представляемые им, а потом спокойно проголосовать так или иначе!
— Спокойно? Спокойно? Это не мое вето нарушило спокойствие, Цезарь, это были твои громилы!
— Я никогда бы не опустился до таких подонков!
— А тебе и не нужно было куда-то опускаться! Тебе только надо было отдать приказ!
— Катон, истинный правитель Рима — народ, а не кучка сенаторов с несколькими трибунами, их глашатаями, — сказал Цезарь, стараясь быть терпеливым. — Ты не служишь интересам народа, ты служишь интересам горстки сенаторов, которые воображают, будто владеют империей миллионов! Ты лишаешь народ его права, а этот город — его dignitas! Мне стыдно за тебя, Катон! Риму стыдно за тебя! Даже твоим хозяевам-boni стыдно за тебя! Они используют твою наивность и за твоей спиной смеются над твоими предками! Ты называешь меня прихвостнем Помпея Магна? Я не прихвостень! А вот ты, Катон, настоящий прихлебатель boni!
— Цезарь, — сказал Катон, вплотную подходя к своему противнику, — ты — раковая опухоль на теле Рима! Ты — все то, чего я не выношу!
Он повернулся к группе ошеломленных сенаторов и протянул к ним руки. В рассеянном свете, проникающем в храм между колоннами, начинавшие затягиваться полосы на лице Катона придавали ему вид рассвирепевшей дикой кошки.
— Почтенные отцы, этот Цезарь всех нас уничтожит! Он уничтожит Республику, я это нутром чувствую! Не слушайте его болтовню о народе и о правах народа! Слушайте меня! Гоните из Рима его и его мальчика-педераста Непота, запретите им появляться в пределах Италии! Я обвиняю Цезаря и Метелла Непота в насилии! Я добьюсь, чтобы их объявили вне закона!
— Слушая тебя, Катон, — отозвался Метелл Непот, — я подумал, что лучше допустить любое насилие на Форуме, чем позволить тебе безумствовать, налагая вето на любое собрание, любое предложение, любое слово!
И вторично за этот месяц Катона застали врасплох. Метелл Непот подошел к нему и залепил такую пощечину, что шрамы, оставленные Сервилией, разошлись и вновь стали кровоточить.
— Мне все равно, что ты сделаешь со мной с помощью твоего драгоценного senatus consultum ultimum! — крикнул Непот Силану. — Стоит даже умереть в Туллианской тюрьме, зная, что дал в морду Катону!
— Уезжай из Рима, отправляйся к твоему хозяину Помпею! — задыхаясь, проговорил Силан, не в состоянии контролировать ни собрание, ни свои собственные чувства, ни боль.
— Да я только этого и хочу! — презрительно кинул Непот, повернулся и вышел. — Вы еще увидите меня! — крикнул он, сбегая по ступеням. — Я вернусь с моим зятем Помпеем! Кто знает? Может быть, к тому времени Римом будет править Катилина и все вы будете мертвы, как того заслуживаете, вы, грязножопые овцы!
Даже Катон молчал. Еще одна тога из его скудного запаса быстро пропитывалась кровью.
— Я еще нужен тебе, старший консул? — спокойно спросил Цезарь Силана. — Кажется, драка затихает и здесь уже больше нечего сказать, да?
Он холодно улыбнулся. Слишком много уже было сказано.
— Ты подозреваешься в инициировании общественного беспорядка, Цезарь, — чуть слышно проговорил Силан. — Пока действует senatus consultum ultimum, тебе запрещается участвовать в собраниях и заниматься всеми делами магистрата. — Консул перевел взгляд на Бибула. — Я советую тебе, Марк Бибул, начать готовить иск по обвинению этого человека de vi сегодня.
Цезарь рассмеялся.
— Силан, Силан, подумай! Как может эта Блоха обвинять меня в его же собственном суде? Ему придется заставить Катона сделать за него всю грязную работу. И знаешь что, Катон? — тихо обратился к нему Цезарь, гладя в серые глаза, с ненавистью смотревшие на него между складок тоги. — У тебя нет ни одного шанса. В моем таране больше мозгов, чем во всей твоей крепости!
Он оттянул ворот туники и наклонил голову, обращаясь к тому, что находилось под туникой.
— Не так ли, мой таран? — Цезарь поднял голову и нежно улыбнулся присутствующим. — Он говорит, что именно так. Почтенные отцы, доброго дня вам!
— Это было потрясающе, Цезарь! — воскликнул Публий Клодий, который подслушивал снаружи. — Я и не знал, что ты можешь так рассердиться!
— Подожди, Клодий, когда в следующем году ты войдешь в Сенат, ты еще не то увидишь. С Катоном и Бибулом я уже никогда не смогу держать себя в руках. — Он стоял на платформе среди поломанных стульев из слоновой кости и смотрел на Форум, теперь почти пустой. — Гляжу, все негодяи уже разошлись по домам.
— Как только появились солдаты гарнизона, их энтузиазм начал улетучиваться. — Клодий спускался с боковой лестницы со стороны конной статуи Кастора. — Я обнаружил кое-что. Их нанял Бибул. Он — любитель таких гнусностей.
— Эта новость меня не удивляет.
— Он организовал это, чтобы скомпрометировать тебя и Непота. Когда ты явишься в суд Бибула за инициирование общественного беспорядка, сам увидишь, — сказал Клодий, махнув рукой Марку Антонию и Фульвии, которые сидели рядом на нижнем ярусе подиума Гая Мария. Фульвия промокала своим носовым платком кровь на костяшках пальцев правой руки Антония.
— Это было потрясающе, правда? — спросил Антоний. Один глаз у него так заплыл, что он ничего им не видел.
— Нет, Антоний, это не было потрясающе! — с горечью ответил Цезарь.
— Бибул собирается обвинить Цезаря по закону lex Plautia de vi в своем суде, — сообщил Клодий. — Цезаря и Непота винят во всем случившемся. — Он ухмыльнулся. — Ничего удивительного, коль скоро фасции у Силана. Не думаю, что ты очень популярен в той части города, если учесть все обстоятельства.
И он стал напевать хорошо известные куплеты о муже-рогоносце с разбитым сердцем.
— Все вы идете ко мне домой! — засмеялся Цезарь, хлопнув по окровавленным рукам Антония и Фульвии. — Вам нельзя здесь сидеть, как уличным ворам, иначе вас заберут солдаты гарнизона. К тому же теперь те герои, что находятся внутри храма Кастора, в любой момент могут высунуть свои носы, чтобы разнюхать обстановку. Меня уже обвинили в том, что я якшаюсь с хулиганами, но если они увидят меня с тобой, они немедленно пошлют меня паковать вещи. Поскольку я не шурин Помпея, то вынужден буду присоединиться к Катилине.
И конечно, за время короткого пути к резиденции великого понтифика — буквально за считанные минуты! — к Цезарю вернулось спокойствие. К тому времени как он проводил своих беспутных гостей в ту часть Общественного дома, которую Фульвия знала не так хорошо, как верхние апартаменты Помпеи, он уже понял, как справиться с этим бедствием и расстроить все планы Бибула.
На рассвете следующего дня новый городской претор занял место на трибунале. Шестеро ликторов (которые уже считали его лучшим и самым благородным из магистратов) стояли с одной стороны трибунала, с фасциями, воткнутыми в землю, как пики. Его стол и курульное кресло были поставлены так, как ему нравилось, и небольшой штат писцов и посыльных ожидал указаний. Поскольку городской претор обязан был предварительно рассматривать заявления о криминале, несколько тяжущихся и адвокатов уже толпились у трибунала. Как только Цезарь дал понять, что готов приступить к работе, все ринулись к нему, и притом каждый старался быть первым. Рим — это не то место, где люди чинно выстраиваются в очередь, согласные терпеливо ждать, когда настанет их черед. Цезарь не пытался установить порядок. Он обратил внимание на самый громкий голос в толпе, кивком подозвал его и приготовился слушать.
Не успел тот сказать и нескольких слов, как появились консульские ликторы — с фасциями, но без консула.
— Гай Юлий Цезарь, — обратился к нему старший ликтор Силана, пока остальные одиннадцать оттесняли небольшую толпу подальше от трибунала, — в соответствии с действующим senatus consultum ultimum ты дисквалифицирован. Пожалуйста, немедленно прекрати заниматься преторскими делами.
— Что ты хочешь этим сказать? — удивился адвокат, который как раз собирался подать иск Цезарю. То был не знаменитый юрист, а просто один из сотен подобных ему, слонявшихся по Нижнему Форуму, предлагая свои услуги. — Мне нужен городской претор!
— Старший консул поручил Квинту Туллию Цицерону взять обязанности городского претора на себя, — объяснил ликтор, которому не понравилось, что его прервали.
— Но я не хочу Квинта Цицерона, я хочу Гая Цезаря! Он — городской претор. Он ничего не боится, не затягивает дело, как это делают большинство преторов в Риме! Я хочу, чтобы мое дело было рассмотрено сегодня утром, а не в следующем месяце или в следующем году!
Вокруг трибунала постепенно скапливалась толпа, завсегдатаев Форума привлекло внезапное появление стольких ликторов и громкие протесты адвоката.
Цезарь молча поднялся с кресла, знаком приказал своему слуге сложить его и забрать, повернулся к своим шестерым ликторам. Улыбаясь, он подошел к каждому из них по очереди и каждому в правую ладонь опустил горсть денариев.
— Возьмите ваши фасции, друзья, и снесите их в храм Венеры Либитины. Положите их туда, где им следует лежать в тех случаях, когда человека, перед которым их должны нести, лишают должности — в силу его смерти или дисквалификации. Жаль, что так мало нам было суждено быть вместе. Благодарю вас от всего сердца за ваше доброе ко мне отношение.
От ликторов он прошел к писцам и посыльным, дав каждому деньги и выразив свою благодарность.
После этого он снял с левого плеча складки своей toga praetexta с пурпурной полосой и аккуратно свернул ее, проследив, чтобы ни один ее уголок не коснулся земли. Он умело справился с этим. Слуга, державший кресло, получил сверток, и Цезарь кивком отпустил его домой.
— Прошу прощения, — обратился он затем к растущей толпе, — кажется, мне не позволяют выполнять обязанности, ради выполнения которых вы меня и выбрали.
И — как удар ножа:
— Вы должны согласиться на моего заместителя, Квинта Цицерона.
Прятавшийся на некотором расстоянии со своими собственными ликторами Квинт Цицерон чуть не задохнулся от возмущения.
— Что все это значит? — крикнул Публий Клодий из задних рядов толпы и стал пробираться вперед, когда Цезарь приготовился покинуть трибунал.
— Я дисквалифицирован, Публий Клодий.
— За что?
— Меня подозревают в инициировании общественного беспорядка во время собрания народа, которое я созвал.
