ответом.
Фрит Ледяной Туман, жрец Имира, согласно легендам, был одним из первых готландцев (значит, из видевших Рагнарок). Подробностей я не помнил; смысл саги был в том, что он смертельно оскорбил одного из древних богов, «наказавшего» его вечной жизнью. После этого другой бог (или тот же самый? кто ж их знает…) исправил положение, заморозив оскорбителя в глубинах Ледяной Стены. Было там еще насчет того, что раз в столетие Фрит Ледяной Туман просыпается от своих кошмаров и одну-две недели проводит среди людей…
Через некоторое время мы были у скал. Стоило Ангусу сделать шаг вперед, как перед ним материализовался дьявол.
— Halt! T’sys Wegh ge’l
— О чем это он? — повернулся Кровавый Щит к Соне.
— Не знаю этого диалекта, — покачала головой она.
— Он утверждает, что сюда нельзя, — пояснил я. — Наверняка путь открыт только «избранным».
— Есть предложения? — спросил Фрит.
Ангус дотронулся до рукояти молота, на что Рыжая Соня одобрительно кивнула. Я вздохнул. Им бы только подраться… С другой стороны, я что, сильно от них отличаюсь?
Кроме того, жители Преисподней (за редким исключением) ценят не вежливость, а грубую силу. Их, конечно, можно уболтать или обвести вокруг пальца долгими беседами о проблемах вселенского характера. Можно. Но коль скоро есть возможность применить силу, лучше поступать именно так — это экономит время. И силы.
Сокрушитель Скал впечатался в морду дьявола лишь мгновением раньше, чем Меч Лунного Сияния прочертил светящуюся полосу на его груди, а мой адаманитовый клинок жадно впился в солнечное сплетение и провернулся в ране, исторгнув жуткий вопль из уст обитателя Геенны. Посох Фрита искусным боковым ударом подсек ноги исполина, и тот рухнул наземь. Как раз вовремя, чтобы дать мне возможность вырвать из ножен меч сидхе и напрочь отхватить рогатую голову.
— Труп убирать? — поинтересовался Ангус.
— Зачем еще? Кровная месть тут не распространена, — сказал я. — Или тебя волнует, что нас будут преследовать за убийство?
Соня, вытирающая клинок, фыркнула.
— Пошли-ка лучше дальше, — заявила она, пряча меч за спину. — У меня скоро от этих разговоров голова разболится.
В скалах оказался коридор, подобный обычному проходу между Кругами Преисподней. Мгновенная боль перемещения — и сухая прохлада Блэкуолда сменилась влажной, промозглой сыростью. Землю покрывал иней, откуда-то сверху сыпал колючий снег. Говорить «с неба» было бы неправильно — неба здесь не существовало вовсе. Вместо небосклона наверху болтались какие-то неровные клочья и складки, наводившие на мысль о плохо выглаженном и многократно разодранном покрывале. Бледно-серый туман являлся единственным источником освещения, так что видимость оставляла желать лучшего.
— Нифльхейм, — коротко выдохнул Фрит, в глазах которого возникла старая ненависть.
Мозолистые пальцы воина-жреца крепче стиснули посох. Бросив на него короткий испытующий взгляд, Рыжая Соня снова достала из ножен свой меч (чего, насколько я знал, не делала без необходимости). Ангус перебросил ремень Кровавого Щита через левое плечо и надвинул рогатый шлем почти на глаза — в манере гномов. Я, ожидая атаки в любую секунду, не выпускал рукояти меча.
Тигр внутри меня радостно зашевелился, предвкушая развлечение. Хруст и шуршание, стихшие при нашем появлении, возникли вновь, но теперь они уже имели четкий ориентир — единственных живых существ в этом ледяном аду. Они приближались, усиливаясь…
Когда в полумраке обрисовались размытые силуэты, все испустили дружный вздох облегчения. Наконец-то появился реальный (или нереальный) противник, на которого можно выплеснуть свою ярость, скрывающую страх перед неведомым!
Знаю, страх Героям испытывать не полагается; однако у того, кто придумывал это правило Кодекса, определенно были крупные нелады с логикой: коль скоро Герои — особо одаренные, но все-таки простые смертные, как они могут вычеркнуть из своей души то, что составляет одну из главных опор человеческого характера? До того, как я сам стал Героем, я не понимал того, что порою страх делает человека человеком. Точнее, не сам страх, а борьба с ним. Да, борьба, а не победа: иные страхи слишком могущественны, чтобы человек мог одолеть их окончательно, но даже пав в этом сражении, он погибает ЧЕЛОВЕКОМ. А не лишенным души черт-знает-чем.
Четыре Героя с успехом прошли через очередное испытание, рассеяв все призрачные страхи Нифльхейма.
Все? Нет, конечно же, нет. Дальше враги будут посерьезнее.
Словно отвечая на мои подозрения, Тигр сладко потянулся.
«Пахнет крупной разборкой», — сообщил он.
«Да, с ледяным драконом Нидхеггом, — мысленно ответил я. — Один раз Тигр уже сразился с драконом и победил. Почему бы этому не повториться?»
«Я не о драконе говорил, — возразил Тигр, — как раз он-то сейчас беспокоит меня меньше всего. Тут воняет тухлой псиной и волчатиной; кроме того, слышен скрип змеиной чешуи…»
Я беззвучно застонал. Пес Гарм, Волк Фенрис и Змея Йормунганд!
— Откуда ты знаешь? — спросила Соня, опять прочитав мои мысли.
— Это уже неважно, — выдохнул я, — потому что я прав.
Ангус громко прочистил горло.
— Фрит, у тебя в кармане, случаем, не найдется обрывка Гл
— Нет, друг, — покачал головой воин-жрец, — да и будь у нас эта цепь — толку от нее теперь немного. Тень Волка, возможно, опаснее самого Волка…
— А у нас еще есть Тени Пса и Змеи, — бросила Рыжая Соня. — Что будем делать?
— Будь у нас все оружие Асов… — пробормотал Ангус.
Я посмотрел на руны сидхе, ярко вспыхнувшие на лезвии мифрилового клинка. Перевел взгляд на черную надпись, вытисненную на перевязи. Пробежал по ней пальцами.
— Но ведь оно у нас есть, — прошептал я.
Три непонимающих взгляда были мне ответом.
— Твой Сокрушитель Скал, Ангус, именовался некогда Мьолльниром и был знаменитым оружием Тора Громовержца. Он утратил ужас и волшебную притягательность, внушаемые молнией, но полностью сохранил ее точность, скорость и поражающую силу. Ты, Соня, каким-то образом получила Хундингсбану, неодолимый меч Фрейра, который скрыл в размытом ореоле лунного света свое истинное происхождение. Ты же, Фрит Ледяной Туман, владеешь сломанным копьем Гунгнир, чей золотой наконечник умирающий от ран Один оставил в трупе Волка Фенриса…
Не будь я сам настолько изумлен произнесенными мною же словами — железная логика и цепкая память Черного Странника опять обогнали мои собственные мысли, — мне оставалось бы просто расхохотаться, взглянув на лица моих спутников. С искренним недоверием они ощупывали оружие, находившееся при них уже не одну дюжину (или сотню) лет; затем это недоверие сменилось пониманием, перешедшим в благоговение.
Однако я к этому моменту уже переключился на выползавших из тумана трех чудовищ невероятной величины.
— Фенрис.
Фрит, за спиной которого возник образ Одина — высокого одноглазого старика в синем плаще, — какой-то деревянной походкой направился к центральному монстру, слегка похожему на волка (если, конечно, бывают волки ростом в тридцать футов).
— Йормунганд.
Ангус выставил перед собою побагровевший щит, тряхнул молотом и пошел к голове огромной змеи,
