смотрел на хозяина в надежде выклянчить последнее печенье.
— Стало быть, он подозревает детей, — подытожил Бартелми. — Я должен был это предвидеть. Однако без доказательств он ничего не сможет поделать, а доказательства, как мы знаем, вне пределов досягаемости.
Бартелми переключился на размышления о карлике в попытке как-то вписать его в сценарий происходящего. Существует два рода карликов: просто маленькие люди и настоящая гоблинская сказочная раса. Последние обычно отличаются повышенной волосатостью и не так похожи на людей, удивительно сильны для своих размеров и предпочитают проводить неопределенный срок, отмеренный их народу, под землей, подолгу не нуждаясь в пище. В обрывочных историях Джозевия Лютого Торна зачастую сопровождал некий помощник — горбун, гоблин или, разумеется, карлик. Но нигде не было ни намека на причину его пленения или намерения вернуть Грааль туда, откуда тот родом. Тем не менее Бартелми знал, что настоящие гоблины, жадные от природы, могут веками вынашивать какую-то идею, особенно если дело касается сокровищ. Утерянная драгоценность, проклятое сокровище, чье проклятие зачастую усугублялось еще и гоблинским упрямством, кольцо с необъяснимыми возможностями. Гоблины, как и большинство потусторонних существ, не склоняются ни к злу, ни к добру — однако их мстительная природа и врожденное неприятие более высоких рас способствуют тому, что они чаще творят темные делишки и подпадают под влияние злобных людей.
— Наш друг инспектор должен выискивать улики в лесу и препарировать их в судебной лаборатории, — заметил Бартелми. — А у нас имеются свои методы. Пришло время разжечь колдовской огонь и заглянуть в дым в поисках видений прошлого. Возможно, Рукуш, он ничего нам не откроет: магия всегда непредсказуема. Тогда придется призвать провидицу; разумеется, она тут же примется жаловаться, что в прошлый раз мы задавали ей не те вопросы, и, разумеется, заявит, что прошлое скрыто завесой и ей запрещено заглядывать так далеко назад. Лучше бы я занимался своей стряпней. — И, как бы мимоходом, добавил: — Впрочем, инспектор мне понравился. Гораздо упорнее своего деда. Хватается за неверную мысль и держится за нее с упрямством гоблина… И все же он пришелся мне по душе. А ты что думаешь?
Склонив голову, Гувер замахал хвостом.
Натан отправился в лес на поиски Лесовнчка. Обогнув полицейский кордон, мальчик начал с территории между домом и долиной и постепенно переместился в Темный лес, то и дело негромко произнося:
Натан продолжал звать друга, шептать что-то ободряющее — напрасно: так никто и не появился, и в конце концов обеспокоенный и опечаленный мальчик вернулся домой.
Натан ложился спать, все еще думая о Лесовичке, и потому скользнул за границу сна незаметно, не гадая, увидит ли он сегодня сон. И, разумеется, увидел.
Натан снова почувствовал перемещение: вращающийся тоннель, на пути которого попадались звезды и планеты, — и внезапно ослепительный свет. А потом — реальность. Иная реальность. Он сидел, прислонившись к изогнутой стене в светлом пустом помещении. В Яме. Напротив, глядя на него круглыми от изумления глазами, сидела Кванжи Лей. Мальчику подумалось, что она почти неуловимо изменилась: вроде бы стала тоньше, угловатее, напряженнее. Должно быть, здесь минуло какое-то время (интересно, какое?). Видимо, поначалу Яма дала узнице возможность отдохнуть, оправиться после допроса; но теперь ощущение умиротворенности исчезло, и Кванжи вступила в борьбу — напрасную борьбу против невидимого врага, на котором нельзя сконцентрировать ненависть, борьбу без единого свидетеля; борьбу против ужаса однообразия, против пустоты — смыкающейся вокруг и удерживающей свою добычу, словно муху в янтаре; борьбу с подкрадывающимся отчаянием. Битва истощила ее: в изможденном лице остались лишь косточки и тени, хотя в рассеянном свете Ямы было нелегко понять, где должны пролегать тени и что их отбрасывает. Может, то были тени под кожей — в душе?
— Кто ты? — спросила женщина. Голос тоже изменился. Это был голос человека, который не разговаривал с другим человеческим существом долгое- долгое время.
— Меня зовут Натан, — отозвался мальчик. Имя его звучало на местном языке почти как на английском — разве что буква «т» произносилась тверже, а писалось оно как «Найтан».
— Зачем ты вернулся? Как ты вернулся? Ты реален — я точно знаю. Больше никто не приходил: ни голопроекции, ни видения, ни духи-оборотни не являлись, чтобы обмануть меня. Прикоснись ко мне. Пожалуйста.
Натан взял ее за руки — они схватили его крепко и надежно, словно руки человека, висящего над пропастью и цепляющегося за древесные корни в попытке спасти свою жизнь…
— Я настоящий. Я говорил вам, что пришел сюда в собственном сне. Потому что хотел.
— Почему тебя так долго не было?
— Мне жаль. Для меня времени прошло совсем немного — всего лишь несколько дней. Я не в состоянии контролировать свои сны. Они посещают меня по собственной воле.
— О-о, — только и произнесла женщина, опуская руки, однако по-прежнему не сводя с Натана глаз.
— Вы расскажете мне о чаше? — наконец попросил он. — Я знаю, она является частью заклинания. Говорят, даже Грандир не знает его — или знает не полностью… Но если вы пытались украсть чашу, значит, у вас имелись какие-то догадки относительно того, как действует заклинание…
— Если ты из другого мира, — проговорила узница с презрением и разочарованием в голосе, — откуда тебе все это известно?
Натан поведал ей о некоторых своих снах и о времени, а когда закончил рассказ, презрение исчезло с ее лица, а в глазах появился блеск, словно искорки заплясали на поверхности лилового моря.
— Ты спас его, — сказала женщина, имея в виду Эрика. — Ты вытащил его из моря — в свой мир.
— Да, — Натан уже догадывался, что последует дальше.
— Тогда ты можешь сделать то же самое для меня. Не обязательно в твой мир — просто отсюда, в любое место в нашем мире, куда угодно. Просто вытащи меня, а я скажу то, что ты хочешь знать. Ты можешь это сделать — ты сам сказал.
— Я постараюсь, — невесело отозвался Натан. — Но моя попытка может не удаться, и тогда мы оба окажемся в большой опасности. Я не могу пообещать, что вы останетесь в этом мире; вас может забросить в любую вселенную — куда угодно.
— В твоем сознании сила. Так воспользуйся ею. Думай.
— Я постараюсь, — повторил Натан. — Только сначала вы должны все мне рассказать. Когда я вытащу вас отсюда — если, конечно, вытащу, — я могу потерять с вами связь. Так случилось с Эриком; мне пришлось потом долго его разыскивать. Я должен узнать все о Граале прямо сейчас.
— Значит, это все же ловушка, — подытожила женщина. Она отодвинулась от Натана; во взгляде ее медленно угасал нечеловеческий огонь.
— Нет.
— Тогда докажи.
— Я не могу. Я доказал бы, если бы мог. Придется вам просто мне поверить. Или не поверить. Дело ваше.
Кванжи Лей глубоко вздохнула и взглянула на него — и внутрь него, — тщетно пытаясь прочесть его мысли. Натан был еще ребенком — а сознание детей настроено на волны, неподвластные взрослой телепатии.
Наконец женщина произнесла:
— Какого черта. Не думаю, что поведаю тебе то, чего не знает Грандир. Просто… есть вещи, о которых мне знать не положено. Понимаешь?
— Не совсем.
— Ну… с чего бы начать? Я практор третьего уровня. Это значит, что я обладаю определенными магическими способностями и изначально была уполномочена использовать их на благо властей. Но мой дед был практором первого уровня, мудрецом Верхней палаты, обладающим знанием Сокровенной Магии. Ему было восемь тысяч лет. Дед погиб недавно — попал в зону заражения. Думаю, его смерть была подстроена правительственными агентами. Перед тем он начал понимать, что впал в немилость, поскольку выражал несогласие с нынешней политической линией, и кое о чем рассказал мне. Понимаешь?
— О том, чего вам знать не полагается?
— Именно. Он рассказал, что Санграаль и еще два предмета создал первый Грандир для сотворения Великого Заклинания. Первый Грандир прозревал будущее — или просто смог его предугадать, зная человеческую природу и ее способности. Как бы то ни было, он предчувствовал, что настанет время, когда наша вселенная ступит на путь саморазрушения, и нам придется покинуть ее или умереть. Поэтому он взял одно из Великих Заклятий и с его помощью создал символы — чашу, меч и венец; собранные воедино в определенном ритуале, они становятся инструментом, способным открыть барьер между мирами. Чаша — женское начало, меч — мужское; венец — круг, что их объединяет.
— Что такое Великое Заклинание? — спросил Натан.
— Эти заклинания самые тайные в Сокровенной Магии — и самые могущественные. Считается, что во всех мирах их всего семь. Они обязательно должны сочетать в себе три составляющие: мужскую, женскую и связующий элемент. Чтобы применить их, необходимо неимоверное количество силы, гораздо больше, чем способен контролировать один человек — обычный человек. Неудача может обернуться катастрофой. По словам моего деда, тайные хроники гласят, что несколько тысячелетий назад Великое Заклинание применялось и привело к гибели всех, кроме тогдашнего Грандира; целая галактика взорвалась и исчезла в черной дыре.
— Зачем? — поразился Натан. — Чего они хотели добиться?
— Мы не знаем. Чего-то… крупного. Изменить мир.
— И никто не заметил, что…
— Это произошло тысячи и тысячи лет назад. Меня там не было. Понимаешь, существует теория, что магическую инверсию, в результате приведшую к заражению, породило Великое Заклинание. В самом деле обернуть магию во зло, заставить ее работать против практоров способно лишь Великое Заклинание. И если его сотворили неверно или неаккуратно, побочным эффектом могло стать отравление магии повсюду. Таково действие Великих Заклинаний. Они могут нарушить все — до такой степени, что навлекут конец света. Ясно?