— Почему бы и нет? — вслух, так, чтобы слышали все, ответил — к удивлению майора — молчавший почти с самого момента высадки Зельц. — С удовольствием с вами пообщаюсь. Как вы верно заметили, умным… э… существам всегда есть о чем поговорить. А поскольку никаких сомнений относительно ваших выдающихся умственных способностей и вашей скорой победы у меня уже не осталось, мне хотелось бы получить перед смертью ответы на некоторые вопросы, касающиеся… — повернувшись к удивленному капитану Московенко ('Эк его понесло! Никак полку шизоидов этой милой станции прибыло!'), увидел, что Зельц подавал ему какие-то непонятные знаки: водил руками вокруг головы и указывал пальцами на свои руки и ноги. Видя непонимание со стороны майора, Зельц сделал страшные глаза и заелозил указательным пальцем правой руки по раскрытой ладони левой. Майор наконец понял, рванул из кармана блокнот и 'водостойкую' ручку и сунул капитану. Тот кивнул и, продолжая говорить об 'избранности арийской расы, косвенно подтвержденной исследованиями в области антропологии и евгенического учения…', что-то коротко черкнул на поданном листке. Стараясь не вдумываться в смысл, Московенко прочел: 'Если он — это мозг, ищите нервные волокна'. Поднял глаза на взмокшего от напряжения Зельца — тот, видимо не зная, понял ли майор его мысль, вытащил из ножен пехотный штык-нож и решительным движением скользнул по собственной пояснице, словно желая перерезать себе спинной мозг… мозг?! Майор понял, однако продолжал усиленно маскироваться, размышляя над тем, как он засадит плоский германский штык по самую рукоять в податливое тело разговорчивого капитана, столь мило беседующего с их заклятым врагом (подсознательно Московенко избрал совершенно верный принцип защиты — думать о том, что он видит, не углубляясь при этом в скрытый смысл происходящего: Зельц показывает ему штык — значит, надо думать о штыке, о том, как его использовать, — и ни о чем более).
Продолжая размышлять о несправедливости судьбы, проваленной операции, предательстве Зельца и гениальности обманувшего их биокомпьютера, он сделал Окуню знак 'следуй за мной' и, ничего не объясняя остальным (поднятая ладонь: 'оставаться на месте'), растворился в темноте…
8
К чести древнеперсидских воинов, нападать вероломно они не стали: сначала выслали парламентера — военачальника не слишком, видимо, высокого ранга. В сопровождении двух всадников он выехал вперед и, не доезжая до стены метров восемьдесят (генерал аж потом изошел, переживая, не заедет ли он ненароком на минное поле — демаскировать свою главную ловушку раньше времени он не собирался), прокричал что-то в сторону Города с вершины бархана. Не знающий ни одного из современных арабских языков, Музыкальный тут же проконсультировался с Монголом, который до перевода в отряд Московенко работал в 'азиатском' и 'арабском' отделах ГРУ (отсюда и необычное псевдо — внешне двухметровый здоровяк Мелов с его чисто славянской внешностью на жителя Юго-Восточной Азии никак не тянул). В ответ Монгол несколько секунд старательно морщил лоб, а затем беспомощно пробасил:
— Юр Сергеич, я ж классический фарси учил. А тут какой-то древнеарабский или древнеперсидский диалект. Отдельные слова вроде понимаю — что-то типа: 'сила, победитель, жизнь, вода' — а в целом… хрен его знает! Лучше б они какими-нибудь татаро-монголами были — у тех язык меньше изменился!
— А в целом — и так ясно! — буркнул генерал. — 'Нас много, мы сила, сдавайтесь на милость победителя, вам будет гарантирована жизнь и пища, и вода — ля-ля-ля и тому подобное'. Можно подумать, мы что-то иное ожидали услышать.
Не дождавшийся ответа парламентер извлек из ножен кривую саблю и отмахнул сверкающим лезвием в сторону Города — вероятно, это и означало собственно объявление войны. Развернув своего скакуна, он неторопливо, как и подобает в подобном случае, поехал назад, оба его то ли спутника, то ли охранника затрусили следом.
Генерал вздохнул и на удивление зычным голосом скомандовал:
— До моего приказа и подрыва мин — не стрелять! Боеприпасы попусту не жечь, бить только прицельно. За бруствер не высовываться, понапрасну не геройствовать. Все. Ждать приказа…
Ждать долго не пришлось — наступление началось почти сразу же после возвращения парламентера. Как и ожидал Юрий Сергеевич, 'кировцы' пошли в атаку одновременно по всему фронту и под защитой двух шеренг щитоносцев. Первая, не дойдя до городских стен метров сто с небольшим, остановилась и, вогнав в песок нижние, заостренные концы высоких — в полтора метра — щитов, укрылась за импровизированным стальным заслоном. То же самое сделала и вторая— с тем лишь отличием, что эти щиты в песок не втыкали, а держали на весу, возводя, таким образом, почти что трехметровую защитную стену. Для чего это делалось, Музыкальный также догадывался — третьим и четвертым эшелонами шли лучники. Верхний ряд щитов неожиданно опустился, и шеренга стрелков дала первый залп, пока они перезаряжали длинные, сильно изогнутые луки, залп дала вторая шеренга, затем — снова первая — ну и так далее… Всего залпов Юрий Сергеевич насчитал десять, пущенные стрелы, хотя и летели кучно, вреда никому не принесли, осыпавшись с сухим шорохом где-то на площади (если бы генерал в этот момент оглянулся, он не без удивления увидел бы, как попавшие в Город и не при-, надлежащие его времени стрелы, едва коснувшись брусчатки, исчезали, рассыпаясь мельчайшей древней пылью). Впрочем, вражеские стрелки отнюдь не зря ели свой солдатский хлеб — несколько десятков стрел не только пролетели опасно низко над наскоро возведенным бруствером либо сплющили об него свои наконечники, но и чиркнули по шлемам укрывающихся от обстрела людей. Это весьма не понравилось генералу: когда придется стрелять, хочешь не хочешь, а надо будет высовываться… Отстрелявшись, лучники разошлись в стороны, освобождая место всадникам и пешим пехотинцам.
— Сейчас щитоносцы организуют проходы и пропустят их, затем сомкнут строй и в дело снова вступят лучники… — прокомментировал происходящее Музыкальный, ни к кому в общем-то не обращаясь, и добавил с грустной улыбкой: — Мне всего двенадцать было, когда папа ту книжку подарил… Кто бы мог подумать, что через полвека я по ней воевать буду… И на фига я академию кончал? Вот как надо: почитал детскую историческую книжицу — и вперед. Эх, прощайте воспоминания детства — после этого боя, чувствую, мне вообще читать разонравится…
А в сотне метров от стены все происходило именно так, как и предсказал генерал: сквозь проходы в щитовом строе пронеслись, вздымая копытами песок, всадники, вслед за которыми бегом двинулась пехота — тяжелые латники. Расстояние между защитниками и нападавшими стало стремительно сокращаться — сто метров, девяносто, восемьдесят…
— Лего, смотри не рвани раньше времени! — на всякий случай напомнил Юрий Сергеевич. — Помни — сорок метров! И только по моему приказу.
Его рука приподнялась и застыла в воздухе, словно тот самый — знаменитый дамоклов меч, олицетворяющий для многих поколений живущих нависшую над их головами опасность…
… Семьдесят, шестьдесят, пятьдесят метров… Сорок пять метров, сорок метров… 'Что я делаю?! — полыхнуло в мозгу генерала. — Они же и так мертвы уже более двух тысяч лет! Сумасшедший дом…'
Рука рухнула вниз, отдавая ясный и недвусмысленный приказ, почти в ту же секунду палец его вдавил кнопку на небольшом дистанционном пульте. Посланный в коротковолновом диапазоне радиосигнал одновременно замкнул цепи во взрывателях всех десяти МОНов, направленных вогнутыми сторонами своих 'тарелок' в сторону атакующих людей. Пятьдесят метров пустыни взорвалось, поднявшись многометровой стеной огня, дыма и песка. А из зловещего облака рукотворной песчаной бури уже неслись навстречу обреченным людям тысячи убойных элементов, на огромной скорости прошивая хрупкие человеческие и лошадиные тела, насквозь пробивая любые доспехи и щиты, опрокидывая шеренги наступающих и изломанными тряпичными куклами впечатывая их во враз порозовевший песок… Генерал закрыл глаза — за свою долгую жизнь ему не раз приходилось как убивать самому, так и отдавать соответствующие приказы другим, однако он никогда не считал смерть достойным вящего созерцания зрелищем. Смерть, по его мнению, была не более чем естественным финалом жизни для одних и необходимым средством достижения определенной (хотя и не всегда праведной) цели — для других. Не более того. Но и не менее…
Расчет генерала оказался верен в полной мере: подрыв первой линии МВЗ оказал не только физическое, но и психологическое воздействие на атакующих — немногие уцелевшие из первого эшелона дружно повернули назад. Что было, впрочем, вполне объяснимо: ни с чем подобным никогда не сталкивались ранее даже видавшие виды ветераны — что уж говорить о десятках молодых ратников?! Волна нападавших откатилась, оставив на закопченном и окровавленном песке почти сотню своих товарищей' убиенных — с их точки зрения — явно не без вмешательства каких-то потусторонних и оттого еще более страшных сил… Музыкальный вздохнул и грустно произнес: — Вот так, товарищи моджахеды. Счет один — ноль в пользу, как всегда, грубой силы, — и, махнув рукой, добавил: — Отбой, ребята. Не высовывайтесь — сейчас они опять стрелять начнут. Так что сильно не расслабляйтесь… Первая атака была отбита…
9
Легко сказать — пойти и найти нечто в кромешной тьме, не зная, как оно выглядит, да еще и не думая при этом ни о чем… Задачка для гения… или, скорее, для идиота… Особенно учитывая размеры этой комнатушки, вполне сопоставимой по масштабам с каким-нибудь городским парком культуры и отдыха… Так где же все-таки оказались попавшие в хитроумную ловушку биокомпьютера люди?
Когда-то очень давно (а точнее, около миллиона лет назад), в те времена, когда станция еще не была полым изнутри мертвым шаром, влекомым по своей неизменной орбите остаточными инерционно-гравитационными силами, здесь находилась одна из сотен главных растительных оранжерей. Равномерно распределенные по всей станции, они являлись мощнейшими регенераторами атмосферы, плантациями необходимой гомоплазмоидам растительной пищи и источниками столь любимой ими биогенной Энергии Высшего Порядка, вырабатываемой исключительно на основе естественных процессов биологического распада и синтеза.
Так продолжалось в течение долгих-долгих лет… Затем был короткий бой с Хранителями, последний нанесенный ими удар — и бесконечные годы медленного умирания и запустения, пришедшие на смену славным временам лихих экспансий в мириады и мириады населенных низшими — по мнению гомоплазмоидов — существами миров…
Огромная искусственная планета, все еще таящая в себе смертельную опасность, вновь и вновь проходила предначертанный ей бесконечный путь вокруг Солнца, приближаясь к ненавистной ей планете и снова удаляясь от нее, и медленно умирала…
Растущие же в гигантских супероранжереях растения были, пожалуй, единственными живыми организмами, которых не коснулись — или почти не коснулись — произошедшие на станции изменения. Единственным, к чему им пришлось заново приспосабливаться, было практически полное отсутствие лежащего в основе процессов фотосинтеза света. Впрочем, и это не стало для них проблемой — нескольких сменившихся поколений хватило для закрепления в генах необходимых изменений: некогда зеленые от содержащегося хлорофилла листья приобрели бледно-серый цвет — и жизненный цикл начал развитие
