— Проверить не грех. — Его товарищ встал посреди дороги, картинно выставив старый заржавленный бердыш. Остальные пятеро были вооружены вилами и кольями.
Кучер натянул вожжи, карета остановилась. Кучер смотрел на вооруженных мужиков, мужики на кучера. Молчание затянулось.
— Ну, я поехал, что ли. — Кучер хотел стегнуть лошадей кнутом.
— Э, нет. — Двое с вилами присоединились к приятелю с бердышом. — Кто таков будешь? Кого везешь?
С треском распахнулась правая дверца кареты, на ступеньке возник военный с обнаженной шпагой в правой руке и с пистолетом в левой. Мужики опешили.
— Я полковник Роппо, — надменно сказал военный, — везу особо секретный груз — архив по делам республики.
— Республики! — важно повторил командир отряда.
— Архив! — сказал мужик с бердышом, испуганно и восхищенно одновременно.
— Пропустить бы надобно, — робко сказал один из крестьян и опустил вилы. Но тот, что с ружьем, засомневался.
— Досмотрим, тогда отпустим.
— Смотрите! — холодно бросил офицер и немного посторонился.
В тесном пространстве кареты один на другом стояли два высоких сундука. В углу на сиденье куталась в шаль и платок молодая женщина. В полумраке кареты разглядеть ее было трудно. Мужики молча сопели.
— Архив опечатан, открывать нельзя, — сухо сказал офицер.
— Оно понятно. — Мужики чесали затылки. — Секретное дело. Документы!
— А это кто? — мотнул головой в сторону пассажирки подозрительный командир с ружьем.
Женщина, гордо взмахнув головой, откинула платок. Красивые, жесткие, наглые глаза пыхнули темным огнем.
— Королевская дочка! — обалдело прошептал командир сельской охраны. — Точно она!
— Ва! — прошептали мужики.
— Прочь с дороги, канальи! — закричал Роппо, поднимая пистолет и пытаясь закрыть дверцу кареты. Мужики расступились.
Кучер стегнул лошадей. Те, захрипев и кося глазом на людей с вилами, неожиданно рванули в сторону. Правое заднее колесо кареты не выдержало и отвалилось. Из распахнувшейся дверцы резко накренившейся кареты выехал верхний сундук. Какое-то мгновение он висел в воздухе, а затем, миновав ловко увернувшегося щуплого полковника, с глухим стуком упал на землю и развалился. Золотые монеты брызнули и потекли тяжелым ручьем.
Сельские охранники не могли прийти в себя от изумления.
— Прочь! — заорал Роппо, кидаясь к золоту и размахивая шпагой.
— Вон они какие документы везут! — сказал один из мужиков. — Надо бы и второй ящичек глянуть.
— Прочь, негодяи! — вопил Роппо, стараясь занять выгодную позицию между разбитым сундуком и каретой. Мужики осторожно приближались. Их командир направил ружье прямо в грудь полковнику. Тот нехотя отбросил шпагу и пистолет. Двое мужиков ухватились за боковую ручку второго сундука и попытались его вытащить. Сундук не поддался.
— Тяжелый, черт, — пробормотал один, — а ну, братцы, подсобите.
Общими усилиями сундук извлекли, замок сбили. И оторопели. На груде золотых монет сверкали камни — белые, зеленые, красные, тускло блестели жемчужные ожерелья, фигурные кресты, золотые цепи, инкрустированные камушками корпуса брегетов.
— Что ж это вы, полковник? — немного придя в себя, насмешливо спросил командир сельчан. — Такие важные документы — и без охраны!
— Не твое дело, мерзавец! — прошипел Роппо.
В этот момент молодая женщина с воплями выскочила из кареты и, размахивая кулачками, набросилась на сельских охранников.
— Мое! — закричала она высоким голосом. — Мое это! Все до последней монеты. А вы... вы... подлый народ... Мужичье!
— Во дает! — удивленно закричал один из них, в то время как другой бесцеремонно оттолкнул взбесившуюся девицу, успевшую оцарапать третьего.
— Воровка! — закричал третий мужик и ударил бедную королевну по шее. Та остолбенела. Четвертый сорвал с ее шеи ожерелье с кулоном.
— Истинное дело, воровка! — согласился мужик с бердышом. — Нешто она это заработала?
— Молчать, быдло! — прохрипел Роппо.
Недолго думая мужик сунул кулак под глаз полковнику. Тот вскрикнул и закрыл лицо руками. В этот момент королевна подскочила ко второму сундуку и, порывшись, извлекла из-под камней небольшую изящную корону.
— А ну отзынь от золота! — заорал четвертый мужик.
— Сам отзынь! — спокойно и грубо сказала королевна и пошла на мужика, угрожающе выставив зубцы короны.
Мужик смущенно попятился.
— Моя это корона. Моя наследственная, — глухим голосом просипела молодая женщина. — Понял?
— А ну ее, ведьму! — пробормотал мужик и отступил еще на два шага.
— Да оставь ты ей побрякушку! — сказал его товарищ, взвешивая на руке цепочку с кулоном. — Но больше ни-ни.
— А что вообще делать с ними будем, командир? — спросил мужик с бердышом.
— Делать-то что? Да пущай идут на все четыре стороны, — миролюбиво сказал командир патруля. — Золотишко и прочее мы, конечно, здесь оставим. Пересчитаем, а там решим, как с ним быть. А кругляш этот зубчатый пущай берет. Может, и вправду наследство. Все же королевская дочка. Тоже уважение имеем. А вы, — он сверкнул глазами на полковника и молодую женщину, — валите, пока мы добрые. Неровен час под замком окажетесь.
Бросив на мужиков полный ненависти взгляд, полковник и его спутница удалились, держась друг за друга и спотыкаясь. Он с синяком под глазом, а она в разодранном платье и без своего ожерелья с кулоном, который один стоил столько, сколько стоит небольшая страна. Отойдя шагов на тридцать, она гордо, хотя и слегка набекрень, нахлобучила корону. Мужики смотрели им вслед, пока они не скрылись за ближайшим поворотом. Куда делся кучер, никто и не заметил.
В те же часы в городе Блиссе, в таверне, сидели Якоб Якоби, математик и врач.
— Знаете, что рассказывают?
— Что? — оживились оба собеседника и даже отодвинули тяжелые фаянсовые кружки, в которых пенилось золотистое пиво.
— Рассказывают, что желтоглазая саламандра и толстый неопрятный попугай каким-то образом оказались вместе. И это правда. Я понял это сегодня на рассвете. В момент бессонницы я их увидел так явственно. Со мной это бывает в последнее время. Сон так реален, протяни руку — и словно дотронешься. Они сидят по концам большой заплеванной, загаженной клетки и бранятся, бранятся...
«Это ты виноват!» — «Нет, это ты!» — «Я весь мир мог вот так держать ...в кулаке ...а ты, недоумок, вмешался...» — «Нет, это я весь мир мог вот так... одной левой ногой... небрежно... это ты, дубина, зачем-то полез...» — «Нет, ты!..»
До сей поры они мир не поделили.
— Никак не могу поверить, что с нами нет нашего сержанта, — сказал Галик.
Арик лишь тихо вздохнул. А Валик почему-то посмотрел на Сэнди.
Они все четверо сидели за сколоченным из простых досок столом в дальнем конце заглохшего сада
