, Шеф не видел этих первых проявлений его благоразумия, так как вернулся к бумагам.
В течение следующих двадцати четырех часов с Пирксом, вокруг Пиркса, в связи с Пирксом случилось столько, что иногда он почти тосковал по теплой соленой ванне. Человеку одинаково мешает как недостаток, так и избыток впечатлений. Но Пиркс не формулировал подобных выводов. Все старания Шефа преуменьшить значение Задания и даже вовсе свести его на нет, что тут скрывать, пошли прахом.
Пиркс вошел в самолет с таким выражением лица, что симпатичная стюардесса инстинктивно отступила в сторону — и напрасно, ибо он вообще не заметил ее. Он шел словно во главе железной когорты и уселся в кресло, как Вильгельм Завоеватель. Он чувствовал себя Космическим Избавителем Человечества, Благодетелем Луны, Открывателем Страшных Тайн, Укротителем Призраков Той Стороны. Правда, его назовут так только в будущем, впрочем, это ни в коей мере не ухудшало настроения Пиркса, скорее, наоборот, наполняло благосклонностью и снисходительностью к его попутчикам, которые не имели ни малейшего понятия о том, кто находится вместе с ними в утробе огромного реактивного самолета. Он смотрел на них, как Эйнштейн на закате жизни наблюдал за играющим в песке младенцем.
«Селена», новый корабль Трансгалактики, стартовала с Нубийского космодрома. Из сердца Африки. Пиркс был счастлив. Он пока не думал, что где- нибудь здесь в будущем установят табличку с соответствующей надписью, — нет, так далеко он еще не забрался в своих мечтах. Но чтобы додуматься до этого, не хватало самой малости. Правда, в чашу блаженства постепенно начала просачиваться горечь. В самолете о нем могли не знать. Но на борту ракеты?! Оказалось, ему придется сидеть внизу, в туристском классе, среди скопища обвешанных фотоаппаратами французов, перекликающихся с сумасшедшей скоростью. Он в толпе галдящих туристов?!
Им никто не занимался. Никто не одевал его в скафандр, не накачивал туда воздух, не прикреплял к плечам баллоны, не спрашивал о самочувствии. Временно он утешился тем, что это делается для сохранения тайны.
Внутри туристский класс выглядел почти так же, как кабина самолета, только кресла были больше и глубже, а табличка, на которой загорались различные информационные сообщения, находилась прямо перед глазами. Надписи преимущественно запрещали. Возбранялось вставать, двигаться, курить.
Напрасно Пиркс принимал профессиональную позу, закладывал ногу на ногу, пренебрежительно не замечал пояса безопасности, пытаясь как-то выделиться из толпы профанов астронавтики. Уже не очаровательная стюардесса, а второй пилот приказал ему пристегнуться, и это был единственный случай, когда представитель команды обратил на него внимание. Один из французов, скорее по ошибке, угостил его фруктовой конфеткой. Пиркс взял ее, намертво заклеил себе липкой сладкой массой зубы, смирившись, забился в глубь надувного кресла и предался размышлениям. Постепенно он еще раз утвердился в убеждении, что его Миссия ужасно опасна. Он смаковал надвигающуюся угрозу не спеша, как гурман, которому в руки попала покрытая мхом бутылка вина времен наполеоновских войн.
Пиркс сидел у окна. И, разумеется, решил совершенно игнорировать это обстоятельство — столько раз он видел все происходящее, однако не выдержал. Когда «Селена» вышла на околоземную орбиту — с нее она должна была рвануться к Луне, — он прилип к стеклу. Перечерченная линиями дорог, каналов, усеянная точками городов и поселков Земля отступала все дальше и дальше. Под кораблем лежала пятнистая, залепленная лохмотьями туч выпуклость планеты, и взгляд, перебегая с залитых черным океанов на континенты, уже напрасно пытался найти что-нибудь созданное человеком. С расстояния в несколько сотен километров Земля выглядела пустой, поражающе пустой, словно жизнь на ней только начала зарождаться, обозначив слабым налетом зелени наиболее теплые области.
Он в самом деле видел это уже много раз. Но перемена всегда снова поражала его — в ней было что-то, с чем он не мог свыкнуться. Может быть, первое наглядное доказательство микроскопичности человека рядом с пространством? Выход в сферу иной шкалы размеров — планетарных? Картина ничтожности тысячелетних усилий людей? Или, наоборот, триумф человечества, которое, победив мертвую, равнодушную ко всему силу притяжения этой ужасающей глыбы и оставив позади дикость горных массивов и пространства полярных льдов, вступило на поверхность других небесных тел?
Эти размышления или, вернее, лишенные слов ощущения уступили место другим, так как планетолет изменил курс, чтобы сквозь «дверь» между поясами радиации, отворяющуюся над Северным полюсом, вырваться к звездам. Но звезды долго рассматривать не пришлось — зажегся свет. Заработали двигатели, чтобы создать искусственную тяжесть, — подали обед. Затем пассажиры снова улеглись в кресла, свет погас. Теперь можно было смотреть на Луну.
Корабль приближался к ней с южной стороны. В нескольких сотнях километров от полюса сверкал отраженным светом Тихо — белое пятно с расходящимися во все стороны лучами. Их удивительная регулярность поражала несколько поколений земных астрономов, чтобы, наконец, когда и эта загадка была разгадана, стать предметом студенческих острот. Скольким первокурсникам объясняли, что белый кружок Тихо — «дырка лунной оси», а расходящиеся лучами полосы — просто крупно нарисованные меридианы.
Чем ближе подходила «Селена» к подвешенному в черной пустоте шару, тем яснее проступала правда: это застывший образ мира, каким он был миллиарды лет назад, когда горячая Земля странствовала со своим сателлитом сквозь огромные метеоритные тучи, остатки планетогенеза, а железный и каменный град непрерывно дробил тонкую скорлупу Луны, пробивал ее, выбрасывал на поверхность волны магмы. Через бесконечно большое время пространство очистилось. Шар, лишенный атмосферы, так и остался полем боя эпохи горообразовательных катастроф. А его обезображенная каменная маска стала источником вдохновения поэтов и светильником влюбленных.
«Селена», несущая на двух своих палубах четыреста тонн — людей и груз, — повернувшись кормой к растущему диску, начала медленно, равномерно тормозить, пока, легонько вибрируя, не опустилась на одну из гигантских вогнутых эстакад космодрома.
Пиркс был здесь уже три раза, из них два сам, то есть «собственноручно садился» посреди учебного поля, удаленного от пассажирского на полкилометра.
Сейчас он даже не увидел его, так как огромный, обшитый керамическими плитами корпус «Селены» быстро съехал с площадки гидравлического подъемника под поверхность, в герметический ангар, где производился таможенный контроль: наркотики? взрывчатые вещества? отравляющие? У Пиркса оказалось немного «отравляющего вещества», а именно плоская фляжка с коньяком, которую пожертвовал ему Маттерс. Он спрятал ее в задний карман брюк. Потом был санитарный контроль — проверка прививок, стерилизация багажа, для того чтобы на Луну не проникла какая-нибудь инфекция, — это он прошел быстро.
За барьером Пиркс задержался, не зная, встречает ли его кто-нибудь. Он стоял на галерее.
Ангар был просто огромной, выбитой в скале и отделанной бетоном пещерой с полукруглым потолком и плоским дном. Света было достаточно. Множество людей бегало в разные стороны. На аккумуляторных тележках развозили багаж, баллоны с газами, контейнеры, коробки, трубы, катушки кабеля, а в глубине неподвижно темнела причина этой лихорадочной суетни — корпус «Селены», точнее — его средняя часть, похояшя на грандиозный газгольдер.
