Мазуров его тут же оборвал: — Ничего не положено, Андрюша! Найди мне этот приказ, где указан срок в три дня? Не было такого приказа. Сами менты его придумали, чтобы задницу со стула не поднимать. Мы обязаны принимать дела о розыске людей в любое время, хоть через час после исчезновения. Я не вы, я сразу такие заявы пускаю в дело.
— Ладно, не в этом дело, — оборвал их спор Косарев. — Надо думать, что нам теперь делать. Михалыч, ты уже наверняка по нему работал. Что-нибудь нарыл?
— Конечно. Круг общения, место работы.
— Так он машинист? Железнодорожник?
Мазуров замотал головой.
— Нет. Во-первых, он ещё стажёр. А во-вторых, этот их маневровый тепловоз принадлежит заводу «Металлопласту».
— Но, базируются они там в депо? — Косарев мотнул головой куда-то в сторону железной дороги.
— Ну да.
— Сколько человек с ним работало?
— Трое, — пояснил Мазуров. — Машинист, помощник и сцепщик. Этот парень был только после училища, яж говорю — стажёр. Одного его ещё на железку не пускали. Так полагается.
— А ты откуда всё это знаешь, Михалыч? — удивился Сычёв.
— Ну, я, во-первых, тоже кончал это же училище. Это потом уж я, после армии в органы ушёл. А во-вторых, я уже опросил его учителя, машиниста.
— Вот, учитесь, орлы, как надо работать! — Косарев назидательно поднял указательный палец. — Труп парня ещё даже не нашли, а он уже свидетелей опросил. И что говорит этот самый машинист?
— Говорит, что в тот день они получили деньги. У Сафронова это была первая зарплата, даже не зарплата, так — аванс. Они его, конечно, раскрутили на магарыч. Гуляли до десяти ночи. Потом разошлись по домам, а Сафронов остался спать в раздевалке. Когда и куда он ушёл, они не знают.
— Адреса их у тебя есть?
— Да, берите. Мне уже не надо.
Мазуров открыл папку, и, порывшись в ней, достал один из листков.
— Этого я отработал, а остальные сегодня должны выйти на сутки. Дома будут только утром. Кому?
Косарев мотнул головой в сторону Колодникова.
— Бери, Андрей.
— Что, опять мне? — скривился Колодников.
— Да. А что ты имеешь против? Участок твой?
— До железной дороги, не дальше.
— Вот и всё. Как раз до железной дороги. Значит — твой жмурик.
— И не могли они его с той стороны железки кончить! — вздохнул Колодников. — Тогда бы парилось второе отделение.
— Не желай ближним своим того, что не хотел бы сам, — назидательно сообщил Косарев. Он был мастер на подобные, хитроумные словооизвержения.
— Сам придумал? — спросил Мазуров начальника УГРО. По опыту и званию они были равны, и это сказывалось и на отношениях.
— Я?! Ты что, Михалыч? Это же Библия. Ты, что, господин майор, библию не читал!?
— Нет, зато я читал моральный кодекс строителей коммунизма и уголовный кодекс, и не один раз. А Библию я буду читать на пенсии.
— Если доживёшь до неё. Как ты работаешь, так сдохнуть можно быстрей, чем получить первую подачку от государства. Сердце то как?
— Да, ничего.
— Вот и ничего.
Оборвав пикировку так же резко, как и начав её, Косарев ткнул рукой в сторону грохочущего за деревьями мимо поезда.
— Так, у нас тут от депо проходит прямая дорога до города?
— Да, — подтвердил Рыжов. Это был его участок. — Они тут всегда и ходят напрямую, до ближайшей остановки.
— Значит — он шёл домой? — предположил Косарев.
— Да, с той стороны это ближайший путь до его дома, — подтвердил Мазуров.
— И тут на него напали грабители, — продолжил Косарев.
— Если на него напали грабители, то почему ничего не взяли? — спросил Колодников.
— Кто бы кто это знал, вопросов бы не было, — усмехнулся Рыжов. — Мы бы его уже взяли и закрыли.
— А пакет этот с продуктами далеко от тела лежал? — спросил Фортуна.
Круглое лицо этого потомка молдован словно было всегда удивлённым. Этому способствовали и круглые же, чёрные глаза, и брови — домиком.
— Метрах в трёх от него, — сообщил Сычёв. — За кустами. От тела его и не видно.
Косарев настаивал на своём.
— Вот — далеко! Если он шёл ночью, то в драке они этот пакет могли и потерять. Парень то был не маленький, рослый парень, да и мускулатура у него развита хорошо. Так просто с ним бы не справились.
— А часы почему тогда не взяли? А деньги в кармане? Там прилично ещё было, половина нашей зарплаты, — возразил Сычёв.
— Тогда, выходит, маньяк у нас завёлся, — хохотнул Колодников.
— Тьфу, на тебя, дурак! — вызверился Косарев. — Только маньяка нам ещё не хватало.
— Нет, а что? Андрей прав, — на помощь Колодникову пришёл Мазуров. — Какие тогда могут быть мотивы преступления? Только маньяк.
— Вот накаркаете вы мне! Премии лишу обоих, — рассердился Косарев.
— Ага, ты только и умеешь, премии лишать.
— Да, а что там со следами? — спросил не знающий всех деталей Колодников. — Есть что?
Сычёв поморщился так, будто его обвинили в чём-то противном.
— Есть там какие-то копыта, да смазанные сильно. Полкаблука я там чужого нашёл, и это всё.
— Плохо искал, — предположил Мазуров. За обившегося эксперта вступился Косарев.
— Да нет, трава там густая. Они, видно, боролись там, на траве. Там вообще ничего нет. А на тропе, там бесполезно что-то искать. Все эти дни дожди шли, так что всё смазано.
Косарев посмотрел на небо, поморщился.
— Темнеет. Николай, ты точно там всё снял?
— Да всё-всё!
В это время на дороге показался ещё один «Уазик», на этот раз не вездеход, а так называемая «булка». За ним грохотал на кочках прицеп с отсутствующим задним бортом.
— О, труповозку уже подогнали, — озвучил общую для всех мысль Фортуна.
Из машины выбрались два милиционера с сержантскими погонами.
— Товарищ майор… — обратился один из них к Косареву. Тот его сразу оборвал.
— Давайте-давайте, забирайте его, и везите быстрей в морг.
Тогда один из милиционеров вытащил из кузова грязное покрывало с явно видимыми бурыми следами засохшей крови. Из кабины выбрался ещё и водитель.
— Нам бы ещё одного человечка, — попросил сержант. — А то втроём тяжело его нести будет по этим кустам.
Косарев развернулся, было, к «Уазику» Колодникова, но водитель, Николай, человек уже в возрасте, уже закричал оттуда: — Нет! На меня даже не рассчитывайте. У меня вот только радикулит прошёл. Я ж надорвусь тут же.
— А вот у нас есть молодая рабсила, — засмеявшись, Рыжов ткнул пальцем в сторону Астафьева. У того на лице сразу появилось обиженное выражение.
— А чё я?…
— Иди-иди, Юра! Помоги людям. Все с этого начинали, и я тоже не один десяток жмуриков перетаскал, — отправил его вслед за сержантами непосредственный начальник — Колодников.
Как и догадывался Юрий, процедура, в которой ему пришлось участвовать, была не очень радостна. Труп машиниста лежал в неестественной позе: спиной привалившись к кусту, голова при этом склонилась на бок, ноги вытянуты вперёд, руки раскинуты назад, как при прыжке в воду. Только глянув на лицо убитого, Астафьев испытал рвотный позыв. Нечто круглое, багрово-синего цвета, с вылезшими из орбит глазами, с вывалившимся изо рта языком. С трудом подавив неприятный позыв организма, Юрий отвёл глаза в сторону, и прислушался, о чём говорят его невольные коллеги по неприятных хлопотам.
— Эк его раскорячило! Он ведь, застыл, поди, уже.
— А как ты думаешь? Третий день, говорят, пошёл. Ещё и холодно. Ночью сегодня минус был. Счас вот в такой позе его и потащим.
— Хватит болтать. Стели, давай. Заваливай его на бок.
Труп действительно завалили на покрывало, но при этом он как-то умудрился провернуться, и лечь, как и был — лицом вверх. Бестолково потолкавшись вокруг тела, милиционеры распределились около покрывала, и потащили несчастного машиниста к своему не очень удобному средству передвижения. Это было не так просто, и тело казалось просто жутко тяжёлым, и почва под ногами скользила. Кончилось это тем, что у самого прицепа Астафьев поскользнулся на колдобине, и свалился как раз на тело убитого, буквально лицом к лицу. Неприятное прикосновение щекой к холодному лбу покойного заставило Юрия тут же вскочить на ноги, но с реакцией желудка лейтенант справиться уже не смог, только отскочил в сторону. Его вывернуло жесточайше, вылетел не только сегодняшний завтрак, но и вчерашний ужин. Всё это вызвало у стоявших кучкой милиционеров одинаковую, насмешливую улыбку.
— Я тоже первый раз как труп сгоревшего увидел, эх, помниться, и блевал, — припомнил Фортуна.
— А я утопленников не люблю, — сказал Рыжов. — Кожа у них такая, зеленая, матовая, неестественная. Не люблю!