— Пусть уж лучше упрут, чем в форточку по пожарной лестнице, — прокомментировала научная женщина изрядной комплекции. На такую комплекцию никакой форточки не предусматривалось.
— А если и там замки поменяют?
— Где?
— Да на форточках.
— Тогда будет приказ «О безукоснительном незакрывании форточек».
На родном этаже Данила наткнулся на парня из соседней лаборатории. Тот стоял в луже перед дверью и с усердием плескал на замок кока-колу из большой двухлитровой бутыли. Данила хотел было как следует встряхануть парня, но заметил, что вместе с коричневой пузырящейся жидкостью на пол стекает, растворяясь, то, что в народе обрело название «молекулярный замок». «Нет, не совсем шизофреник», — заметил про себя Данила.
Парень вытряхнул последние капли на дверь и словно очнулся. Тяжело дыша рассматривал обнаружившую себя на месте замка сквозную дырищу, обширную, как инфаркт миокарда. Мокрыми от коки руками отер со лба испарину, узрел Данилу и выложил ему всё:
— Иду я, понимаешь, по коридору и вдруг — поле, понимаешь, ромашковая степь, а навстречу какой-то лохматый в джинсах, — парень запнулся, глядя на джинсы Данилы, — вот такие, только драные. И говорит, так ласково говорит — зачем ты, Игореша, алкогольные напитки на рабочее место проносишь. Я, понимаешь, ничего не понимаю, думаю, неужели вермут маманя по ошибке в сумку сунула, даже обрадовался, глядь — а там бутылка пшеничной. Вот. А он мне ласково так говорит — видишь, какая сушь стоит, ты бы полил грибочек, засыхает. Я глядь — вправду грибок, милый такой, зелененький. И давай поливать. Весь измучился, пока поливал — ведь водка же, жалко ведь.
Парень умолк окончательно, срелаксировал, осознал, что держит в руке бутыль из-под кока-колы. Данила ухмыльнулся, потрепал его по плечу, мол, держись, браток, и шагнул к своей двери. Замок на двери в отдельную лабораторию был всё еще обыкновенный.
Данила занялся делом — разложил образцы, мимоходом глотнул чаю со льда, когда зашел Тимофей. Внутриинститутские казусы сегодня его вообще не интересовали.
— Бардак! Да ну его всё нафиг, надоели. Вскрывай мыльницу, работать будем.
— За что я тебя, Тим, уважаю, так это за то, что табак ты всё же куришь настоящий. Где ты его достаешь такой?
— Ха! Места знать надо. Считай, бабушка из Гондураса.
— А я-то до сего дня полагал, что гаванские сигары потрошишь.
— Ты не томи, вскрывай ящик. Душа работы требует.
Данила открывал сейф с некоторым нехорошим интересом. Органокомпьютер тем не менее был на месте. Согласно предсказанному в записке. Данила сделал приглашающий жест и отошел к силовому щиту.
— Мерзавец! — раздался негодующий вопль Горкина. — Я ведь русским языком просил, чтоб никто без меня не ковырялся. Вот, царапина на корпусе, совсем свежая!
— Да? — отвлекся Данила от тумблеров.
А тумблера между тем не контачили: силовое электричество отключили. Тогда он спокойно достал вчерашнюю «Записку» и протянул Тимофею — читай. Тот рассеянно принял ее (как раз разворачивал на столе свою полевую лабораторию, священнодействовал) и прочитал. Не понял. Еще раз прочитал. Опять не понял. Посмотрел на компьютер и даже постукал по крышке. Отложил записку и продолжил подстыковывать разъемы.
— Ты что, не въехал? — поинтересовался Данила.
— Во что?
— Вчера в этом сейфе его не было.
— Да? А где он был?
— Надо полагать — у Гипоталамуса. Или вообще нигде.
— Подожди. Ты это серьезно?
— Вот именно, — подтвердил Данила и отправился на поиски фазы, потерянного силового электричества.
Вернулся он не скоро. Скоро было никак невозможно. Во-первых: эти разгоряченные ребята с авоськами полными фанты, пепси-колы, лимонада, тархуна, байкала, оранжада, с картонными пакетами разнообразных экзотических соков; промелькнула одинокая бутылка минералки. Народ экспериментировал. Оказалось: молекулярные замки охотно растворяются исключительно в безалкогольных напитках, но каждый замок алчет получить свое, так что не сразу и подберешь. Только три вчерашние лаборатории были обречены: произошло «стеклование замка». Эти замки уже не капали, не воняли, не зеленели, а были как изо льда, блестящие. От полива лишь дубели.
Во-вторых: наконец заработал термоядерный реактор. Это уже не было слухом. Были очевидцы, и не было силовой фазы — всё силовое электричество пожирал холодный термояд. «Он же выделять энергию обязан, а не поглощать», — предположил Данила. Собравшаяся в щитовой толпа электриков хором была с ним согласна. Согласна была исключительно матом, поскольку неоднократные, сопряженные с риском несовместимого с жизнью увечья, попытки обесточить проклятый реактор увенчались полным фиаско. Вероятно, проклятый реактор жрал энергию напрямую, высоковольтными разрядами, игнорируя жилы отключенных проводов. В реакторный зал можно войти только в гермокостюме наивысшей защиты… Словом, электрики травили байки, никто ничего толком не знал, а в подвал, где находился реакторный зал, никого не пускали секретники.
В-третьих: Данила повстречал Фрузиллу. Состоялся, естественно, краткий содержательный обмен мнениями. Решено было продолжить его вечером, у Фрузиллы. «Да, и этих своих гавриков приводи, чего там».
У себя Данила застал такую картину: Тимофей уже основательно наполнил дымом помещение, но останавливаться в этом деле, похоже, не собирался. Он сидел в недвусмысленной прострации, курил и пил ледяной чай. На столе громоздился хаос, из которого выпирали вольтметры, колбы, пара осциллографов с замершими на экранчиках зелеными змейками, генератор низкочастотных импульсов, генератор случайных чисел, компаратор напряжений и еще много чего. Органокомпьютер стоял рядом — верхняя крышка безжалостно откинута, потроха вывернуты наизнанку, а органопроцессор опутан паутиной разноцветных проводов. Компьютер Данилы тоже стоял рядом, для тестирования методом замыкания «компьютер на компьютер». Под столом валялись обрывки лакмусовой бумаги: по-видимому, Тимофей проверял кислотность среды своего органопроцессора.
— Понимаешь, я его включаю, а у него «снег» на дисплее. Как на телевизоре, понимаешь, — стал рассказывать Тимофей. — Беру твой дисплей — тоже «снег». Проверяю на твоем компьютере — нормальный дисплей. Я этого Андриевского с говном смешаю. Я еще вчера подумал — чего это он такой? В глаза не смотрит, Гипоталамус хренов. Убью. Да, так и подумал, — надвое рассеку, мечом, от плеча до жопы, — на ходу сочинял вчерашние впечатления Тимофей.
Данила помрачнел. «Вот тебе и в целости-сохранности. Кто такой этот Д.?Н.?» Он, наконец, глянул на дисплей и…
— Это по-твоему «снег»? — удивился Данила. — Иди сюда, друг любезный.
— А, нравится?
— Нет, это не тот снег, иди, говорю.
— Ну? «Снег» да «снег». Белый шум, шут его дери.
— Привет, — донеслось от дверей. Это пришел Никита.
— А, Ник, иди не мешкая сюда, освидетельствуй — снег это или не снег.
Никита убедительно вгляделся:
— «Снег».
— Видишь, Тим, какова картинка? Вроде видеоигры.
— Да иди ты!
Тимофей и Никита не замечали того, что видел на дисплее Данила. Так что же такое увидел Данила?
Это был снег. Зима. Снежный мир, мир снега. Посреди прямая как стрела трасса, слева темный,
