— Конечно, ты что, мы же тут были недавно, когда Лолку привозили к доктору? Да, Кежа, тебе, похоже, хорошо прилетело по черепу этой самой железякой.
— Да нет, Колька, я не про это. Если наколка Афони права, то вот это хоромы нашего уважаемого директора Федосеева.
И Кижаев показал в сторону большого двухэтажного дома из белого кирпича.
— Ну, да, точно. Про это все знают.
— Хорошо.
— Ну и на кой черт он тебе нужен? Пошли, а то мы так с тобой до утра не доплюхаем!
— Погоди ты! — отмахнулся Кежа. Его заинтересовало одиноко горевшее на втором этаже окно.
— Кому не спится в ночь глухую, — пробормотал он, подходя поближе и вглядываясь в белесую пелену узорной тюли. После этого сунул два пальца в рот и лихо, по-своему, затейливо свистнул. Чуть переждав и убедившись, что на этот свист ни кто не отреагировал, Кежа пошарил по земле и, подобрав небольшой камешек, запустил им в освещенное окно. Свет тут же погас и тогда Кежа свистнул еще раз.
— Так, — Игорь огляделся по сторонам и подтолкнул Пупка к автобусной остановке на противоположной стороне улицы. — Иди, подожди меня там.
— Я с тобой!
— Нет, это слишком опасно, я не знаю, выйду ли я отсюда живым. На вот тебе, сходи в ларек, чего-нибудь пожевать себе купи, — и Кежа сунул в руки пацана всю свою последнюю наличность. Николай сразу оживился, но в довесок он получил еще и тяжеленную трубу.
— На тебе и вот это, смотри, не потеряй её, такой классный талисман. Жди меня здесь, — успел шепнуть Кежа Пупку, уже слыша далекий скрип отворившейся входной двери. После этого пацан словно под землю провалился. Так что когда открылась калитка, и тихий голос спросил: — Кежа? — лишних свидетелей этого события не было.
— Именно он, — признался Игорь, делая шаг вперед. Свет от фонаря осветил его лицо, и хозяин дома засмеялся.
— Да, а манеры у тебя остались все те же, как в детстве: камнем в окно и двупалый свист. Ну, здравствуй, Кежа!
Они обнялись. Антон Федосеев был на полголовы выше Игоря и гораздо шире в плечах.
— Пошли ко мне, — сказал Антон. — Мои спят как сурки, пушкой не разбудишь.
— А ты все так, как прежде маешься бессонницей?
— Да нет, брат, это не бессонница. Просто ложиться спать раньше двух часов ночи организм не позволяет. Знаешь эту теорию про сов и жаворонков? Так вот я, оказывается, стопроцентная сова. Зато днем могу дрыхнуть в любой позе: лёжа, сидя, и даже стоя.
За разговорами они прошли в дом, поднялись на второй этаж. Обстановку особняка Игорь толком не рассмотрел, везде царил полумрак. Но комнату, куда он попал, можно было безошибочно назвать рабочим кабинетом. Обширные книжные шкафы, большой письменный стол, голубой экран работающего компьютера. В углу небольшой диван, пара мягких стульев.
— Хорошо тут у тебя, — сказал Кежа, оглядевшись по сторонам. — Компьютер даже есть. Я тоже хочу взять себе, но попозже.
Хозяин дома в это время открыл небольшой бар и, достав бутылку водки и две рюмки, поставил все это на стол.
— Да, вот недавно к Интернету подключились, пробую, что это за хреновина такая. Пока лезет какой-то мусор, ничего цельного, толкового.
Кежа не удержался и, угнездившись в рабочем кресле, покрутился на нем из стороны в сторону.
— Нравится? — спросил хозяин.
— Неплохо.
— Ну, осваивайся пока, я сейчас, за закуской схожу, — сказал Антон и спустился вниз, на первый этаж. Вскоре он поднялся вверх с нарезанной колбасой, хлебом и солеными огурцами.
'Везет мне этой ночью на халявную выпивку', — подумал Кежа, пока Антон нарезал хлеб.
— Ну, давай, скиталец, за твое возвращение, — поднял первый тост господин директор.
Выпив, они уставились друг на друга.
— А ты, Игорёк, почти не изменился, — сказал Антон, после этого затянувшегося сеанса игры в гляделки. — Но усы тебе не идут. Старят. Сбрей их.
— Да нет, не получится. Это ведь не понты. Просто шрам у меня там большой, в армии ещё получил. Вот, после этого пришлось его прикрыть усами. А вот ты изменился, — признался Кежа.
— Сильно?
— Очень.
Да, Игоря поразило то, что его старый друг выглядел гораздо старше своих лет. Они были почти ровесники, разница в возрасте составляла два года, но Антон Ильич Федосеев выглядел на все сорок пять. В свое время Антон в среде его ровесниц считался первым красавцем. Буйная, кудрявая шевелюра, худощавое, продолговатое лицо с чувственными губами, темные, выразительные глаза и рослая, поджарая фигура младшего Федосеева разбили не одно девичье сердце. Сейчас все это ушло в небытие. Изрядно поредели волосы, и плешь проглядывает на затылке, некогда худощавое лицо расплылось вширь, морщины прорезали лоб и лицо Антона Ильича, губы словно подсохли и уменьшились. В комплекции он изрядно прибавил, хотя явного живота не было видно даже в этом спортивном костюме. Но появилось что-то новое: внутренняя сила, уверенность, странное, природное обаяние в этой улыбке, собирающей морщины у губ. Небольшая впалость щек, выразительные глаза, все это придавало хозяину особняка облик какого-то другого, уже знакомого Игорю человека. Кижаев внутренне напрягся и вспомнил, где он видел такое лицо. На антарктическую станцию «Восток» как-то завезли кино, 'Мужчина и женщина'. За год зимовки они волей неволей просмотрели этот неплохой фильм раз десять. Именно на того актера, Трентиньяна, сейчас и походил в этом возрасте Антон Федосеев.
'Бабы на него и сейчас, поди, липнут как мухи на дерьмо', — подумал Кежа.
— Ты знал, что я приехал? — спросил Игорь.
— Да, Бизя на днях звонил, говорил, что ты им где-то дорогу перешел. Так, что ли?
— Есть немного.
— И как они, сильно достают?
— Прилично, квартиру мне испохабили, чуть самого не грохнули.
— Что ж ты такого натворил?
— Да, всё из-за бабы. Глупая история.
Антон налил еще, они выпили, и Кежа задал вопрос, ради которого он пришел в этот дом.
— Антон, скажи, Бизя тебя держит на крючке?
Тот не задумался ни на секунду.
— Да, — коротко признался он.
— Это за того мента?
Федосеев кивнул головой.
— Да, из-за него. Ты тогда, той ночью, всё-таки сумел слинять, а мы с Федькой нет. Папа тогда уговорил Бизю взять на себя эту мокруху. За это я и терплю его всё это время.
— И что, никак нельзя от него избавиться?
Антон отрицательно покачал головой.
— Сейчас он набрал слишком большую силу. У него бригада, у него везде подвязки, весь город под ним.
— А милиция? Как она его терпит.
Он рассмеялся.
— Ты знаешь, кто сейчас один из двух заместителей начальника нашего горотдела?
— Нет.
— Тот самый опер, что повязал нас двадцать лет назад. Тогда он был начинающим оперативником, лейтенантом. Кличка Погон. Когда меня взяли, именно он позвонил отцу, а затем подменил показания, и заставил Бизю взять всё на себя. Так что я, брат, не на одном крючке, а на двух.
— Они как-то связаны с собой? Этот твой опер и Бизя?
— Да, у них общий бизнес.
— Торговля ворованным оружием?
Глаза Антона расширились.
— Ты-то откуда это знаешь?
Игорь довольно усмехнулся.
— Да так, старые связи. В этом городе трудно что-то скрыть.
Федосеев удивленно покачал головой.
— Однако. Это, брат, ты круто завернул.
Он налил еще, и уже выпив и закурив сигарету, Игорь прищурился и спросил: — А если я тебя сниму с этих крючков?
— Каким образом?
— Не знаю ещё, но с Бизоном мне всё равно придётся бодаться до конца. Так что могу и тебе по старой дружбе помочь.
— А я думал ты после такого наката из Кривова уедешь.
— Куда?
— Ну, не знаю, ты же вольная птица. Тетя Клава мне регулярно рассказывала про все твои странствия. Я только успевал на глобусе сына флажки ставить: Воркута, Анадырь, Антарктида, остров Врангеля.
— Знаешь, всё это тоже приедается. Я первое время всё по морю западал. А потом один рейс, да чуть ли не кругосветка. Второй такой же, третий. Потом Север меня заманил. Одна зимовка, вторая, третья. Тоже надоело. Всё видел: Африку, Америку, Австралию. Золото мыл, уголь рубал. И всё надоело. Ностальгия замучила. Захотелось пожить дома, на родине. Жениться, в конце концов. Последние годы один и тот же сон замучил. Вхожу, будто, в родной дом, а там яблоки лежат на столе, антоновка. Я беру, ем, кислятина ещё, а я всё равно ем. И запах! Какой у них запах, как он мне снился. Дом тот уже давно
