земли. Удивлённый, бегу я к старшим и спрашиваю, что это значит? Верно, надвигается буря?

Мой отец прервал молчание и молвил:

— Это буря в Клястицах,[97] на Петербургской дороге; из дальних стран пришла она сюда, сея свинцовым градом; но напрасно стремится она на север: встретят её там сильные ветра и морозы.

На лицах у всех была заметна тревога. Испуганные женщины со слезами на глазах шептали молитвы, им думалось, что там каждый залп посылает на тот свет несколько десятков человек. Они дрожали, будто перед Страшным Судом, и вся эта бессонная ночь прошла в разговорах. Старики вспоминали минувшее, задумывались о будущем; какая-то надежда теплилась в их мыслях. Я ж на крыльях хотел бы лететь туда, чтоб увидеть тот театр войны и смелых воинов.

* * *

А вот неподалёку и те чудесные картины заросших гор и долин, в которых серебряные струи вод блестят на солнце словно зеркало. Оттон![98] ты теперь далеко в чужих краях. Вспоминаешь ли ты о красоте отчизны, являются ли тебе в грёзах наши прогулки, мечты, беседы? Тут, пленённые великолепием природы, в каждом уголке мы зрели богов древних римлян и греков; тут была наша Новая Аркадия. Возле тех ручьёв наяды украшали свои волосы водяными лилиями, на лугах танцевали нимфы, а в зарослях бродили козлоногие сатиры. О, счастливые фантазии цветущей юности, когда земля — рай, и повсюду чудеса. Образ Античной Греции и вся её древность возрождались в наших мечтах и беседах. Помнишь, та гора была Олимпом, пристанищем муз и Аполлона; тот украшенный цветами простор мы назвали Темпейской долиной; а там — Фермопилы, где в битве с огромным войском персов погиб с небольшой горсткой воинов царь Спарты Леонид. В этот уголок земли мы хотели перенести все чудеса земного шара.

Помнишь ли тот дивный закат солнца, который видели мы когда-то, навещая эти околицы? Как великолепен и восхитителен был вид неба! Полоса густых туч растянулась над горизонтом, их пламенеющие края горели рубиновым огнём; из облаков лился, подобно водопаду, алый солнечный свет, и, будто на образaх, золотые лучи, разделённые тенями, стремились ввысь. Нас пленила эта прекрасная картина, а тучи всё сгущались, и наконец свет исчез; огонь молнии пробежал по небу, и на западе прокатилось эхо грома. Пастух, посмотрев на небо, сказал: «Будет рябиновая ночь! [99]» — и заспешил со своим стадом к деревне. А мы укрылись от бури в доме, который славился добротой и радушием хозяина.

О, какой страх наводит такая рябиновая ночь на люд белорусский! В ту пору, когда в поле поспевает труд пахаря, она, как самый страшный враг, грозит уничтожить все его надежды. Земледелец встречает её, вознося очи к небу, с молитвой на устах под отзвуки церковных колоколов.

Тревожно в доме у нашего хозяина; кошек и собак выгоняют, ибо злой дух, согласно вере местных жителей, убегая от молний, обычно прячется в этих животных; бросают на угли освящённые травы и после каждой молнии с замиранием сердца повторяют молитвы.

Ночной сумрак, тучи затмили небо и землю; молнии, как огненные змеи, сновали одна за другой среди чёрных волн облаков. Раскаты грома сотрясали дом, дождь с градом бил в окна, вихри выли за стеною. Минула полночь, но о сне никто и не помышлял; вся семья, собравшись в круг, посылала небу молитвы. Алина стояла рядом с матерью, лицо у неё было белым, как лилия; с надеждой и душевным спокойствием, как ангел-утешитель, напоминала девушка родителям о воле и милосердии Божьем.

Оттон! Помнишь ли ту ночь? Ты в тот час не слышал ни воя ветра, ни раскатов грома — глаза твои и мысли заняты были одной Алиною; в душе стояла ясная погода, ибо сиянье очей Алины встречало твой взор и проникало в сердце. Эта ночь была для тебя светлой мечтою. Теперь, вдалеке от родимой земли, встречаешь ли ты ещё эти дивные очи в печальной думе либо во сне? Но, ах! время всё разрушает!

Несколько звёзд показалось на небе; ветер уносил остатки туч к лесам и горам; утренняя заря зарумянила небо. Взошло солнце; на некоторых домах стали видны сорванные крыши; на полях колосья, напитанные водою, полегли на землю; ручьи нанесли на луга песок со взгорков; высокие сосны и вязы лежали на земле, будто греческие герои после славной битвы при Фермопилах. Всюду страшные следы оставила буря.

* * *

Встречаю столетний дуб. Он выстоял, победил непогоду и вихри, рябиновые ночи не одолели старого богатыря! Ещё распустит зелёные ветви, приглашая пилигрима отдохнуть в своей прохладной тени. Он свидетель давнего прошлого, помнит прадедов. И правнуков наших в жаркое лето укроет от солнечного зноя.

В праздничные дни тут собираются селяне со всей околицы; я видывал их забавы; они выносят из домов столы, и старики, усевшись за водкой, говорят о минувшем житье, о соседях, о панах и о политой пoтом пашне, что скупо вознаграждает тяжкий труд. Дударь в тени дуба надувает кожаный мех; молодёжь пускается в ухаживания, кружится кольцо танцоров. Тут встретишь солдата, который, тронутый их гостеприимством, забудет о своей далёкой родине, захочет поплясать, выберет весёлым оком какую-нибудь красавицу, и в этот час он счастливейший из людей.

Недалеко от этих мест, над рекою Дриссой, стоит имение Краснополь,[100] окружённое со всех сторон лесом. Там есть места, где, говорят, жил когда-то, ещё в языческие времена, князь Бой.[101] Слыл он на Белой Руси могучим богатырём и властвовал надо всем людом из этих диких краёв на берегах Дриссы. Его любимой забавою было охотиться с луком и стрелами в борах, бить лосей и других диких зверей. Была у него пара верных гончих псов; одного из них звали Стаўры, другого — Гаўры. Были они необычайно сильные и смышлёные; самый страшный медведь при встрече с ними не мог устоять; его сразу же разрывали, словно борзые зайца. Если Бой на ловитве отделялся от своих товарищей и его окружали разбойники, то он разгонял и убивал их, выпуская своих могучих собак. Не раз, когда случалось ему заблудиться в далёких лесах, псы, идя впереди, выводили его на дорогу и провожали до самого дома.

Много раз эти псы спасали господина от опасности и были самой любимой забавой в его жизни. Потому приказал он своим подданным, чтоб почитали их, как самых важных среди тех, кто состоял при его особе. А когда от старости псы один за другим пали, то за заслуги были им назначены поминальные дни. Народ собирался на то место, где покоились их кости, приносил питьё и еду. Пир продолжался до поздней ночи. Остатки угощения и кости кидали в огонь, повторяя имена обоих гончих: «Стаўры! Гаўры!», и призывали их тени с того света.

И теперь ещё в народе в некоторых крестьянских домах этот праздник потаённо справляют раз в год, перед Зелёными святками.[102] Хозяин берёт понемногу от разных кушаний, наклоняется под стол и трижды повторяет:

— Стаўры, Гаўры, гам, прiхадзiце к нам!

Я слыхал, что иногда на зов являлись огромные чёрные псы и сразу же исчезали. Может, это кому-то почудилось, может, то проделки злых духов, а может, просто фантазия белорусского народа, которому всегда мерещатся чары и духи в разнообразных обличиях, и у каждого из них свои обязанности: духи водяные,[103] земные,[104] домовые,[105] хранители лесов[106] и кладов.[107]

Полоцк

Проезжаю боры и на широкой равнине вижу город Полоцк. Костёл св. Стефана[108] и собор св. Софии[109] на Замковой горе[110] стоят в тумане, и кажется, своими башнями достигают облаков; их исполинские здания высятся над городом и всеми окрестностями. При взгляде на эту картину в мыслях моих вновь ожили образы прошлого; к сердцу подступила грусть, и со слезами на глазах направился я навстречу этим высоким зданиям.

Погрузившись в печальные воспоминания, подхожу к городу. Сады Спаса[111] напоминают мне давние майские прогулки, театр среди густых лип под открытым небом; там впервые юношеское воображение под заботливым оком наставников училось познавать Творца этого мира, Его заботу о каждом создании, и восхищаться красотою неба и земли.

Недалеко от Полоты стоит каменный костёл св. Ксаверия;[112] тут же кладбище, где покоится прах благочестивых монахов иезуитского ордена, светской молодёжи и старцев, с которыми я когда-то был знаком, кому был товарищем и другом. Невыразимое чувство навеяла на меня эта картина, казалось, будто душа моя зрит их в образах ангелов, что грядут к небу. Усердно прочёл я молитвы и долго стоял в задумчивости, глядя на это святое место. Давние времена, давняя жизнь, давние обычаи и богослужения живо представали в моих воспоминаниях. О, счастливые! Они видели лучшие времена, спят в родной земле, а я? к каким приплыл я берегам, где найду покой после этого бурного странствия?

За Полотою, на широкой равнине солнечный свет, словно зеркало, отражает небольшое оконце воды, это Воловье озеро. Говорят, что когда-то оно было внутри самого города, и до установления христианской веры на его берегу стояли святилища Перуна и Бабы Яги,[113] но ныне от этой древности не осталось никаких следов.

На окраинах Полоцка тамошние жители о каждом уголке могут рассказать какое-нибудь историческое предание. На другой стороне Двины, за несколько вёрст отсюда, стоит маленький костёл св. Казимира.[114] На этом месте, как рассказывают, святой явился перед войском своих соотечественников и перевёл их через быстрые воды реки.[115] И до сего дня показывают в том месте, под Струнью,[116] песчаный подводный вал, где проходило войско.[117] Церковь Бориса и Глеба была будто бы построена чудесным образом самими святыми.[118] Над самой Двиной, на крутом берегу, в красивом месте стоит Экимань,[119] имение панов Беликовичей;[120] весь город Полоцк видно

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату