— Как у «Пирелли»? — выскочил директор.
— Не знаю, как там у Пирелли-шмирелли, но таких, чтоб их сразу купить захотелось!
Через два часа бесплодной болтовни и жизнерадостных директорских уверений в том, что они сделают все так хорошо, что просто пальчики оближешь, Данилов наконец-то смог уединиться в своем закутке. Позвонил на ресепшн, заказал себе еще кофе. Рецепционистка-секретарша принесла, игриво улыбнулась художнику, но, не дождавшись даже «спасибо», надула губки и упорхнула к себе.
Перед внутренним взором Данилова парила фигурка незнакомки, двигались ее руки, пылали ее глаза. Губы до сих пор помнили вкус ее поцелуя. Данилов со вздохом включил компьютер. Работать не хотелось. Он достал из стола бумагу, взял карандаш. Посмотрел бессмысленно в окно. Рука его сама стала набрасывать абрис незнакомки. Изгиб ее руки. Она в танце. Крупно: ее глаза.
Зашел Дима-«пират».
— А! — жизнерадостно закричал он, увидев рисунки. — Все бабы, все бабы! А «хохлушка» — прелесть! — «Пират» почмокал. — А куда ты делся? Мне пришлось ее на дачу в Малаховку тащить!.. Что, Гюльчатай свою искал? — Он заржал, кивнув на рисунки. — Ну и как, нашел?
Данилов молча покачал головой. «Пират» снисходительно похлопал его по плечу:
— Давай-давай, тренируйся!
Заглянул в даниловский закут и директор. Кивнув на рисунки, сухо спросил:
— Это что?
— Это?.. — Данилов покраснел. — Это эскизы к новому заказу.
— А ну дай глянуть. — Посмотрел, хмыкнул: — А что, может быть, и так… Но лучше давай-ка подумай о моделях. Кого пригласим, как и кто их будет снимать…
Директор ушел, но Данилов задумался совсем не о моделях и не о том, кто их станет фотографировать. «Кто она? И как мне ее искать? — мучительно размышлял Данилов. — Что я о ней знаю?.. Разрез глаз?.. Изгиб руки? Тембр голоса, сказавшего одну-единственную фразу? Вкус поцелуя — одного- единственного поцелуя?»
…Весь вечер после работы и половину ночи Данилов провел в клубе «****». Это была единственная зацепка, единственная ниточка. «Если она побывала там однажды, — думал он, — то знает сюда дорогу. И, значит, рано или поздно придет».
В тот вечер она не пришла.
А назавтра все повторилось. Он клевал носом на работе, поглощал в бесчисленных количествах кофе, который уставали таскать ему секретарши, через силу пытался работать, а к вечеру опять помчался в клуб.
И опять ее там не было.
Как не было ни послезавтра, ни два дня спустя, затем в клубе был выходной, и Данилов наконец отоспался. Он возлагал особые надежды на уик-энд, но ни в пятницу, ни в субботу, ни в воскресенье ее опять не было.
«Что ж я так тупо ее выслеживаю! — вдруг подумал он, бреясь утром в понедельник. (Зеркало в ванной отражало изможденный лик, горящие глаза, ввалившиеся щеки.) — Я же творческий человек! Отчего бы мне не применить детективные способности? Метод Эркюля Пуаро. Или, допустим, Ломброзо. Или учение доктора Фрейда?.. Не знаю, что уж там писал по поводу маскарадов венский ненормальный психоаналитик, но разве в карнавальном костюме не отражается личность хозяина? В том, что именно он хочет скрыть своим костюмом, а что подчеркнуть?.. Взять, к примеру, меня. Если вдуматься: почему я переоделся тогда не кем-то другим, а именно инопланетянином?.. А?.. Да потому, что, буду откровенен перед самим собой, считаю, что я совсем не такой, как прочие люди; я иной, инакий. Иначе мыслящий, иначе чувствующий — совершенно особенный! Вот она — правда. Вот почему ты выбрал именно этот костюм!.. А Дима — отчего он оделся пиратом? Да оттого, что он
Нет, ничего у него не вырисовывалось. Он вышел из ванной и в одном полотенце на бедрах прошелся по квартирке. Ничего не получалось. Ни тупо сидеть в исходной точке — клубе «****», ни придумывать на основании карнавального наряда незнакомки ее психологический портрет… Психологический портрет… Портрет…
И тут его осенило. Ведь он художник — значит, он должен написать ее! Написать!
…Все следующие десять дней Данилов посвятил тому, что работал над портретом незнакомки. Он рисовал ее такой, какой он ее помнил. Десять вечеров кряду после службы, а также все выходные он запирался дома, отключал телефон, питался сплошной пиццей — и работал, работал… Впервые за полтора последних года он пользовался не компьютером, а писал на холсте. Набрасывал эскизы… Он изображал ее такой, как запомнил: паранджа, прорезь для глаз, летящий изгиб руки… Наконец на одиннадцатые сутки он добился, чего хотел: девушка на портрете была неотличима от оригинала. Единственное, чего он боялся: что его память приукрасила ее.
Пока он самозабвенно работал, пошли и улеглись снега. У «жучка» сел аккумулятор. Данилов стал ездить на работу в метро. Оказалось, там ходит очень много девушек, и он напряженно всматривался в них. Дважды его сердце давало перебои: ему казалось, что это она. Он бежал следом, бесцеремонно хватал за руку, разворачивал, вглядывался… Разочарованно отступал, убегал, не извинившись…
Он попросил своего приятеля по училищу выставить портрет девушки на вернисаже у парка Горького. Продавцы на вернисаже жались под крышами деревянных павильончиков, пили много чая и водки. В павильоны задувала поземка. Покупателей было мало — в основном иностранцы. У них особым спросом пользовались матрешки и ушанки.
Знакомый посмеялся, но портрет незнакомки выставил. К изображению Данилов приложил объявление. Эту листовку он набрал на лазерном принтере в формате А2:
…
Прошло еще четыре недели. Заказчик-армянин отверг первый вариант макетов, предложенных Даниловым.
Алексей купил новый аккумулятор, поставил зимнюю резину и снова стал ездить на «жучке». Еще четырежды он побывал в клубе «****» и раза три посетил другие клубы. На объявление с портретом откликались только шутники (или шутницы — последние, звоня ему, возможно, имели в виду нечто большее, чем просто розыгрыш). «Пират» с сожалением наблюдал за Даниловым и пытался знакомить его с «безотказными (по его словам) телками». Данилову это было неинтересно до отвращения. Рецепционистки- секретарши наперебой говорили Данилову, как он осунулся и похудел.
Подходило католическое Рождество. Все ждали Нового года. Народ сметал в магазинах подарки.
