Пахло оттаивающим копченым мясом.
– Лук будешь? – спросил он, с хрустом рассаживая складником крупную луковицу в золотистой чешуе.
– Давай. – Я переместился на брошенный поверх валуна сложенный вдвое плащ. Два или три крупных волка сидели метрах в ста на другом берегу ручья, поглядывали на волокушу и на нас. Я сделал вид, что целюсь в них из пальца. Звери даже не пошевелились. Я задумчиво поинтересовался: – Если их станет больше, как думаешь – нападут?
– А, не знаю, – отмахнулся Сергей. – Ну что, я пойду или ты на месте посидишь?
– Ш-ютынык, – с акцентом ответил я, застегивая ремни. – Я пойду, конечно… Вот блин, надо было лыжи с собой взять или хоть снегоступы. Часа через четыре вернусь… – Я передернул плечами и сообщил: – Ненавижу холод…
Около того места, где ручей делал петлю, а берег поднимался, я вскарабкался на откос по валунам и довольно хмыкнул. Олени паслись на опушке рощи, метров за триста от меня. Было полное безветрие, снег все падал. Волчья стая – штук семь – рысила туда-сюда между мною и стадом. Тоже дожидались своего… Олени гребли снег, наклоняли головы к серо-зеленым обнажавшимся проплешинкам. Стадо медленно переползало в мою сторону. Я посмотрел вдоль реки – вон там они выйдут к воде – и, присев между двух камней, глубже надвинул капюшон. Предстояло ждать.
Метрах в ста от меня колебалось пятно серого тумана. Я с трудом отвел от него взгляд, медленно вытянул ноги. Снег падал, пушистый, казавшийся теплым. По серому небу, тяжело взмахивая крыльями, пролетели несколько больших воронов.
Мне было тоскливо и хотелось домой. В смысле – туда, где все наши.
Олени приближались, я их слышал уже и достал метательный нож. Снял крагу, сунул правую руку в левый рукав, чтобы не замерзла. Я ждал, что подойдут волки. Но они не подошли – скорей всего, учуяли меня издалека и решили не связываться. Почему-то подумалось: а ведь можно, в принципе, сделать из одного метательного ножа дротик… Правда, я не учился их метать, так что вряд ли поначалу будет много пользы.
Первые олени появились на берегу ручья. Цокали по камням, входили в воду, наклонялись к ней, пили, поднимали головы, снова пили… До меня доносило резкий теплый запах. Ближайший олень оказался метрах в пятнадцати от меня, и я, больше не скрываясь, резко вскочил, сделал по камням несколько больших прыжков и в последнем метнул нож в уже бросившегося в сторону оленя.
Стадо уносилось прочь. «Мой» тоже делал прыжки по камням, но на пятом или шестом его неожиданно повело вбок, и он рухнул в снег, забрызгивая его своей кровью, струей бившей из-под ушедшего в шею, в сонную артерию, ножа. Олень пытался еще подняться, но я уже был рядом и, перехватив корону рогов, оттянул голову назад, движением даги перерезая горло на всю ширину.
Кровь шарахнула в снег, вскипая с шипением, протаивая его до земли. Я, бросив дагу, несколько раз быстро подставил горсть, схлебывая с нее густую, с тяжелым темным запахом жидкость. Вытер руки и лицо снегом, засучил рукава и, выдернув метательный нож из шеи оленя, занялся разделкой туши.
Вот странность. Сколько лет я здесь кукую – а к разделке привыкнуть не могу. Мерзкая работа, а главное – руки потом долго и непередаваемо воняют. А уж как разит содержимое желудков жвачных!..
Но тошная работа или нет, а делать я ее научился хорошо. Сноровисто работая метательным лезвием, я «разбирал», как это называется, тушу оленя по суставам, снимая мясо с костей и укладывая в шкуру. При этом я не забывал поглядывать по сторонам на предмет волков, которым я, кажется, запорол охоту. Если они и обиделись, то претензий не предъявляли.
Снег перестал почти одновременно с тем, как я закончил работу. Потом долго оттирался холодной водой с песком, пока не замерз. Отмылся дочиста, но от запаха, конечно, избавиться не удалось.
Мяса получилось много, на себе особо не потащишь, особенно по снегу. Зато можно было тянуть, и я начал, вздыхая, пристраивать лямки из ремней…
Получилось неплохо, но волочь груз по камням вниз-вверх было неудобно, и я зашагал стороной от ручья. Снег пошел снова, я думал, шагая, что Сергей, наверное, приготовил уже поесть, а после обеда мы отправимся в обратный путь и завтра утром, если пораньше встанем, доберемся до дома.
Впереди на снегу чернели точки, они трепыхались, метались и вспархивали. Вороны дерутся над падалью… Похоже, волкам все-таки повезло. Когда я подошел, вороны стали нехотя вспархивать, перелетать подальше, недовольно и назойливо каркая.
И тогда я увидел, над чем они дрались.
Чертыхнувшись, я сбросил с плеч самодельные лямки и откинул капюшон. Конечно, а чего я еще ожидал?
Лицо лежавшего в загаженном и испещренном следами птиц и лис снегу мальчишки разобрать уже было нельзя, да и пол разбирался с трудом. Зато было ясно, что парнишка просто замерз. Он лежал в снегу голый, и руки у него были натуго скручены за спиной в запястьях и локтях шершавой веревкой.
Я вновь несколько раз выругался покрепче для успокоения нервов. Заорал на одного из воронов: «Пошшшел!» Он отскочил, но не улетел, а уставился на меня черным бессмысленным глазом.
Труп успел окоченеть. И если ему уже было все равно, то мне – тошно. Кто-то опять развлекался в окрестностях. Не урса – они простые, как юбилейный полтинник. Отпустить связанного и раздетого пленного может прийти в голову только
Интересно, далеко ли он ушел? Мы-то живем здесь, но пока никого не встречали, а выяснять этот вопрос надо…
Вздохнув, я начал таскать камни от ближайшей россыпи и обкладывать тело по контуру, постепенно наращивая загибающийся свод.
Но перед этим – срезал веревку.
– Значит, где-то рядом снова обосновался маньяк с гипертрофированным властолюбием.
Все закивали, но молча. Все равно лучше Йенса сказать было нельзя.
Снаружи разгулялся настоящий буран, но в нашей пещере было тепло и достаточно уютно, только время от времени нервно содрогался полог, когда вихри били прямо в него. Ярко и жарко полыхал очаг, мы только что закончили ужинать и обдумывали вышеуказанную проблему. Не все, впрочем – кое-кто просто спал, а Димка и Олег Крыгин играли в шахматы. Да и я, если честно, не очень участвовал в этом важном разговоре, потому что Танюшка взялась делать мне массаж (я не просил, честно!). По-моему, она сама от этого тащилась, но за себя могу сказать, что в разговоре я участвовал только нечленораздельными репликами, находясь на тоненькой грани между сном и бодрствованием, но не сваливаясь ни туда, ни сюда.
– Может быть, нам не стоит вмешиваться? – предложила Ленка Чередниченко, но неуверенно – она сидела, прислонившись к Сергею, и изящно позевывала.
– Да во что вмешиваться? – хмыкнул Мило. – Мы ведь даже не знаем, где, кто и чем таким занимается… Если бы узнать… А что, – глаза у серба загорелись, – может, провести разведку?!
– Вот, вот, вот, поехали, – пробормотала Ленка, устраиваясь удобнее, – разведку боем… Олег, ты чего молчишь?!
– Я не молчу. – Мне понадобилось сделать усилие, чтобы прийти в себя. – Я говорю… Можно разведку, конечно. Надо только подумать, куда и как, – и я снова бесстыдно нацелился впасть в бессознательное состояние, но Танюшка неожиданно привела меня в чувство точным ударом сгибом пальца под ребра. – У- у!!! – взвыл я. – Ты чего?!
– Прими участие в совете, князь. – Она повторила тычок.
– Тань, больно! – Я сердито накинул куртку. – Ладно, какой совет, о чем?! Сейчас все по своим местам расставим. Усилием воли.
Поднялся страшный хохот. Наконец прорезался Андрей:
– Он не слышал просто ни фига!
– Все я слышал! – возмутился я. – Ладно, я сказал. Воевать будем обязательно. Когда найдем врага. – Я тряхнул головой, отбрасывая остатки дурмана, и включился в проблему полностью. – Вообще-то, ребята и девчонки, – я подсел к огню поближе, – я вот что хочу сказать. Не знаю, как вы, а мне, если честно, морально тошно сидеть спокойно, пока кто-то развлекается, издеваясь над людьми. Я всех предупреждал,
