многих лет пользовалась его всемерной поддержкой. Вы были совершенно правы, предупреждая об интригах против меня. Теперь я вижу, как непрочна почва подо мной. Несколько месяцев тому назад не посмели бы ответить таким образом.
– Как, неужели вам не дали понять… – и полковник запнулся.
– Мне дали слишком многое понять. Правда, в самой обязательной форме, но ведь это нисколько не меняет дела. Столичным господам, как мне кажется, было бы очень приятно, если бы я удалился от дел. Там немало людей, которым я встал поперек дороги, и они приложат все усилия к тому, чтобы использовать выпад против меня. Но я пока еще не склонен очистить им место. Последние здешние события тоже дают повод к самым серьезным толкам. В столице не хотят согласиться с тем, что вмешательство войск было вызвано необходимостью. Мне стараются всячески дать понять мою ответственность, в частности за чрезмерное раздражение населения, и тому подобное. Я прямо ответил, что невозможно правильно судить издалека о положении вещей, что, находясь здесь, я лучше знаю, что должен делать, и буду впредь поступать так же, если снова вспыхнут беспорядки.
На лице полковника появилось прежнее принужденное выражение, исчезнувшее было во время их разговора. – Едва ли это возможно, – заметил он. – Правда, возмущение населения много сильнее, чем мы думали вначале, и я уже говорил вам ранее, что при подобных обстоятельствах желательно избегать военных мер.
– Дело не в том, что желательно, а в том, что необходимо, – ответил барон с резкостью, всегда служившей у него признаком сильного раздражения.
– В таком случае будем надеяться, что необходимость не повторится, – заметил Вильтен, – так как я, к сожалению… принужден… заявить, что мне придется отказать вам в содействии.
– Что это значит, господин полковник? Ведь вам известны мои полномочия? Могу вас уверить, что я еще пользуюсь всей полнотой власти.
– В этом я не сомневаюсь, но вот моя-то власть ограничена. В будущем я обязан следовать приказам собственного начальства.
– Вы получили такой контрприказ? – быстро спросил барон.
– Да… – помедлив, ответил полковник, – вчера.
– Могу я видеть его?
– К сожалению, он предназначается только для меня.
Равен отвернулся и подошел к окну; когда он снова обернулся к полковнику, лицо его было бледно.
– Значит, мне связывают руки. Если восстание повторится и полиция не сможет подавить его, я окажусь беспомощным, и город будет предоставлен на произвол судьбы.
Вильтен пожал плечами.
– Я – солдат, ваше превосходительство, и должен повиноваться.
– Конечно, вы должны повиноваться… вполне согласен.
Последовала весьма неприятная пауза. Полковник, по-видимому, подыскивал новую тему для разговора, но Равен предупредил его.
– Раз дело обстоит так, то наши дальнейшие переговоры относительно этого совершенно излишни, – с принужденным спокойствием сказал он. – Прошу вас, не извиняйтесь; отлично понимаю, что для вас лично это тоже очень тягостно, но вы не можете ничего изменить. Мне нужно еще поговорить с вами относительно частного дела. Вы предупреждены о том, что ваш сын обратится ко мне с некоторым предложением. Поручик Вильтен, правда, еще ничего не говорил мне, и в такое беспокойное время, пожалуй, понятно…
– Да, – перебил его полковник. – Я дал понять Альберту, что с его стороны было бы весьма неделикатно затруднять вас подобными вещами в то время, когда кругом такой водоворот. Он уступил моим доводам; к тому же он завтра должен уехать в служебную командировку в М. и, вероятно, пробудет там несколько недель. Правда, сперва я назначил в эту командировку другого офицера, но теперь не могу остаться без него, и моему сыну, как самому младшему из офицеров, легче всего заменить его. То, о чем я говорил, еще может подождать, по возвращении Альберта можно будет вернуться к этому вопросу.
– Напротив, я теперь же хочу навсегда покончить с ним, – сухо возразил барон. – Моя свояченица, баронесса Гардер, к сожалению, не в состоянии исполнить обещание, данное ею молодому барону. Она убедилась в том, что ее дочь не чувствует достаточной склонности к нему, чтобы решиться на этот брак, а ни она, ни я не желаем принуждать Габриэль.
– Мы никогда и не допустили бы этого! – воскликнул Вильтен. – Мне, конечно, тяжело отказаться от давно лелеемой надежды, и мой сын будет вне себя от огорчения. Но раз он не может надеяться на взаимность, то лучше вовремя отказаться от мысли получить ее. Я серьезно поговорю с ним об этом.
– Сделайте это, пожалуйста! – сказал Равен, от внимания которого не ускользнули ни поспешность возражения полковника, ни его облегченный вздох при этом отказе. – Я убежден, что вы встретите в нем покорного сына.
Он направился к дверям. Полковник вежливо проводил барона и у порога комнаты хотел по обыкновению пожать его руку, но Равен не подал ему своей и, холодно поклонившись, вышел из комнаты. На лестнице он на минуту приостановился и, бросив взгляд назад, вполголоса проговорил:
– Вот, значит, до чего дошло! Уже стараются порвать со мной всякие отношения… Интересные, должно быть, вести получены полковником…
Выйдя из подъезда дома, Равен уже садился в карету, ожидавшую его, когда заметил приближавшегося к нему полицмейстера.
– Я только что хотел идти к вам, ваше превосходительство, – сказал тот, приветливо здороваясь. – Я думал, что вы в замке.
– Я направляюсь туда, – ответил Равен, – поедем вместе.
Полицмейстер принял приглашение. Барон рассеянно слушал сообщения своего спутника, с затаенной злобой переживая первое унижение, выпавшее на его долю. До сих пор он пользовался неограниченной
