Предстояло повидать Лабиена, но сначала он должен увидеть Сервилию, которая, наверное, уже ждет его в квартире. Женщины! Сегодня положительно день женщин — и по большей части женщин нехороших. Кроме Аврелии, конечно. Вот это женщина! Жаль, подумал Цезарь, поднимаясь по лестнице в свою квартиру, что другой такой нет.
Некоторое время любовники молчали. Сначала были умопомрачительные, длительные поцелуи, потом томные объятия на постели, сплетение обнаженных тел. Сервилия — такая восхитительная, такая умная, такая изобретательная в любви, она позволяла ему делать с собой все, что он хотел, и сама ничем себя не ограничивала. И он был таким идеальным, таким чувствительным и мощным, таким знающим. Абсолютно удовлетворенные друг другом, восхищенные тем, что близость вызывает у них не брезгливость, а удовольствие, Цезарь и Сервилия забывали обо всем, пока вода в хронометре не истекала несколько раз.
Он будет говорить не о Лабиене, а о Помпее, решил Цезарь. Поэтому когда они лежали, обнявшись, он сказал:
— Моя жена подобрала себе странную компанию.
Память о нескольких месяцах бешеной ревности еще жила в Сервилии, поэтому ей нравилось слышать из уст Цезаря любые слова, свидетельствующие о его недовольстве супругой. О-о, в первые же моменты их примирения после рождения Юнии Терции Сервилия поняла, что брак Цезаря — фикция. Тем не менее проклятая девчонка Помпея была восхитительна. Ни одна женщина возраста Сервилии не может сохранять полную уверенность в любовнике, когда соперница почти на двадцать лет моложе.
— Странная компания? — переспросила она, лаская его тело.
— Обе Клодии и Фульвия.
— Этого следовало ожидать, учитывая круги, в которых вращается братец Помпеи.
— Да, но сегодня этот зверинец пополнился новыми тварями!
— Кем?
— Семпронией Тудитаной и Паллой.
— О-о! — Сервилия села на постели, забыв о ласках. Она нахмурилась, подумала немного, потом проговорила: — В принципе, это не должно меня удивлять.
— И меня. Если вспомнить о том, кто друзья Публия Клодия.
— Нет, я не это имела в виду, Цезарь. Ты знаешь, конечно, что моя младшая сестра Сервилилла развелась с Друзом Нероном, изменив ему.
— Я слышал.
— А вот то, чего ты не знаешь: она собирается выйти замуж за Лукулла.
Цезарь тоже сел.
— Это значит поменять дубину на слабоумного! Он уже многие годы проводит всякие эксперименты с веществами, которые искажают реальность. По моему мнению, один из его вольноотпущенников занимается лишь тем, что готовит для него всякие снотворные снадобья и вещества, вводящие в транс: сироп из опийного мака, грибы, настои из листьев, ягод, корней.
— Сервилилла говорит, что ему приятно опьянение от вина, но не нравится похмелье. Очевидно, все эти вещества не вызывают такого болезненного ощущения. — Сервилия пожала плечами. — В любом случае, кажется, Сервилилла не жалуется. Она надеется бесконтрольно наслаждаться деньгами мужа — такого мужа, который не будет мешать ей жить по собственной воле.
— Он развелся с Клодиллой по причине прелюбодеяния и инцеста.
— В этом виноват Клодий.
— Ну что ж, я желаю твоей сестре счастья, — сказал Цезарь. — Лукулл все еще стоит на Марсовом поле, требуя триумфа, в котором Сенат продолжает ему отказывать. Поэтому, находясь со своим женихом, она не увидит Рима из-за высоких стен.
— Скоро он получит свой триумф, — уверенно сказала Сервилия. — Мои информаторы сообщают, что Помпей Магн не захочет делить Марсово поле со своим старым врагом, когда вернется домой с Востока, покрытый славой. — Она фыркнула. — О-о! Какой позер! Любой здравомыслящий человек понимает, что это Лукулл сделал за него всю тяжелую работу! Магну оставалось только снять урожай.
— Согласен. Но Лукулл меня мало интересует, — молвил Цезарь, беря в ладонь грудь Сервилии. — И не в твоем характере отклоняться от темы, любовь моя. Какое отношение это имеет к друзьям Помпеи?
— Они называют свою компанию «Клубом Клодия», — сказала Сервилия, выгибаясь от его прикосновения. — Сервилилла рассказала мне об этом все. Разумеется, Публий Клодий — глава этого клуба. Основная и, я думаю, единственная цель «Клуба Клодия» — шокировать наш мир. Вот как они развлекаются. Все они скучают от безделья, но работать не любят и имеют слишком много денег. Вино, проститутки, азартные игры. Скандалы — их единственная цель. Отсюда — беспутные женщины, такие, как Семпрония Тудитана и Палла, публичное заявление об инцесте и поощрение таких бесподобных образцов человеческой природы, как молодой Попликола. Мужчины клуба — это несколько очень молодых людей, которые еще плохо понимают жизнь, например Курион-младший и твой кузен Марк Антоний. Я слышала, одно из их любимых занятий — делать вид, что они любовники.
Цезарь фыркнул.
— Я готов поверить почти всему, что говорят о Марке Антонии, только не этому! Сколько ему сейчас? Девятнадцать или двадцать? Но он послужил причиной появления на свет множества незаконнорожденных детей во всех слоях римского общества. И преуспел в этом больше, чем кто-либо иной из известных мне мужчин.
— Согласна. Но населить Рим ублюдками — это почти не шокирует. Гомосексуальная связь, особенно между сыновьями столпов консерватизма, добавляет определенный шик к образу юных негодяев.
— Значит, вот к какой организации принадлежит моя жена! — вздохнул Цезарь. — Интересно, как мне ее вырвать оттуда?
Такая идея не нравилась Сервилии. Она быстро встала с постели.
— Не знаю, как ты сможешь это сделать, Цезарь, не провоцируя скандала, который так понравится «Клубу Клодия». Разве что разведешься с ней.
Но подобное предложение оскорбило его чувство справедливости. Он энергично замотал головой.
— Нет, я этого не сделаю без причины более веской, нежели простая дружба, которую она не может превратить в нечто худшее, потому что моя мать зорко следит за ней. Мне жаль бедняжку. У нее нет ни ума, ни здравого смысла.
Ванна манила его к себе (Цезарь сдался и поместил в квартире небольшую печь, чтобы была горячая вода). Сервилия решила не огорчаться по поводу Помпеи.
Тит Лабиен увидел Цезаря только на следующий день, когда пришел на его квартиру.
— Две задачи, — заговорил Цезарь, откидываясь в кресле.
Лабиен насторожился.
— Первая обеспечит тебе значительное одобрение со стороны всадников и очень понравится Магну.
— В чем она заключается?
— Узаконить возвращение к старому обычаю — избирать жрецов и авгуров в трибутных комициях.
— Естественно, включая выборы великого понтифика, — спокойно добавил Лабиен.
— Edepol, ты соображаешь!
— Я слышал, что Метелл Пий в любое время может стать кандидатом на государственное погребение.
— Именно так. И верно также и то, что я задумал стать великим понтификом. Однако сомневаюсь, что мои коллеги-жрецы хотят видеть меня во главе их коллегии. С другой стороны, выборщики могут с ними не согласиться. Так почему не дать выборщикам шанс самостоятельно решить, кто будет следующим великим понтификом?
— Действительно! Почему бы не дать?
Лабиен пристально посмотрел на Цезаря. Многое в этом человеке ему нравилось, но несерьезность, которая прорывалась при малейшей провокации, была, по мнению Лабиена, важным недостатком. Никогда нельзя понять, шутит он или говорит серьезно. О-о, амбиции Цезаря безграничны, в этом нет сомнений, но, как и Цицерон, время от времени он демонстрирует, что его чувство юмора может проявиться в любую минуту. Однако в данный момент лицо Цезаря выглядело достаточно серьезным. Лабиен также знал, что у Цезаря огромные долги. Должность великого понтифика повысит доверие к нему со стороны ростовщиков.
— Я думаю, что ты хочешь как можно скорее провести новый lex Labiena de sacerdotiis.
— Да, хочу. Если Метелл Пий умрет до изменения закона о выборах жрецов, народ может решить не менять его. Мы должны торопиться, Лабиен.
— Ампий будет рад помочь. Думаю, что и вся коллегия трибуната. Новый закон находится в абсолютном соответствии с mos maiorum, а это большое преимущество. — Темные глаза сверкнули. — Что еще у тебя на уме?
Цезарь нахмурился.
— Ничего потрясающего, к сожалению. Если бы Магн вернулся домой, было бы проще. Единственное, что, я думаю, расшевелит Сенат, — это предложить законопроект, восстанавливающий права сыновей и внуков граждан, проскрибированных Суллой. Конечно, законом это не станет, но дебаты получатся шумные и многолюдные.
Идея явно нравилась Лабиену. Он широко улыбнулся, вставая.
— Превосходно, Цезарь. Это шанс потянуть Цицерона за его бойкий хвост!
— В анатомии Цицерона важен не хвост, — возразил Цезарь. — Язык — вот аппендикс, который надо удалить. Предупреждаю, он сделает из тебя фарш. Но если ты представишь оба законопроекта одновременно, ты отвлечешь внимание от того единственного, который действительно хочешь провести. И если ты хорошо подготовишься, то сможешь даже извлечь некоторый политический капитал из языка Цицерона.
Поросенок умер. Квинт Цецилий Метелл Пий, великий понтифик, преданный сын Метелла Свинки и преданный друг диктатора Суллы, скончался мирно, во сне, от болезни, которая не поддавалась диагнозу. Признанное светило медицины в Риме, врач Суллы Луций Тукций попросил разрешения у приемного сына Поросенка сделать вскрытие. Но приемный сын не был ни умным, ни разумным — в отличие от своего отца. Кровный сын Сципиона Назики и старшей из двух
