скороходами, которые в свою очередь борются за независимость от деспотичного имбицила!
– Помоги! – пискнул Дрюпин. – Они меня сейчас расшибут!
Сапоги неожиданно дернулись особенно мощно, и Дрюпина снова подбросило. Он быстро перевернулся в воздухе и врубился своими суперножами в потолочное перекрытие. Сапоги отключились.
Дрюпин повис вниз головой.
– Отлично, – сказал я. – Дрюпинг, я явился к тебе, чтобы серьезно поговорить. Ты один?
– Нет! С хором кавалеристов!
– Я так и думал. Вот что я хочу тебе сказать…
– Сними меня, – угрюмо попросил Дрюпин.
– Тебя как, в профиль или анфас снять?
– Сними меня с потолка!
– Давай сначала поговорим…
– Я ни о чем не буду говорить в подвешенном состоянии! – Дрюпин рванулся, из карманов на пол посыпались гайки, отвертки, мелкий технический инструментарий.
Даже ватерпас.
– Напротив, Дрюпин, в таком состоянии только и следует говорить. Кровь приливает к мозгу…
– Заткнись и сними меня быстренько!
Я поднял с пола надфиль и стал аккуратно подтачивать ногти. Дрюпин злобно молчал.
– Дрюпин, я рассказывал тебе про то, как меня воспитали собаки динго? – спросил я через минуту. – Они воспитали меня в условиях сурового дарвинизма, в обстановке тотальной безжалостности…
Дрюпин злобно в меня плюнул, что глубоко меня оскорбило. Я взял кусок проволоки, взял тренировочную резинку, за три минуты изготовил рогатку и принялся расстреливать технического гения мелкими болтиками.
Дрюпин ойкал, но был стоек минут пять, не меньше. После того, как я в седьмой раз попал ему в ухо, Дрюпин согласился со мной беседовать.
– Чего ты хотел? – спросил он.
– Зачем мы здесь, Дрюпин?
– Тупой вопрос.
– Наоборот. Нас учат стрелять, сражаться, даже с акулами учат драться. Зачем все это надо?
Дрюпин задумался.
– Ну, чего тут удивительного? – Дрюпин попытался отстегнуть себя от ботинок. – Количество горячих точек растет, спецназовцев требуется все больше и больше, суворовские училища не справляются с нагрузкой…
– Но нас тут всего трое, – возразил я. – Кому нужно так мало спецназовцев?
– А может, таких баз по всей стране полно? Может, они в каждой области есть? Мы же не знаем.
– Не. Нет таких баз. Несколько таких баз не потянул бы даже Ван Холл. Я думаю, что все дело в той установке, что монтируют в пятом блоке… И та ночная стрельба…
Сапоги неожиданно ожили, Дрюпин принялся извиваться. Сапоги дрыгались, вспарывая потолок. С пола это выглядело довольно комично, было похоже, будто Дрюпин исполняет на потолке странный паралитический танец.
Я огляделся в поисках камеры (запечатлеть чтобы), однако камеру найти не успел, поскольку Дрюпин обрушился вниз. На собственную кровать. Дрюпина кровать выдержала, дрюпинских сапог нет. Сапоги рассекли спинку и застряли в пружинах.
– Помоги же! – воззвал в очередной раз Дрюпин.
– Скажи «я баран».
– Ты баран! – рявкнул Дрюпин.
– Пойду я домой, – зевнул я. – Или лучше к Сирени. Почитаем вслух стихи советских поэтов…
– Ладно! – сломался Дрюпин. – Я баран!
Я вытащил из-за голенища собственный супербулат. Посоветовал:
– Не дергайся, гиперактивный, а то ноги отрежу, в баню будешь на руках ходить.
– Это не я дергаюсь, это они дергаются! – пожаловался Дрюпин.
Я шагнул к Дрюпину, медленно вращая кинжал между пальцами.
– Умоляю тебя, будь осторожен! – воззвал Дрюпин.
– Обязательно буду, – сказал я.
Потом я прыгнул на кровать и в духе воспитанной во мне уже неоднократно упоминавшейся тотальной безжалостности и естественного отбора подрезал сапогам топливопроводы.
Сначала на правом, затем на левом.
Сапоги замерли.
Дрюпин выбрался из пружин и сел, отряхивая с плеч синтетический гагачий пух.
– Я только что прикончил сапоги-скороходы, – вздохнул я. – Это нанесло мне душевную рану, между прочим.
– Сходи к Йодлю, и тебе быстро полегчает, – буркнул Дрюпин. – Он проведет душевное кондиционирование, вправит мозговые суставы, все как надо…
– Я уже ходил в этом месяце, – сказал я. – Мне сказали, что я шизофреник. Мне и раньше, между прочим, говорили…
– Тут все шизофреники. – Дрюпин разглядывал перерезанные топливопроводы. – Знаешь Клода из лаборатории С? С ним припадок на неделе сделался. Напал на своего приятеля с осциллографом, хотел убить, говорят… Сюда нешизофреников не берут.
– Почему?
– Потому что нормальные тут долго не выдерживают. А шизофреники ничего, терпят. Спрячь лучше нож, прирежешь меня еще. А я обещал своей матушке дожить до ста лет.
– Чего ты гонишь, Дрюпин, не было у тебя никогда никакой матушки. Это меня и беспокоит…
– Как это не было? – Дрюпин принялся расстегивать сапожные ремни. – А как же я тогда на свет появился?!
– Путем вульгарного клонирования.
– Ну хорошо, а кого клонировали-то? – Дрюпин сбросил сапог. – Кого-то же должны были клонировать?
– В твоем образовании пробелы, Дрюпин. Это оттого, что ты читаешь исключительно техническую литературу. Читай научпоп, Дрюпин.
– Зачем? – Дрюпин скинул второй сапог.
– Почерпнешь из него множество полезных сведений.
– Каких, например?
Дрюпин заглядывал в глубину своего сапога, будто собирался отыскать в нем, по крайней мере, смысл жизни.
– Разных. Вот ты, Дрюпин, например, знаешь, что геном человека и геном свиньи практически идентичен? Удали из генома человека несколько десятков хромосом – и получится свинья. Добавь к геному свиньи те же хромосомы – и получится человек разумный.
– Ты на что это намекаешь? – подозрительно спросил Дрюпин.
– Клонирование – неизведанная область, – сказал я. – Наука идет в ней медленно, почти что на ощупь. Иногда ученые путаются. Хотят, чтобы родилась цапля, а получается пакля. В таком разрезе.
Дрюпин начал краснеть от злобы. Он вообще часто краснел, это свойство всех лиц, близких к гениальности, – голова снабжается кровью лучше, чем у остальных индивидуумов, отсюда краснота. Шишки опять же на голове.
– Ну, хорошо. – Я спрятал нож за голенище. – Оставим наш научный диспут. Бог с ним, с клонированием…
– Действительно, – согласился Дрюпин. – Оставим клонирование. К тому же я отчетливо помню, как кто-то держал меня маленького на руках.
– Может, дефектолог…
– Не дефектолог, – посуровел Дрюпин. – И закроем эту тему, меня сейчас другое интересует.
