— Чушь! — рявкнул Катон. — Он поправится!
— Конечно, на этот раз он поправится. Но он умирает, — упрямо продолжал Цицерон. — Недавно он сказал мне, что Цезарь перетирает его жизненную нить, как жесткая веревка тонкую ниточку.
— Тогда мы тем более должны отделаться от Цезаря! — крикнул Агенобарб. — Чем выше он поднимается, тем невыносимее становится.
— Чем выше он поднимается, тем дольше он будет падать, — отозвался Катон. — Ибо пока мы с ним оба живы, я буду нажимать на свой рычаг, чтобы ускорить его падение, и в этом я клянусь всеми нашими богами.
Не обращая внимания на столь огромную недоброжелательность, Цезарь отправился домой на торжественный обед. Лициния ушла в отставку, и теперь старшей весталкой стала Фабия. Передача полномочий была отмечена соответствующими церемониями и официальным пиршеством для всех коллег-жрецов. В этот первый день Нового года великий понтифик устраивал обед намного скромнее. Присутствовали только пять весталок, Аврелия, Юлия и сводная сестра Фабии, жена Цицерона Теренция. Цицерон тоже был приглашен, но он отклонил приглашение. Отклонила приглашение и Помпея Сулла. Как и Цицерон, она сослалась на то, что уже приглашена в другое место. Праздновал «Клуб Клодия». Однако Цезарь прекрасно знал, что Помпея вовсе не рискует своим добрым именем. Поликсена и Кардикса прилипли к ней крепче, чем репей к волу.
«Мой маленький гарем», — весело подумал Цезарь, но мысленно дрогнул, когда его взгляд остановился на кислом, отталкивающем лице Теренции. Думать о Теренции в этом смысле — невозможно. Ни наяву, ни даже в воображении!
Прошло много времени, и весталки перестали быть застенчивыми. Особенно это относилось к двум девочкам, Квинтилии и Юнии, которые откровенно боготворили великого понтифика. Цезарь поддразнивал их, смеялся, шутил с ними. Он держался с ними очень просто и, казалось, отлично понимал, что творится в их девичьих головках. Даже две угрюмые весталки, Попиллия и Аррунция, теперь знали, что с Гаем Цезарем, занимающим вторую половину Общественного дома, не будет никаких судебных преследований и обвинений в непристойном поведении.
«Поразительно, — думала Теренция, — что человек с такой шокирующей репутацией волокиты столь искусно справляется с выводком очень уязвимых женщин! С одной стороны, он общительный, даже ласковый, а с другой — не дает им ни малейшей надежды. Нет сомнения, всю оставшуюся жизнь они будут влюблены в него, но это не станет для них пыткой. Да, он не давал им абсолютно никакой надежды. Интересно, что даже Бибул не пустил ложного слуха о Цезаре и его выводке весталок. За сто лет еще не было великого понтифика, настолько соблюдавшего формальности, так преданного своему делу. Еще и года не прошло, как он занял эту должность, но уже завоевал себе в этом качестве безупречную репутацию. Включая и то, что касалось самой драгоценной собственности Рима, его освященных весталок».
Естественно, Теренция была чрезвычайно предана Цицерону. В связи с этим заговором Катилины никто не переживал за него больше, чем его жена. С той самой ночи пятого дня декабря она просыпалась, слушая его бормотание во сне, когда мужу снились кошмары. Тогда Цицерон все время повторял имя Цезаря — и всегда с болью и гневом.
Это Цезарь, и только Цезарь, лишил Цицерона триумфа. Это Цезарь раздул тлеющее возмущение народа. Метелл Непот — это гнус, вырастивший когти благодаря Цезарю. И все же Фабия держалась о Цезаре другого мнения, а Теренция была слишком разумной женщиной, чтобы не оценить справедливость сестры и достоверность ее сведений. Цицерон, конечно, намного лучше, намного достойнее. Горячий и искренний, он вносит энергию и безудержный энтузиазм во все, что делает, и никто не может оспорить его честность. Но, вздохнув, Теренция решила, что даже такой выдающийся ум, как ее муж, не в силах одержать верх над Цезарем. Почему все эти невероятно древние семьи до сих пор порождают людей, подобных Сулле или Цезарю? Они должны были бы уже выродиться столетия назад.
Теренция очнулась от своих мыслей, когда Цезарь приказал двум девочкам идти спать.
— Завтра вставать с воробьями, больше никаких праздников. — Он кивнул топтавшемуся на месте Евтиху. — Отведи их домой и обязательно передай с рук на руки слугам у дверей атрия Весты.
И они ушли, проворная Юния впереди ковылявшей Квинтилии. Аврелия смотрела им вслед, мысленно вздыхая: «Этого ребенка надо посадить на диету!» Но когда несколько месяцев назад она дала соответствующие инструкции, Цезарь рассердился и запретил всякие диеты.
— Оставь ее, мама. Ты — не Квинтилия, а Квинтилия — не ты. Если бедной девочке нравится есть, пусть кушает. Потому что она счастлива! Мужья их не ждут, и я хочу, чтобы ей продолжало нравиться быть весталкой.
— Она же погибнет от переедания!
— Что же делать! Я одобрю твое решение только тогда, когда Квинтилия сама надумает поголодать.
Что можно сделать с таким человеком? Аврелия закрыла рот и прекратила всякие разговоры на эту тему.
— Без сомнения, — сказала она, теперь немного едко, — ты собираешься на место Лицинии выбрать Минуцию.
Красивые брови Цезаря взлетели.
— Почему ты так думаешь?
— Ты, кажется, неравнодушен к жирным детям.
К желаемому эффекту это не привело. Цезарь рассмеялся.
— Я вообще неравнодушен к детям, мама. Высокие, низкие, тонкие, толстые — мне все равно. Однако, поскольку ты затронула эту тему, рад сообщить тебе, что положение с весталками улучшилось. Я получил пять предложений — очень приличные девочки, все хорошего происхождения и все с отличными придаными.
— Пять? — удивилась Аврелия. — Я думала, что будут только три.
— Можно нам узнать их имена? — спросила Фабия.
— А почему бы и нет? Выбор за мной, но я не вращаюсь в женском мире и определенно не претендую на знание ситуаций в семьях. Однако двух из них я серьезно не рассматриваю. Кстати, одна из них Минуция, — сказал Цезарь, с усмешкой глядя на мать.
— Тогда кто же заслужил твое внимание?
— Некая Октавия из той ветви, где Гней — первое имя.
— Тогда это внучка консула, который умер в крепости на Яникуле, когда Марий и Цинна осаждали Рим.
— Да. Есть у кого-нибудь еще информация?
Ни у кого. Цезарь назвал следующее имя — некая Постумия. Аврелия нахмурилась. Нахмурились и Фабия с Теренцией.
— А что с Постумией?
— Патрицианская семья, — сказала Теренция, — но, кажется, эта девочка из ветви Альбина, который был консулом лет сорок назад.
— Да.
— И ей восемь лет?
— Да.
— Тогда не бери ее. В этой семье крепко пьют. Там слишком много детей! И всем детям разрешают пить неразбавленное вино, как только их отнимают от груди. Не понимаю, о чем только думает мать. Эта девочка уже несколько раз напивалась до беспамятства.
— О боги!
— И кто же остается, папа? — улыбнулась Юлия.
— Корнелия Мерула, правнучка flamen Dialis Корнелия Мерулы, — торжественно объявил Цезарь.
Все осуждающе посмотрели на него. За всех ответила Юлия.
— Ты просто дразнил нас! — хихикнула она. — Я так и знала!
— О-о? — удивился Цезарь, улыбаясь одними губами.
— Зачем ты говорил нам о других, папа?
— Отлично, отлично! — обрадовалась Аврелия. — Прабабка все еще правит в этой семье, и все поколения воспитываются в религиозном духе. Корнелия Мерула с удовольствием придет к нам и украсит коллегию.
— Я тоже так думаю, мама, — сказал Цезарь.
Юлия встала.
— Благодарю тебя за гостеприимство, великий понтифик, — серьезно произнесла она, — и прошу твоего разрешения уйти.
— Ожидается Брут?
Юлия покраснела:
— Уже поздно, папа!
— Через пять дней Юлии исполнится четырнадцать лет, — сказала Аврелия, когда Юлия ушла.
— Жемчуг, — быстро отреагировал Цезарь. — В четырнадцать лет она уже может носить жемчуг, да, мама?
— Если жемчуг мелкий.
Цезарь поморщился.
— Он и не может быть крупным. — Вздохнув, он поднялся. — Дамы, благодарю вас за компанию. Расходиться не обязательно, но я должен идти. Есть работа.
— Так значит, Корнелия Мерула войдет в коллегию? — сказала Теренция, когда за Цезарем закрылась дверь.
В коридоре он прислонился к стене и беззвучно засмеялся. В каком тесном мире они живут! Хорошо это или плохо? По крайней мере, компания подобралась приятная, даже если мама становится немного грубоватой, а Теренция всегда была такой. Но хвала богам, ему не приходится собирать их слишком часто! Намного интереснее организовать громкий уход Метелла Непота с поста, чем заниматься болтовней с женщинами.
Созывая рано утром в четвертый день января Трибутное собрание, Цезарь не знал, что Бибул и Катон решили использовать это собрание, чтобы добиться худшего, чем падение Метелла Непота. Они задумали свалить самого Цезаря.
Когда он и его ликторы на рассвете прибыли на Форум, стало ясно, что колодец комиций не вместит всех. Цезарь немедленно пошел к храму Кастора и Поллукса и дал указания небольшой группе общественных слуг, находящихся поблизости на случай необходимости.
Многие считали, что храм Кастора — самый внушительный на Форуме. Он был перестроен меньше шестидесяти лет назад Метеллом Далматиком,
