В кухне сильно воняло мусором. Она вспомнила то время, когда просыпалась от аромата яичницы с беконом, когда папа варил свежий кофе, когда все было нормальным. Однако уже больше года все было не так.
Рен вывалил на стол босые ноги. На столе чего только не было: рекламные буклеты, счета, грязные тарелки, почти пустая бутылка бурбона.
Пережевывая свой завтрак, Лесли просмотрела счета, требующие оплаты в первую очередь — за электроэнергию и воду. С облегчением она увидела, что папа заплатил вперед по ним обоим. Он делал так, когда ему особенно везло за карточным столом или когда (в редкие дни) был трезв: оплачивал счета сверх необходимого, чтобы потом не особенно об этом задумываться. Такая практика не распространялась на счета из бакалейного магазина и за кабельное ТВ, но обычно Лесли удавалось покрывать задолженности по ним.
К сожалению, не в этот раз. Она наконец-то решилась сделать татуировку. Уже какое-то время ей очень хотелось это сделать, но она чувствовала себя еще не готовой. А в последние несколько месяцев Лесли стала по-настоящему одержима этой идеей. Ждать ей больше не хотелось. Она слишком часто думала об этом — поставить на свое тело метку, словно снова провозгласить его своим. Сделать этот необходимый ей шаг, чтобы снова почувствовать себя целостной.
Теперь нужно только найти правильную картинку.
Она улыбнулась, надеясь, что улыбка сойдет за дружескую, и спросила у Рена:
— У тебя есть деньги заплатить за кабельное?
Он пожал плечами:
— Может быть. Что мне за это будет?
— Я не заключаю сделок. Просто хочу узнать, сможешь ли ты заплатить за кабельное в этом месяце.
Рен глубоко затянулся из трубки и выдохнул дым в лицо Лесли.
— Нет, если ты по-прежнему будешь такой сукой. Не можешь себе время от времени находить спонсоров — значит, будешь милой с моими приятелями. — Он снова пожал плечами. — И у тебя будут деньги за все платить.
— Знаешь что? Мне не нужно кабельное.
Лесли встала и выбросила счет в мусорное ведро, борясь с тошнотой, которую вызывала одна мысль о том, чтобы «быть милой» с его друзьями, и отчаянно желая, чтобы хоть кому-нибудь в этой семье было не наплевать на то, что с ней случится.
Если бы мама не ушла…
Но она это сделала. Взяла ссуду и бросила Лесли на милость отца и брата.
— Так будет лучше, малышка, — сказала она.
И ошиблась. Лесли не была уверена, что ей когда-нибудь захочется поговорить с матерью. Да это было и неважно. У нее не было ни ее адреса, ни номера телефона.
Лесли тряхнула головой. Такие мысли не изменят того, что есть. Она направилась к выходу, но когда проходила мимо Рена, он вскочил и сгреб ее в объятиях:
— Что? У тебя опять течка?
Он захохотал, радуясь своей тупой шутке и тому, что смог ее разозлить.
— Отвали, Рен. Забудь, что я…
— Я оплачу счета. Расслабься.
Он отпустил ее, и, как только руки его опустились, Лесли отошла подальше, надеясь, что запах травки не успел слишком впитаться в нее. Иногда она подозревала, что отец Майерс прекрасно осведомлен о том, как все изменилось в ее жизни, но ей все равно не хотелось идти в школу, источая специфические ароматы.
Лесли натянуто улыбнулась и пробормотала:
— Спасибо, Рен.
— Я обо всем позабочусь. А ты вспомни об этом, когда в следующий раз понадобишься мне. Ты отличная приманка, когда мне нужен кредит или отсрочка.
Она не ответила. Никакой ответ не смог бы ей помочь. Если она скажет нет, Рен превратится в настоящего говнюка, но соглашаться она точно не собиралась. Прекрасно зная, что вытворяют его дружки-наркоманы — точнее, что Рен позволял им вытворять, — Лесли не горела желанием когда-либо оказаться в их поле зрения.
Вместо того чтобы высказать ему все это, Лесли прошла к мусорному ведру и достала выброшенный счет.
— Спасибо, что позаботишься об этом, — сказала она и вручила счет Рену.
Сделает он это или нет, сейчас не имело значения. Она не могла и заплатить за кабельное, и сделать тату. Кроме того, она не смотрела телевизор так часто и много, чтобы жалеть, если кабельное отключат. По большей части она оплачивала счет только потому, что ей было бы неловко, если бы кто-то узнал о том, что ее семья не в состоянии платить по счетам. А еще потому, что у нее оставалась крохотная надежда: если поддерживать видимость нормальности, может, все когда-нибудь действительно станет нормальным. К тому же это давало ей возможность не сталкиваться с неизбежной жалостью и шепотом за спиной, которые последовали бы сразу после того, как народ узнал бы, как скатился ее отец после бегства мамы и как низко пал ее брат.
К следующей осени она уже будет в колледже — сбежит отсюда, сбежит от них. Сбегу, как мама. Иногда она спрашивала себя, сбежала ли ее мама от чего-то такого, чего не должна была знать Лесли. Если так и было, то в ее бегстве был хоть какой-то смысл, но в том, что она бросила Лесли, смысла не было. Неважно. Лесли уже послала заявление в колледж и даже получила стипендию. Вот что важно — разработать план действий и свалить отсюда. В следующем году она будет в безопасности: новый город — новая жизнь.
И, тем не менее, эти мысли не остановили волну страха, поднявшуюся в ней, когда Рен поднял бутылку бурбона в молчаливом салюте.
Не говоря больше ни слова, она схватила рюкзак.
— Свидимся позже, сестренка, — сказал Рен перед тем, как переключить свое внимание на новую бутылку.
Это вряд ли.
К тому времени, как Лесли подошла к лестнице, ведущей к дверям школы Бишопа О'Коннела, ей удалось засунуть свои страхи в ящик и задвинуть его поглубже. Ей становилось лучше, когда она видела предупреждающие знаки — напряженные импульсы, которые означали, что у Рена опять неприятности, что в доме чужаки. Когда знаков становилось слишком много, она работала сверхурочно. Она поставила замки на дверь своей спальни. Никогда не пила из открытых бутылок. Ее ангелы-хранители не могли исправить то, что было, но помогали избегать того, что могло случиться.
— Лесли! Подожди, — позвала Эйслинн откуда-то из-за ее спины.
Лесли остановилась подождать ее, придав лицу спокойное выражение. Впрочем, в этом не было нужды: недавно Эйслинн потерялась в каком-то своем мире. Еще несколько месяцев назад она гуляла со своим супер-секси Сетом. Они вроде как встречались, поэтому это не выглядело странным. А вот что действительно было странным, так это то, что у нее развивались довольно тесные отношения с другим парнем — Кинаном. И почему-то ни один из них ничего не имел против другого.
Парни, которые провожали Эйслинн в школу, стояли на другой стороне улицы, глядя на то, как она идет к Лесли. Кинан и Ниалл, его дядя, никогда не покидали своего поста. Они выглядели слишком серьезными и совершенно не обращали внимания на людей, которые глазели на них так, будто они были членами группы «Живые зомби». Лесли было интересно, играет ли Ниалл на каком-нибудь инструменте. И он был намного сексапильнее любого из «Зомби». Если бы он играл, да еще и пел… Хотя он и без этого имел бы успех только благодаря своей восхитительной наружности. Его окружала какая-та таинственная аура, а еще он был на пару лет старше Лесли и Эйслинн — может быть, студент второго курса какого-нибудь колледжа. В добавок к этой странной сексуальности и необъяснимой надежности, исходившей от него, он был одним из телохранителей Кинана, его дядей, но все же совсем молодым. Он выглядел как самый желанный подарок, которым Лесли была готова любоваться снова и снова.
Он улыбнулся и помахал рукой, и Лесли пришлось одернуть себя, чтобы не подойти к нему. Она всегда так себя чувствовала, когда он смотрел на нее. Какое-то не поддающееся логике побуждение бежать к нему, будто что-то крепко сжималось внутри нее, и ослабить это напряжение можно было, только подойдя к нему. Но Лесли не подходила. Она не собиралась строить из себя дурочку перед парнем, который даже не выказывал никакой заинтересованности в ней. Хотя, может, он и выразил бы свою симпатию. А пока что они общались исключительно под надзором Кинана и Эйслинн, да и то это всегда прерывалось внезапными и необъяснимыми извинениями Эйслинн за необходимость пойти куда-нибудь, где Ниалла рядом не было.
Эйслинн положила ладонь на руку Лесли и сказала:
— Пойдем.
И, как всегда это бывало, они пошли в другую от Ниалла сторону.
Лесли обратила свое внимание на Эйслинн.
— Ого! Рианна говорила, что ты дико загорела, но я не верила.
На обычно бледной коже Эйслинн теперь красовался потрясающий загар, будто она постоянно жила на пляже, — такой же загар, какой всегда был у Кинана. Хотя еще в пятницу ничего такого не было. Эйслинн прикусила губу — нервная привычка, которая означала, что ее загнали в угол.
— Это все зимние приколы — депрессняк, короче. Мне был просто необходим солнечный свет.
— Ясно, — Лесли безуспешно попыталась не выдать голосом своих сомнений.
Эйслинн совершенно не выглядела подавленной, да и причин для этого в последнее время у нее, похоже, не было. Наоборот, она выглядела так, будто на нее с неба свалилась куча денег и внимания. Несколько раз Лесли видела их с Кинаном на улице, и на шеях у них обоих покоились подходящие друг другу золотые ожерелья. Ее одежда, новые зимние пальто, личные шоферы и — чтобы не забыть — Сета это абсолютно устраивало. Депрессняк? Ага, как же.
— Ты прочла задание по литературе? — Спросила Эйслинн, толкнула дверь, и они смешались с толпой в холле.
— У нас был пикничок за городом, так что я не закончила. — Лесли драматично закатила глаза. — На Рене даже были все необходимые детали одежды.
Обе они продолжали разговор, избегая тем, которые не хотели затрагивать. Лесли легко давалась ложь, но Эйслинн, похоже, была настроена вести беседу только вокруг нейтральных тем. В итоге, бросив взгляд за плечо, будто там кто-то был, она снова неожиданно сменила тему:
— Ты по-прежнему работаешь у Верлэйна?
Лесли оглянулась — никого не было.
