позади Галикова дома и неспешно уплетали картошку с луком, которую приготовила тетушка Агнесса, мать Галика.
— Я знаю, почему он погиб, — внезапно сказала Сэнди.
Трое друзей удивленно уставились на девушку, а Валик даже поперхнулся горячей картошкой.
— Он отказался встать под отраженный луч малой Сферы. И во всех передрягах оказался без защиты.
— Неужели ты думаешь? — начал было Арик, но оборвал себя на полуслове.
— Очень похоже на правду, — задумчиво произнес Галик.
— Бедный наш сержант Подорога, — сказал Валик. — Как нам его не хватает!
Голубоглазая женщина Эльдина Корич ехала на простой пролетке по разбитой дороге, ехала в никуда. Она зябко куталась в скользкий, блестящий плащ. В ногах у нее стояла большая давно не чищенная клетка.
— Сфера? Да нет, правильно произносится — Сфира. Сфира? Или я путаю? Да нет, я помню, я знаю... Почему они называют меня Сфирой? Неужели я — Сфира? Или я опять не туда попала? Не на ту планету... Неужели я Ева? Ева? Первая женщина? Странно! Мне кажется, я читала о чем-то похожем в книге Иббур. Там утверждалось, что символ Евы — это желание. И что желание — это десятая Сфира. Из всех Сфирот, может быть, самая нежная. Мне это мнится? Что значит мнится? Неужели я схожу с ума? Медленно, тихо впадаю в помешательство...
Она держала на руках маленькую золотисто-зеленую саламандру, злобно стреляющую желтыми глазками, и кормила ее комарами, которых, отбросив полы скользкого плаща, шлепала на собственных голых коленках.
— А где наш толстый попугай? — спохватилась Эльдина, тревожно оглядываясь на грязную клетку с открытой дверцей. — Неужели улетел?
Валик и Сэнди сидели на высоком стогу сена посреди скошенного пожелтевшего поля. Поле было такое большое, что им казалось, что они одни в целом мире.
— Как странно, — говорила Сэнди, — вот уж не думала, что окажусь в северных лесах, в таком красивом поле...
— Да, — неопределенно протянул Валик, — я тоже не думал.
Ему совсем не хотелось разговаривать, ему хотелось обнять девушку, прижать ее к себе и поцеловать. Но он не мог решиться.
— Кто это? — спросила Сэнди, провожая взглядом большую темную птицу, которая, раскинув неподвижные крылья, скользила над полем.
— Стервятник, — охотно объяснил Валик. — Мышь высматривает или крота. А то и зайца.
— Зайца? — не то удивилась, не то испугалась Сэнди. — Жалко зайчика!
— Еще бы! — важно ответил Валик и наклонился, словно желал сказать что-то девушке на ухо. Но вместо этого неуклюже чмокнул ее в щеку.
— Ох! — тихо произнесла Сэнди, но не отстранилась.
А Валик, словно ненароком коснувшись своими губами губ девушки, почувствовал жар и озноб одновременно. Какой-то необыкновенный огонь внезапно пронизал его — от макушки до самых пяток. Осмелев, он взял девушку за руку. Она не отняла руки, но смотрела на далекий край поля, где полыхал оранжевым и красным осенний лес. Молчание затянулось.
— Сэнди, — Валик нашел в себе силы разжать губы, которые еще горели, так же как и щеки, — помнится, ты говорила, что в детстве тебя звали, как твоих сестер.
— Не совсем так, — поправила девушка, — мое имя было составлено из их имен.
— Как это? — не понял Валик.
— Очень просто. Старшую звали Анна, среднюю Мария...
— А тебя?
— Теперь могу сказать...
— Только теперь? — удивился Валик.
— Прежде я не могла.
— Но почему?
— Ты забыл. Я говорила. На моем имени лежало заклятие. Если бы я назвала его, то неисчислимые несчастья свалились бы на мою голову. Я могла даже погибнуть.
— Какой ужас! — искренне воскликнул Валик.
— Это правда, — тихо сказала девушка. — Жизнь моей семьи служила доказательством. Все было так печально. И я вынуждена была жить под чужими именами.
— А теперь?
— Цыганка сказала мне, что заклятие рассеется немедленно, как только меня поцелует парень. Сам поцелует, без моей просьбы.
— Неужели? — вскричал Валик и сделался пунцовым. — Сэнди, милая, я готов целовать тебя с утра до вечера и с осени до весны.
— Это не обязательно, — улыбнулась Сэнди.
— А с весны снова до осени, — распалился Валик. — И так всю жизнь!
— Какой ты милый, — сказала девушка.
— И не страшно тебе назвать теперь свое настоящее имя?
— Нет, — твердо сказала девушка. — Меня звали Марианна.
Они оба вздрогнули, схватившись за руки. Но небо не упало на них.
— Вот видишь, — сказала девушка и сжала руку парня.
— Какое красивое имя! — воскликнул Валик.
— Тебе нравится?
— Чудесное имя. У тебя не могло быть иного. Можно я буду звать тебя Марианной?
— Я уже так привыкла к Сэнди, — улыбнулась девушка.
— Честно говоря, я тоже, — признался Валик. — Ну, хотя бы иногда. А?
— Иногда — можно, — тихо сказала Марианна и ответно чмокнула Валика в щеку.
— А что вы здесь, в Блиссе, делаете, Якоб? — спросил математик, нажимая большим пальцем на рычажок узорной оловянной крышки и делая глоток прохладного пива.
— Жду попутного судна, — отвечал доктор волшебных наук.
— Корабль? — удивился врач. — И куда же вы намылились?
— Это секрет, — сказал Якоб Якоби. — Очень большой секрет. Такой большой! — Якоби вытаращил глаза и расправил плечи. — Его никому нельзя доверить. Честное слово! Но вам я скажу. От настоящих друзей секретов нет. Я отплываю навсегда. На остров Надежды.
— Куда, куда? — спросил математик.
— Куда? — подставил ухо врач.
— Такого места на земле нет, — тихо произнес Якоб Якоби. — Но там меня уже ждут.
— Вам пакет из самого Грома! — сказал деревенский письмоносец, снимая шапку и вытирая потную макушку. Письмоносец был хром, но ходил очень быстро, легко обслуживая десяток окрестных деревень.
— Пакет? — удивился Арик, протягивая руку.
— Что там? — встревожился Валик, глядя то на Арика, то на прыгающую спину удаляющегося почтальона.
— Сейчас посмотрим, — бормотал Арик, ломая сургучную печать.
